Мифы Первой мировой - Евгений Белаш

В Рижской операции, по описанию Зайончковского, «ровно в 4 часа 1 сентября германские батареи открыли огонь по Икскюльским позициям, снаряды тяжелых орудий громили русские позиции и артсклады на участке до берегов р. Малый Егель. Вскоре на этом участке взлетели на воздух пороховые погреба и были подбиты многие ору­дия. Шрапнельный огонь обрушился на бивак 186–й дивизии. Спавшие в палаточном лагере люди бежали, за пехотой последовали артиллеристы; на месте остались лишь те части 130–го херсонского полка, которые находились в дивизионном резерве в районе Скриптэ».

То есть немецкая артиллерия благодаря усовершенствованной разведке вместо многодневного обстрела быстро подавила без пристрелки батареи и точно накрыла даже тыловые позиции. По запискам Свечина, на второй день боев из артиллерии корпуса в 200 орудий боеспособными остались только две конные батареи. Как пишет Эрр, на фронте прорыва в 4,5 км насчитывалось 157 батарей и 550 минометов, т. е. на 1 км приходилось 35 батарей.

Немцы также широко применяли просачивавшиеся штурмовые группы (под Якобсштад­том они прошли за 1,5 часа 6 км укрепленных позиций), отряды мотоциклистов в тылу, авиация бомбила склады с боеприпасами и штурмовала отступающие войска, с гидросамолетов высаживались посадочные десанты (до того немцы и союзники с помо­щью самолетов неоднократно забрасывали разведчиков–диверсантов). В результате наступавшие германские войска даже по отечественным данным потеряли в 5—8 раз меньше, чем оборонявшиеся русские — 3000—5000 против 25 000, из них 15 000 плен­ными и пропавшими без вести. При этом русские войска достаточно точно знали о месте и времени ударов. Моонзундский архипелаг, специально готовившийся к оборо­не несколько месяцев, также был взят, несмотря на современные береговые батареи калибром до 305 мм, минные заграждения, броневики и сопротивление не разложив­шихся ударных частей. Немцы захватили 190 легких и 83 тяжелых орудия, 256 пуле­метов, 185 бомбометов, 48 минометов, 111 000 снарядов всех калибров, а также много другого военного имущества. Одним сравнительно небольшим ударом они лишили Россию важнейшего Рижского промышленного района и фактически открыли себе дорогу на Петроград. И это несмотря на то, что в немецком флоте также наблюдались грозные признаки революционного брожения.

Но ведь немцы в 1917 г. не стали наступать дальше? Как ни обидно признавать факты, но для Германии судьба войны решалась в «стране под черным солнцем», на Западном фронте, а не в России. Русский фронт интересовал как союзников, так и противников постольку, поскольку он мог отвлечь на себя немецкие войска. Поэтому со вступлением в войну США, обеспечивших мощный, возраставший с каждым месяцем, приток солдат и техники, Россия интересовала Антанту все меньше. А немцы не хо­тели продолжением наступления предотвратить распад страны, по той же причине успехи на Восточном фронте даже в немецкой прессе освещались скупо. После того как в конце марта 1917 г. немцами был захвачен Червищенский (Тобольский) плац­дарм на реке Стоход, Верховное командование надолго запретило предпринимать ка­кие‑либо действия на Восточном фронте — Тарнополь был контрударом, а Рига — частной операцией. Как считал Головин, если бы немцы использовали штурмовые аэропланы для преследования русских частей в июле 1917 г., помогая ликвидировать заслоны, то главным русским силам не удалось бы оторваться и операция закончилась бы гибелью трех армий. Изместьев также отмечал сильное воздействие аэропланов на отступающие из‑под Риги обозы, которое могло бы привести к полной катастрофе, если бы не туман на следующий день.

В октябре того же года немцам еще хватит сил на наступление у Капоретто, за­думанное с локальной целью помощи австрийцам (даже артиллерия усиления немедлен­но после выигрыша сражения отсылалась на Западный фронт), но стоившее Италии только пленными свыше четверги миллиона и до 400 000 — дезертирами. Здесь немцы вновь применили новые приемы наступления, опробованные под Ригой. Концентрация артиллерии достигла максимума за войну — 207—259 орудий на 1 км фронта, что поз­волило сократить сроки артподготовки до 6 часов. При дальнейших боях немецкой пехоте пришлось действовать в горах, где разрушения зачастую не позволяли провести даже вьючных животных, обычно располагая для поддержки только собственными пулеметами, но благодаря высокой обученности ей удавалось штурмовать вершины по считавшимся неприступными склонам. Максимальное продвижение за день доходило до 20 км. А в итальянской армии к началу сражения наблюдалась та же потеря опытных кадров и упадок морали, что и в русской. На итальянский фронт пришлось перебросить 6 французских и 5 британских дивизий 8 марта 1918 г. 4 немецкие бомбардировочные эскадры сбросили 23 т бомб. За одну неделю мая было сброшено 350 т бомб.

