Республика воров - Скотт Линч

– Я не успел, но…

– А мой хозяин уже отчаялся должок с тебя взыскать, а потому велел тебя в жопу дохлой кобылы запихнуть и в трясине утопить!

– Прошу прощения… – учтиво вмешался Локк.

– У нас что, сегодня детский праздник? – рявкнул Пастырь. – Пенделей захотелось?

– Напомните, пожалуйста, сколько господин Монкрейн вашему хозяину задолжал?

– На сегодняшний день – восемнадцать реалов, четыре пятерика и тридцать шесть коппинов.

– Так я и думал. Вот, здесь ровно девятнадцать реалов. – Локк протянул Пастырю кожаный кошелек. – От господина Монкрейна, разумеется. Вы же знаете, он любит для пущего удовольствия представления устраивать.

– Ах, ты еще и шутить вздумал?

– Что вы, я не шучу. Девятнадцать реалов, без подвоха, – кивнул Локк.

Пастырь раскрыл кошелек, пересчитал монеты и ошарашенно крякнул:

– Тьфу ты, и впрямь… Чудо чудное, диво дивное – Джасмер Монкрейн долг вернул. Я сегодня всем богам молитвы вознесу.

– Мы в расчете? – спросил Монкрейн.

– Ну да, в расчете, – буркнул Пастырь. – За этот должок. Вот только я бы на твоем месте больше к хозяину не обращался: у него память долгая, а ты – свищ в жопе.

– Да-да, конечно, – вздохнул Монкрейн. – Как скажешь.

– Радуйся, болван, что на сей раз легко отделался. – Пастырь отвесил издевательский поклон и вышел вместе с разочарованными спутниками.

Монкрейн отвел Локка в сторонку и заявил:

– У меня к тебе разговор есть. Я, конечно, счастлив, как младенец у материнской титьки, что мне больше ничего не угрожает, но далее не намерен безмолвно взирать, как вы мои дела за меня решаете.

– Если бы вы сами свои дела решали, то сидели бы сейчас в темнице, – напомнил ему Локк. – Мы просто хотим оградить вас от дальнейших неприятностей.

– Меня не устраивает, что со мной обращаются как с межеумком. Отдай мне деньги, с остальными долгами я сам рассчитаюсь, – потребовал Монкрейн.

– С портным, с башмачником, с переписчиком и с актерами, которые к Басанти переметнулись? Нет уж, мы их сами разыщем.

– Не тебе по моим счетам платить, щенок!

– И не вам этими деньгами распоряжаться, – возразил Локк.

Сабета подвела к собеседникам Жана и умильно заметила:

– Джасмер, а ведь я чуть не решила, что вы пытаетесь одного из нас запугать.

– Мы тут просто обсуждаем, как мне лучше всего расплатиться за мои промахи, – проворчал Монкрейн.

– Лучше всего вам придерживаться условий уговора, – холодно улыбнулась Сабета. – Не забывайте, кто вас из Плакучей Башни вызволил и кто покровителя в труппу привел. Ваша задача – поставить спектакль, и в этом все ваши указания мы будем исполнять беспрекословно. А вот заботу о вашем благосостоянии предоставьте нам.

– Я растроган до глубины души, – буркнул Монкрейн.

– Вот дурить перестанешь, и будет у тебя не жизнь, а сплошной праздник, – резко заметила Сабета.

– Что ж, я иду принимать ванну, – заявил Монкрейн. – Или в этом без вашей помощи тоже не обойтись? Вдруг я в тазу утоплюсь…

– Утопишься – лишишь себя удовольствия нас по сцене гонять, – процедил Локк.

– Тоже верно… – Монкрейн задумчиво поскреб седую щетину на щеках. – Ладно, после обеда увидимся. Кстати, раз уж речь зашла о сцене. Лукацо, перетащи десяток стульев из таверны во двор. Верена, а ты попроси Дженору отыскать в сундуках копии «Республики воров».

– Всенепременно, – ответила Сабета.

– А если я еще кому-нибудь понадоблюсь, отправьте их в мои апартаменты. Гостей буду встречать нагишом.

2

К полудню солнце скрылось за тяжелыми тучами, и изнурительный, мозгоплавящий зной сменился жаркой, ленивой истомой. Грязевые хляби внутреннего дворика – последнее пристанище непросыхавшего Сильвана Оливиоса Андрассия – подсохли ломкой коркой, хрустевшей под ногами ошеломленных актеров труппы Монкрейна и Булидаци.

Благородные Канальи уселись все вместе; впрочем, Кало и Галдо, с темными кругами под осоловелыми глазами, отказывались сидеть рядом, а потому устроились с противоположных боков, разделенные Локком, Жаном и Сабетой.

Алондо лениво листал потрепанную копию «Республики воров». Сабета отыскала десяток рукописей, все разного размера и толщины, переписанные разными почерками. На некоторых виднелись пометки «Труппа Монкрейна» или «Переписано для Дж. Монкрейна», а остальные некогда принадлежали другим труппам; на задней обложке одной копии красовалась надпись «Труппа Басанти».

Протрезвевший – то есть в данную минуту не пьющий – Сильван уселся рядом с Дженорой. Родственник Алондо, скрестив руки на груди, оперся о стену.

