Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов

«Ух ты! — восхитился я. — Самое то». От невесты, в которую ткнет пальцем матушка, Федор еще может отказаться, но не выполнить, можно сказать, предсмертную волю батюшки он навряд ли отважится. А подтвердить таковую найдется кому. Старший Годунов действительно искал невесту в царствующих домах Европы, и целая куча дьяков Посольского приказа, не говоря про Власьева, в курсе.

Да что дьяки, когда я сам, помнится, сидя в Думной келье вместе с Борисом Федоровичем, помогал ему разбираться с этими невестами. Правда, уровень был куда ниже, в основном дочери немецких герцогов, маркграфов, пфальцграфов и прочее, а здесь пожалуйста — Габсбурги. Круче некуда. Скорее всего, они — католички, как и Марина, но ведь без предварительного согласия на принятие православия ни одна кандидатура вообще не будет рассматриваться. Получается, нынешнее вероисповедание будущей невесты — пустяки. А уж я прослежу, чтоб ее окрестили как положено.

Но бурную радость выдавать не стоило, поэтому я на всякий случай пренебрежительно поморщился и лениво осведомился, найдется ли сейчас в их семействе хоть кто-то относительно приличного возраста — чтоб и в куклы не играла, но и перестарком не считалась, то есть от четырнадцати до двадцати лет.

Лавицкий твердо заметил, что таковые имеются, и не одна. К примеру, дочери сестры короля Филиппа III Каталины Микаэлы, герцогини Савойской. Старшей, Маргарите, семнадцать, а Изабелле — пятнадцать. Кроме того, в самой Австрии есть два чудесных варианта: девятнадцатилетняя Анна и семнадцатилетняя Мария Магдалина. Первая — дочка эрцгерцога тирольского Фердинанда, а тот в свою очередь — сын императора Священной Римской империи Максимилиана II. Вторая — младшая дочь эрцгерцога австрийского Карла II, а он — родной дядя нынешнего императора Рудольфа II. Надо сказать, все девицы эрцгерцога Карла славятся и красотой, и умом, и Мария отнюдь не исключение. Не зря король Речи Посполитой выбрал супругу именно из дочерей эрцгерцога и остался ею столь доволен, что после ее безвременной кончины пожелал жениться не на ком-нибудь, а на ее родной сестре Констанции. Да и нынешняя королева Испании и Португалии Маргарита тоже из этого семейства.

— Признаться, и мне очень хотелось, чтоб будущий государь Руси остановил свой выбор именно на ней, — простодушно сознался Лавицкий. — Тогда он окажется в родстве с королем Сигизмундом Третьим, а родичам вроде бы как воевать друг с другом негоже.

Я не торопился с ответом, да и нечего мне было сказать — решать-то моей будущей теще и самому Федору, а они пока даже не видели портретов невест. Но иезуит решил, будто я не согласен, и заторопился с пояснениями про Марию Магдалину. Дескать, брак с нею сулит огромные выгоды и для самого Годунова.

Скорее всего, нынешний император Рудольф не оставит после себя мужского потомства, ибо упорно не желает жениться, да и в летах, за пятьдесят. Следовательно, власть в империи перейдет к его брату Матвею. Собственно, уже перешла, поскольку на недавнем семейном совете в Вене решено передать ему бразды правления над всей Австрией, Венгрией и Моравией. Вне всяких сомнений, его утвердят и в Чехии, а после смерти Рудольфа изберут императором. Матвей же в свою очередь немногим младше брата и тоже до сих пор не женат. По всему получается, что и от него наследников не дождаться. Тогда императорский скипетр перейдет в руки их двоюродного брата: эрцгерцога Фердинанда, сына Карла II, ныне правящего в Штирии, Каринтии и Крайне. Ну а случись что с ним, у него еще два родных брата. Получается, Годунов в случае женитьбы на Марии Магдалине в перспективе непременно окажется зятем императора Священной Римской империи германской нации: либо Фердинанда, либо Максимилиана, либо Леопольда.

— Хорошо. На днях подумаю, посоветуюсь, — кивнул я и, подметив, что Лавицкий смущенно замялся, явно желая, но не решаясь что-то сказать, поинтересовался: — Что-то еще?

— Как мне кажется, князь совершит ошибку, привлекая к столь деликатному делу людей из Посольского приказа, — натужно выдавил иезуит. — Я имею в виду, на начальном этапе. Потом-то понятно, без них не обойтись, но предварительно… Поверь, они могут все испортить. Различие в верах — вопрос слишком деликатный, и далеко не всякий смотрит на него столь широко, как высокочтимый князь. Поэтому, как мне кажется, куда лучше, если со старшим братом Марии Магдалины эрцгерцогом Фердинандом станут разговаривать… — И он умолк, вопросительно уставившись на меня.

Понятно, куда гнет товарищ. В посредники набивается. Но почему он уверен, что у него самого выгорит? Суть-то остается прежней: выдать сестру за православного царя, и свою веру она должна сменить в обязательном порядке, до своего венчания. Об этом я и спросил.

