Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт

Хейзел не могла вспомнить, в скольких временных домах ей пришлось ночевать, наслаждаясь объятиями Алана, которые тоже были временными.

Она быстро умылась, переоделась и причесалась, не глядя заколов волосы отработанным за много лет жестом. Потом позвала детей и сказала, что им пора ложиться спать и что завтра они поедут на поезде в красивый город на берегу океана.

Уложив Конни и Розмари, Хейзел немного посидела возле них, к чему-то прислушиваясь. Издалека доносился неприятный настойчивый грохот, тогда как мирные звуки казались робкими и случайными. Теплый воздух отдавал сыростью, предвещавшей дожди. Внезапно Хейзел почудилось, будто она слишком долго спала и случайно проспала нечто очень важное, что она много лет растрачивала себя не на то, что нужно.

— Мне дают отпуск. По случаю нашей победы, — сказала она, оставшись наедине с Аланом. — Завтра я поеду в Новый Орлеан вместе с детьми. Я уже взяла пропуск. — И, поскольку Алан молчал, добавила с некоторым вызовом: — После войны, если мне доведется выжить, я вернусь в приют и заберу этого мальчика.

— Зачем?

— Он будет напоминать мне о том, на что ты когда-нибудь будешь смотреть как на маленький эпизод своей жизни.

Алан молчал, предчувствуя, что она вот-вот перейдет в открытое наступление.

Взгляд Хейзел пылал. Она больше не напоминала пленницу, отдающуюся на милость победителя, она была воительницей, а еще — судьей. Казалось, ее взгляд проникал за пределы радужной оболочки собеседника, она смотрела не в глаза, а в глубину души.

— Я сильно жалею, что не родила от тебя ребенка, Алан.

— Ты сама знаешь: сейчас не то время, когда стоит рожать детей.

Губы Хейзел растянулись в усмешке.

— После падения Юга ты надеешься вернуться к своей белой возлюбленной? Думаешь, что женишься на ней, она нарожает тебе детей, и вы заживете счастливой разноцветной семьей! Однако очень скоро будут приняты такие законы, что тебе придется обходить белых леди за целую милю!

Хейзел осеклась, ибо взгляд Алана был слишком суров и тяжел.

— Я ни на что не надеюсь. Я повидал слишком много жестокости и ужасов войны, чтобы верить в то, что можно построить удачную жизнь в том мире, который наступит после.

Она пожала плечами.

— По-моему, ты добился своей цели: отомстил обидчикам, и теперь можешь явиться к своей Айрин на правах победителя.

— Дело в том, что я всегда мечтал не о том, чтоб унизить белых южан, а о том, чтобы они наконец стали считать нас за людей.

— Равенство? Забудь. Этого никогда не будет.

На следующий день Хейзел сняла военную одежду и надела обычное платье и шляпку. Она уехала до того, как президент Линкольн посетил еще дымящийся, гудящий от волнения Ричмонд. Она не видела, с каким благоговением его приветствовали освобожденные негры, и не желала видеть.

Хейзел больше не хотела и не могла радоваться победам армии, в которой служила, ибо, как это ни было странно, конец войны означал для нее разлуку с Аланом, грядущее одиночество, крушение надежд.

Часть третья

Глава 1

Хотя Конфедерация подписала капитуляцию через несколько дней после взятия Ричмонда, ликвидация последствий войны грозила затянуться на долгие годы.

На пути в Новый Орлеан Лила видела города-призраки, города-тени, казалось, лишенные души. Улицы, на которых некогда стояли жилые дома, гостиницы, магазины, были завалены обломками кирпичей и камней. От усаженных акациями аллей, ровно подстриженных кустарников и пышных клумб не осталось и следа. Меж руин бродили тощие злые собаки и подозрительные личности, которых было трудно назвать людьми.

Многие жители пытались восстановить свои жилища. Повсюду встречались люди с тачками, нагруженными досками, песком и камнями.

Негры, у которых больше не было ни хозяев, ни дома, предпочитали селиться на окраинах городов в ветхих хижинах или грязных армейских палатках. Здесь было много матерей с кучей ребятишек с испуганными взглядами и вздутыми животами, тоскующих по хозяевам беспомощных стариков, но больше всего — здоровых, сильных мужчин и женщин. Их тела источали животный запах, полы в их жилищах были покрыты коркой грязи. Они громко смеялись и постоянно пили дрянное виски, которое гнали из кукурузы в самодельных винокурнях.

Их боялись белые и боялась Лила. Она сторонилась наглых, скалящих зубы мужчин, женщин с пятнами пота на блузках, расстегнутых так, что груди вываливались наружу, похожих на высохшие мумии старух. И все же ей приходилось жить среди них — цвет ее кожи служил пропуском только в такое общество.

Перемещаясь от лагеря к лагерю, Лила старалась пристроиться к каким-нибудь неграм или к белым беднякам. Солдаты привыкли к беженцам и редко останавливали публику, с которой было нечего взять.

Новый Орлеан поразил Лилу: он стоял нетронутый, гордый в ослепительном блеске солнца и жемчужной короне прибоя. Она впервые увидела океан, огромное, трепещущее, казавшееся живым пространство, которое сжималось и разжималось в такт дыханию вечности.

Дома были обнесены оградами из кованого или литого чугуна, во дворах многих из них стояли гипсовые статуи. Витрины магазинов пестрели роскошными платьями, отделанными кружевом и газом. По улицам прогуливались затянутые в черное креолки; густые вуали скрывали лица с припудренной кожей и напомаженными губами, приподнятые ветром подолы открывали ножки в тонких шелковых чулках и изящных атласных туфельках.

Глядя на них, Лила понимала, что выглядит как оборванка — вылинявшая ситцевая юбка с обтрепавшимся подолом, застиранная блузка, покрытые пылью босые ноги, кое-как причесанные волосы.

Она нашла дом Китингов, двухэтажный, кирпичный, с черепичной крышей и льняными занавесками в окнах. Лила занесла руку и, замирая от страха, постучала в ворота. Прошло несколько минут, в течение которых она почти лишилась дыхания, потом ворота приоткрылись, и появилась женщина с уверенным «хозяйским» выражением лица, поразившего Лилу сходством с лицом Джейка. Вероятно, то была его мать.

— Что тебе нужно? — неприязненно произнесла она. — Если за подаянием, то у меня ничего нет.

— Я к доктору Китингу, — прошептала Лила.

Женщина пристально смотрела на нее, словно пытаясь разрешить какую-то загадку.

— Откуда ты его знаешь?

— Он… он работал у мистера Уильяма О’Келли в имении Темра. Я бы хотела его увидеть.

Лила заметила, что подозрения женщины рассеялись.

— Мой сын в отъезде, — равнодушно произнесла миссис Китинг. — К тому же теперь он принимает только белых. Ступай отсюда, девушка, тебе здесь нечего делать.