Локк, оглядев присутствующих, вздохнул – вот она, вся труппа.

– Приветствую, друзья! – Монкрейн, в сером дублете и черных панталонах, выглядел почти прилично. – Итак, давайте-ка выясним, кто из великих исторических личностей присутствует среди нас, а кого придется заманивать к нам всеми правдами и неправдами. Эй ты!

– Я, сударь? – встрепенулся родственник Алондо.

– Да, ты! Ты кто такой? Тоже из Каморра?

– О всевышние боги! Нет, что вы, сударь. Я Алондов родич буду.

– А имя у тебя есть?

– А как же! Эшекхар Курлин к вашим услугам, сударь. Только меня все зовут Эшак.

– Оно и видно. Ты актер?

– Ой, нет, сударь! Я конюх.

– А зачем ты сюда прокрался? Наши секреты выведывать?

– Нет-нет, сударь! Я хочу, чтобы меня на сцене убили.

– Ну, для этого сцена не нужна. Иди сюда, я твое желание исполню.

– Он нам помог лошадей выгодно сбыть, а в обмен попросил какую-нибудь крохотную роль, – пояснил Жан.

– Ах, у нас поклонник завелся?! – воскликнул Монкрейн. – Что ж, я с удовольствием тебя на сцене убью. Может быть, даже не взаправду.

– Благодарствую, сударь.

– Так, а теперь нам нужен Аурин, – продолжил Монкрейн. – Аурин – юноша из Терим-Пеля, добрый, но не уверенный в своих силах. Единственный сын императора, наследник престола. Как я погляжу, молодых людей в труппе с избытком, есть из кого выбирать. Устроим состязания. А еще требуется Амадина…

– Ой, погодите гульфиками мериться, – вмешался Кало. – Простите, что перебиваю. Мне тут любопытно стало, где мы это представление давать будем. У Басанти свой театр есть, а у нас что?

– Ты – один из братьев Асино? – уточнил Монкрейн.

– Джакомо Асино.

– Раз ты не местный, то, разумеется, не слыхал о театре «Старая жемчужина», построенном по велению какого-то графа…

– Полдариса Справедливого, – пробормотал Сильван.

– По велению графа Полдариса Справедливого, который завещал его в дар жителям Эспары, – продолжил Монкрейн. – Так что этому великолепному каменному амфитеатру лет двести будет.

– Сто восемьдесят восемь, – поправил его Сильван.

– Прошу прощения, Сильван, в отличие от тебя, я при его строительстве не присутствовал. Так вот, Джакомо, заплатив церемониймейстеру графини небольшую мзду, мы получим театр в свое полное распоряжение.

– А зачем Басанти свой собственный театр понадобился?

– «Старая жемчужина» – вполне достойное место для наших спектаклей, – заявил Монкрейн. – Басанти свой театр построил из тщеславия и бахвальства, а не для того, чтобы деньги загребать.

– Ну да, дельцы так всегда и поступают – тратят деньги на новые постройки, хотя вполне могут воспользоваться тем, что имеется, – ухмыльнулся Кало.

– Знаешь, даже если бы театр Басанти собачье дерьмо в платину превращал, а посетителей «Старой жемчужины» проказа поражала, нам все равно деваться некуда. Наш спектакль пройдет именно там. На поиски другой сцены у нас нет ни времени, ни денег.

– Правда, что ли? Ну, что проказа поразит? – спросил Галдо.

– Лизнешь сцену – узнаешь. Так, обсуждаем Амадину. Амадина – воровка, хотя в империи царит мир и благоденствие. Воры и разбойники обосновались в древних катакомбах Терим-Пеля, насмехаются над добропорядочными горожанами, над императором и его вельможами. Свою шайку воры дерзко назвали республикой, а правит ими Амадина.

– Вот ты ее и сыграй, Джасмер, – издевательски предложил Сильван. – Дженора тебе роскошное платье сошьет, тебе юбки очень подойдут.

– Амадину сыграет Верена, – отрезал Монкрейн. – Не знаю, заметил ли ты, Сильван, что в труппе сисек не хватает. У тебя самого грудь хоть и пышнее, но вот зрители вряд ли сочтут ее соблазнительной. А поскольку прежняя Амадина нас покинула, то… В общем, это – роль Верены.

Сабета удовлетворенно кивнула.

– А сейчас пусть каждый возьмет копию пиесы и хорошенько с ней ознакомится. Ставить спектакль – все равно что девственникам постигать науку любовных утех: приходится возиться ощупью, пыхтя, ошибаясь и запинаясь до тех пор, пока все не попадет в нужные места.

Локка окатило жаром, хотя солнце не выглядывало из-за туч.

– Итак, Аурин влюбляется в Амадину, что, разумеется, создает массу всяческих сложностей и неудобств. Чтобы поглядеть на эту душещипательную и трагическую историю, зрители с готовностью вывернут карманы и осыплют нас деньгами, – продолжил Монкрейн. – Но сперва надо поработать над текстом… кое-что подсократить, сделать его напряженнее и острее. Для начала избавимся от некоторых действующих лиц. По-моему, вполне можно обойтись без вельможи Маролия и шутовских воров Добряка и Дергуна.