Характерно, что и во Франции, и в Италии военные поражения вызвали бунты на фронте и волнения в тылу. Великобритания в апреле 1916 г. получила «Пасхальное восстание» в Ирландии — лидеры восставших надеялись на близкий конец войны, где независимая Ирландия могла бы заявить о себе на мирной конференции, и на военную помощь немцев. При полном отсутствии большевиков. А в декабре произошло падение кабинета Асквита.

Тем не менее жесткая и даже жестокая политика фактических диктаторов Клемансо и Ллойд Джорджа (сменившего Асквита на посту премьер–министра) спасла положение. Они не стеснялись при необходимости обстреливать артиллерией бунтующие кварталы (Дублин в Ирландии) и воинские части (Лa–Куртин во Франции). «Военный кабинет» Ллойд Джорджа из пяти человек полностью подчинялся ему и решал практически все вопросы, связанные с ведением войны. Клемансо, ставший 15 ноября 1917 г. во гла­ве Франции (своеобразный ответ на Октябрьскую революцию в России), сажал в тюрь­му даже министров, при этом предлагая четкую программу действий.

Поэтому Англия и Франция смогут отразить многократные яростные атаки усовер­шенствованной германской армии, а потом сами перейти в наступление. Но даже и им, располагающим сотнями новых танков и самолетов, подвижной сверхтяжелой ар­тиллерией, миллионами снарядов, придется скорее «заваливать немцев мясом» в виде подбитой техники. В начале июня 1918 г. Милнер, военный секретарь (Secretary of State for War), писал Ллойд Джорджу, что они должны быть готовы к тому, что Франция и Италия могут быть поставлены на колени. В июне «общим местом военных кругов было, что потребуется по крайней мере еще один год борьбы, чтобы победить Германию. Действительно, некоторые думали, что конечная кампания не может быть ранее 1920 года». 12 сентября лорд Рединг телеграфировал Хаузу: «По общему мне­нию военных руководителей, находящихся во Франции, при большом усилии войну мож­но будет закончить в 1919 году». Даже 19 октября Главнокомандующий английской армией Хейг указывал, что «германская армия в состоянии еще отступить в порядке к своим границам и удержать эту линию против равных или даже превосходящих ее сил». Французскую армию он оценивал как окончательно выдохшуюся, американскую — плохо снаряженную и обученную, английскую — неспособную к активному наступлению ранее 1919 г. Зная о проявленной мощи Германии, даже наиболее оптимистически настроенный маршал Фош в начале ноября считал, что для разгрома немцев потребуется еще по крайней мере 3—5 месяцев. Расходы Британии на войну в 1918 г. достигали 70 % ВНП — втрое больше, чем против Наполеона, и выше, чем во Вторую мировую.

А какой серьезный вклад в общую победу смогла бы внести в то же время Россия — на уровне Италии? Своеобразным утешением может служить тот факт, что в Германии, Австро–Венгрии и Турции также не нашлось своего Клемансо.

«ПОХАБНЫЙ МИР»

Да, именно советская делегация (большевики, эсеры, делегаты от крестьян и ар­мии) в конечном итоге подписала Брестский мир 3 марта 1918 г. Но еще 9 февраля мир с Германией и Австро–Венгрией был подписан делегацией Украинской Центральной рады, переговоры с которой начались 12 января. По этому договору Германия уже получала, как она надеялась, Украину, причем с неопределенными на востоке грани­цами, а Прибалтика, Белоруссия и тем более Польша к моменту подписания Брестско­го мира были захвачены де–факто (а Бессарабия с января оккупирована Румынией до линии Днестра). Известный деятель белого движения А. А. Зайцов прокомментировал договор с Украиной так: «Это было тяжелым ударом для большевиков, так как этим миром немцы получали все то, к чему они стремились и большевики неизбежно должны были после этого пойти на уступки».

При фактическом отсутствии армии, параличе транспорта и ВПК оставалось наде­яться только на скорейшую революцию в Германии. Действительно, в январе по Гер­мании и Австро–Венгрии прокатилась волна забастовок, в Берлине и Вене были со­зданы Советы, по улицам Берлина прошли полмиллиона бастующих рабочих. Но города, где проходили забастовки, были объявлены на военном положении, рабочие газеты запрещены, рабочие–резервисты призваны в армию. К 20 января забастовочное движе­ние было подавлено.