Лавицкий ответил не сразу, словно прикидывал, о чем лучше до поры до времени умолчать. Но даже с учетом его умалчиваний я понял, что этот самый Фердинанд та еще штучка. При куче достоинств — добрый с приближенными и слугами, щедрый, умеющий легко сходится с людьми — он ревностный католик. Именно потому иезуит уверен — с братьями из ордена Исуса австрийский эрцгерцог станет разговаривать куда дружелюбнее. Естественно, в столь щекотливом, деликатном деле в любом случае нельзя поручиться за абсолютный успех, но тем не менее.

Я поморщился. Коль так, на кой ляд нам сдалась такая невеста. Но Лавицкий опередил меня. Мол, женщины из дома Габсбургов весьма хорошо воспитаны и прекрасно понимают свое предназначение. Дальше отведенных для них границ они никуда не суются и во всем покорны своему супругу, за что и ценятся мужьями.

— Хорошо, — кивнул я. — Но об этом мы с тобой поподробнее потолкуем завтра, ибо мне надо как следует подумать. Ну и посоветоваться, разумеется. Но если ты и получишь согласие, то, во-первых, участие твоего ордена будет абсолютно негласным, во-вторых, только на начальной стадии переговоров, а в-третьих, мне понадобятся портреты всех пяти потенциальных невест.

Лавицкий не возражал, но многозначительно потер палец о палец. Сумму назвал скромную, полтысячи, включая все расходы — путешествие, небольшие подарки и прочее. И конечно же я должен распорядиться, чтобы он поехал «во всеоружии», то есть имея при себе парсуны[60] самого Годунова и верительные грамоты.

И снова все уперлось в упрямство Марии Григорьевны. Но на сей раз я проявил недюжинное упорство. К тому же у меня имелся могучий союзник, на чьи слова я поминутно ссылался. И пусть душа Бориса Федоровича парила на небесах, но о желании своего покойного супруга монахиня хорошо знала, а потому хоть и упиралась, но через час сдалась. Однако особо обговорила, памятуя о прошлых неудачах, необходимость соблюсти строжайшую тайну, дабы в случае чего позор отказа не выплыл на всеобщее обозрение.

Скрепя сердце я пообещал ей и это, хотя не представлял, как смогу обеспечить секретность. Как может умолчать Лавицкий, что он приехал от имени родственников будущего русского царя?

Но касаемо тайны выход подсказал сам иезуит. И достаточно ловкий. На портретах же нет имени, а потому кто на них изображен — поди пойми. И почему не поименовать этого человека… князем Мак-Альпином. Да и вообще вести переговоры от моего имени. Титулов у меня предостаточно — и князь, и герцог, и думный боярин, а слух о моих блистательных победах в Прибалтике успел обойти всю Европу. Ну чем не выгодный жених?

— А не получится накладка? — возразил я. — Речь шла об одном, а официальные сваты приедут от другого?

— Сейчас главное — договориться в принципе, — вкрадчиво пояснил Лавицкий. — А сие означает получить согласие на брак с человеком православной веры. И если его дадут, то навряд ли родня невесты станет отказывать другому жениху, еще более титулованному, нежели первый. Да и прочее, включая парсуну, останется без изменений, верно?

— Ладно, — согласился я. — Пусть так. За живописцев не волнуйся, не сегодня завтра управятся, усажу за работу сразу троих. Деньги и грамоты отдам вместе с портретами. Но есть дополнительное условие: с тобой отправится мой человек.

— Князь не доверяет мне? — Лицо Лавицкого уныло вытянулось.

— Если б не доверял, мы бы с тобой вообще ни о чем не говорили, — проворчал я. — Но помимо получения согласия на брак мне надо, чтобы он лично потолковал с нею.

— О чем? — удивился иезуит.

— Обычная светская беседа, дабы выяснить ее ум, образованность и… характер.

— Навряд ли ему это удастся за одну-две встречи, — усомнился мой собеседник.

— Хотя бы немного. На первых порах хватит и того.

Нужный человечек у меня имелся: Андрей Иванов. Парень видный, польским владеет в совершенстве, немецким так-сяк, маловато в «Золотое колесо» из тех краев захаживали, но, на мой взгляд, вполне сносно. К тому же у него дядя и батюшка служат в Посольском приказе, да и у самого способности имеются, языком чешет — заслушаться можно. А кроме того, как рассказывал о нем Емеля, психолог он тот еще, от бога, и чем дышит посетитель, вычисляет влет. Вот и пускай присмотрит за иезуитом, чтоб не трепал зря языком, а заодно получит дополнительную разговорную практику и сможет рассказать мне о своих выводах после беседы. И грамотки я оформлю на его имя — так оно куда надежнее. Благо и липу стряпать не надо. Помнится, Мария Владимировна вместе с Емелей по моей рекомендации два месяца назад удостоила его титулом барона. Кажется, Вайварского — есть такое небольшое поместье верстах в двадцати пяти от Нарвы в сторону Ревеля.