Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

И начал «заполнять»: вся история и царицынской эпопеи, и всей гражданской войны в целом пошла наперекосяк. Если отжать из всего написанного, точнее, наверное – из всего подписанного Ворошиловым, сироп славословий Сталину – останется мокрая горсть банальных слов.

Константин Симонов свидетельствует: «Помню, что приход Фрунзе на место Троцкого был встречен хорошо, помню, как были огорчены потом его смертью. Замена его Ворошиловым была воспринята с некоторым удивлением и недовольством – видимо, среди таких людей, как мой отчим, существовало мнение, что на опустевшее после смерти Фрунзе место наркомвоенмора следовало назначить более значительного и более военного, чем Ворошилов, человека».

Именно таким человеком был Тухачевский. Кадровый военный, окончивший не только кадетский корпус (тоже неплохо для формирования молодого человека), но одно из лучших в мире высших военных учебных заведений – Александровское училище. За первые полгода мировой войны – шесть орденов. Безоговорочно принял революцию, член партии с апреля 1918 года. В 25 лет командарм, затем командующий Южным Кавказским и Западными фронтами. Громил Колчака и Деникина, давил мятежи Муравьева и белочехов. Мог ли не испытывать по отношению к нему норкомвоенмор чувства собственной чисто профессиональной неполноценности?

Но не в ратных подвигах дело. Еще в 1922 году 29-летний командующий войсками Западного военного округа Тухачевский делегат XI съезда РКП(б) по поручению Фрунзе готовит доклад, в котором прямо говорит: в будущей армии роль конницы уменьшится, а роль авиации, бронетанковых войск и артиллерии возрастет. В 1928 году Тухачевский направил Сталину записку о необходимости решительного технического переоснащения армии. Крупнейший военный теоретик, в труде «Новые вопросы войны» еще в 1931-1932 годах (т.е. практически одновременно с началом работы Королева над ракетопланом) Тухачевский писал: «Осуществление бомбардировочных полетов в стратосфере будет означать громадный технический и военный переворот. Гигантская быстрота перелетов (например, Ленинград-Париж – два-три часа), вытекающая отсюда внезапность и, наконец, неуязвимость для зенитной артиллерии».

Мысль эта не оставляет его. Через три года он снова говорит: «Чем больше скорость самолета, тем он труднее уязвим со стороны зенитной артиллерии, тем он труднее уязвим со стороны истребителей противника. Поэтому эти показатели играют не меньшее, а иногда и большее значение, чем показатели количественного порядка».

Был ли у Королева более верный единомышленник? Мог ли не ликовать Сергей Павлович, читая слова Тухачевского, словно прямо ему адресованные: «Несмотря на то, что полеты в стратосфере находятся в стадии первоначальных опытов, не подлежит никакому сомнению, что решение этой проблемы не за горами...» Тухачевский писал о танках, радиосвязи и радиоуправляемых минах, о новых подводных лодках, новых методах обучения войск, новой организации работы тыла... Он был автором более ста научных работ.

Генерал-лейтенант Ф.И. Жаров, который хорошо знал Михаила Николаевича, поскольку в предвоенные годы был начальником вооружений ВВС, один из немногих чудом уцелевших людей из круга Тухачевского, написал в своих воспоминаниях: «Тухачевскому в развитии военной техники принадлежит такое место, на которое не может претендовать никто другой из наших военачальников».

В 1970 году один старый военный инженер, прошедший и ссылки, и фронт, сказал мне о Тухачевском:

– Поверьте мне, старику, это был военный гений...

И Клим Ворошилов со своей конницей...

Тухачевский несколько лет пытался объяснить своему непосредственному начальнику, что кавалерия не может быть главной силой в будущей войне. Безрезультатно. Недаром подхалимы придумали ему эпитет «железный». Он и впрямь отличался железным упрямством. Если Ворошилов бывал в благодушном настроении, что случалось не часто, он пытался сначала отшучиваться, ссылался на опыт Буденного, потом начинал злиться. Буденный был прост. Когда при нем выражали сомнение в непобедимости кавалерийских атак, он грозил пальцем и изрекал классическую фразу: «Погодите, лошадь еще свое слово скажет!..» Это уже какой-то фарс, оперетта, а Тухачевский не любил оперетту, он был человеком военным и осознавал свою ответственность и перед армией, и перед народом. С трибуны VII Всесоюзного съезда Советов он сказал:

– Мы привыкли за время гражданской войны к коннице, как к самому быстрому роду войск, а большинство привыкло и к пехотным действиям, и перестроиться на новый лад, уметь использовать подвижность авиации и наших механизированных войск, наших танков не так-то просто...

Правда, закончил он свой доклад здравицей, которая в устах военных ораторов становилась уже традиционной и от частого повторения тускло различаемой сознанием:

– ...Под железным руководством Клима Ворошилова, под знаменем коммунистической партии во главе с нашим великим Сталиным Красная Армия разгромит интервентов и обеспечит победу над врагами Октябрьской революции!

Рев восторга накрыл эти слова, сквозь бурю аплодисментов прорывалось резкое, как вопли кликуш: «Да здравствует великий Сталин!!» Кричавшие не знали, что больше половины сидящих в этом зале и есть те самые «враги революции», «победа» над которыми будет «обеспечена» через два года...

Эта дуэль «коня» Ворошилова и «мотора» Тухачевского тянется многие годы. За несколько недель до гибели, понимая, что Ворошилова и чаще всего соглашающегося с ним Сталина ему все равно не убедить и ничего, кроме гнева наркома это не вызовет, Тухачевский тем не менее публикует статью, в которой прямо говорит: «Нам пришлось столкнуться с теорией „особенной“ маневренности Красной Армии – теорией, основанной не на учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а на одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованных ростом могущества, культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооружений армий наших возможных противников из капиталистического лагеря».

Можно себе представить, как взбесила эта статья Ворошилова. В эти дни и была окончательно решена судьба красных генералов. Говорил ли Клим со Сталиным? Не мог не говорить.

Судьба Тухачевского решена.

Забегая вперед, хочется проследить за продолжением «конно-моторного» спора, чтобы лучше понять Ворошилова. Уже после разгрома Сталиным, им и Ежовым Красной Армии в 1938 году, когда уже не было ни одного военачальника, который бы посмел с ним спорить так, как Тухачевский, и, что того страшнее – кто мог бы с ним спорить на уровне Тухачевского, Ворошилов по-прежнему остается убежденным противником модернизации армии. В докладе «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского флота» в феврале 1938 года он утверждает:

– Конница во всех армиях мира переживает, вернее уже пережила кризис и во многих армиях почти что сошла на нет... Мы стоим на иной точке зрения... Мы убеждены, что наша доблестная конница еще не раз заставит о себе говорить, как о мощной и победоносной Красной кавалерии... Красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и может и будет решать большие задачи на всех боевых фронтах...

Еще через год на XVIII съезде партии Семен Буденный так объяснил отставание коневодства:

– Разумеется, эта отрасль пострадала, пожалуй, больше всех других отраслей нашего сельского хозяйства. Гнусные подонки человечества – троцкистско-бухаринские гады поработали в этой области весьма основательно...

В конце концов Сталин понял, что кавалерийская доктрина двух не расстрелянных его любимцев – самых бесталанных из маршальской пятерки, – полная чушь и начинает от нее отмежевываться. Все идет по хорошо продуманной им, выверенной схеме: свалить собственные грехи на других, убедить всех, что порочен не стиль его руководства, а глупые действия неумелых исполнителей гениальных замыслов. Так он «поправлял» неугомонных коллективизаторов, обвиняя их в «головокружении от успехов». Так он «исправлял» ошибки ретивых чекистов на январском Пленуме ЦК ВКП(б) 1938 года. Теперь пришла пора наставить заблудших военачальников. На заседании Главного военного совета 17 апреля 1939 года он уже говорит о том, что «культ традиций и опыта гражданской войны помешали... перестроиться на новый лад, перейти на рельсы современной войны». А в январе 1941 года на заседании того же совета буквально повторяет слова Тухачевского, сказанные Михаилом Николаевичем еще в 1922 году, приписывая себе мысли, за которые, в частности, их подлинный автор был казнен. «Современная война, – изрек тогда Сталин, – будет войной моторов: моторы на земле, моторы в воздухе, моторы на воде и под водой. В этих условиях победит тот, у кого будет больше моторов и больший запас мощностей...»