Флёр - Синтия Хэррод-Иглз

— Война? — встрепенулась Флер. — Но с кем?

— С кем, с Англией, конечно! — ответила та же дама, сделав на Флер круглые глаза. — Ваша страна направила военную эскадру в проливы, разве вам это не известно?

— Да, и Франция тоже, — поддакнул кто-то. — Очевидно, они что-то там замышляют. Ведь ваша страна не посылает свои военные корабли просто так по всему миру, не так ли?

Гости оживились. Карев повысил голос.

— Никакой войны не будет, смею вас заверить. Это касается взаимоотношений между Россией и Турцией, и нам предстоит совместно уладить конфликт.

— Весь сыр-бор разгорелся из-за Святых мест и зашиты интересов православной церкви в Иерусалиме, не так ли? — поинтересовался Петр. — Но мне казалось, что эта проблема давно решена, что султан согласился предоставить православным христианам такие же права, как и католикам?

Карев, выпрямившись, положил на край стола руки.

— Все обстоит не так просто, Петя. Император хочет, чтобы султан гарантировал его древнее право представлять и оказывать защиту всем турецким подданным, исповедующим православие, а султан все тянет, не хочет подписать соответствующий документ. Может быть, поэтому нам придется прибегнуть к демонстрации силы, чтобы оказать на него давление. Вот и все.

— В таком случае, что там делают английская и французская эскадры? — спросил Ричард. — Они к вам не имеют никакого отношения, верно?

Карев нехотя повернулся к нему.

— Боюсь, ваше правительство решило, что император имеет виды на турецкие территории, если произойдет неизбежный разрыв дипломатических отношений с Турцией. Но ничего не может быть дальше от истины, смею заверить вас. Император требует только подтверждения своего права на защиту интересов православных христиан, независимости Дунайских княжеств и сохранения статуса Константинополя как свободного порта. Как только Англия с Францией поймут это, они отзовут свои эскадры. — Граф, оглядывая гостей за столом, улыбался. — Такое положение можно назвать дипломатическим недоразумением, к большому сожалению, но все это не настолько серьезно. Никакой войны не будет.

Наступила короткая тишина. Роза, встав со своего места, объявила:

— Кофе подадут в гостиную. Не перейти ли нам туда?

Загремев стульями, вся компания, словно напуганная стайка птиц, устремилась к дверям. Прерванная беседа возобновилась. В восьмиугольной комнате кофе подали в хрупких, как яичная скорлупа, маленьких чашечках с золотой каемочкой. Когда все гости расселись, Карев попросил Людмилу им что-нибудь спеть.

Она, не ломаясь, согласилась, и Ричард предложил ей аккомпанировать.

Когда они заняли свои места у фортепьяно, Карев устроился рядом с ними, возле французского окна, держа в руках чашку с кофе и не спуская внимательных глаз с Людмилы. Она, вероятно чувствуя на себе его пристальный взгляд, начала переигрывать, запела с большей экспрессией, чем это было нужно, делая прочувствованные движения руками, когда исполняла особенно печальный отрывок. Флер надеялась, что он сядет рядом с ней, как обычно делал это по вечерам. Почувствовав непрошеный приступ ревности, она вышла на террасу, чтобы успокоиться и образумить себя.

— Неужели эта меланхолическая песенка вас так растревожила? — услыхала она знакомый голос. — Или вы страдаете от несварения?

Флер улыбнулась, стараясь не выдать своих чувств. Петр, опершись о перила, заглянул ей в лицо. Во рту у него была маленькая сигара, и ее ароматный дымок поднимался кольцами вверх.

— О каком несварении вы толкуете, — удивилась она, — после такой восхитительной еды? Мне так жаль возвращаться в Англию, где обеды проходят совсем иначе, там блюда подают все сразу, и они успевают остыть до употребления. Одни из них либо переварены, либо пережарены, другие недоварены и недожарены, и все это из-за желания выставить на стол все сразу. Да, мне так будет не хватать там русской кухни, поверьте мне!

— В таком случае, не возвращайтесь, — посоветовал Петр. — Оставайтесь в России.

— Не говорите глупостей, как же я могу остаться? — рассмеялась Флер, подозревая, что он, как всегда, несет вздор. — Что я буду здесь делать?

— То же, что и в Англии, — выйдете замуж. — В его глазах появилось любопытство. — Ведь не все мужчины здесь такие, как мой старший брат.

Она вздрогнула от его слов. Они застали ее врасплох.

Отвернувшись от нее, он тихо произнес:

— Как любит Людмила рисоваться!

— Мне казалось, вы хотите на ней жениться, — проговорила Флер, чувствуя, что взволнована.

— Но при этом не любить ее — это вы хотите сказать?

Она нахмурилась.

— Не нужно меня провоцировать!

— Это мне удается лучше всего, — весело заметил он. Бросив на Флер задумчивый взгляд, он добавил: — А моему брату больше всего удается разбивать женские сердца.

— Но какое это имеет отношение ко мне? Неужели вы считаете, что и мое сердце им разбито?

— Однако, как похолодало! Я думал, будет теплый вечер. Нет, дорогая Флер, оно не разбито. Скорее всего лишь ранено. Я очень хорошо знаю своего брата. Я знаю, что он домогался вас, когда был в Лондоне. Об остальном легко догадаться.

— Кто вам сказал?.. — начала было она, чувствуя, как закипает в ней гнев.

Петр предупредительно поднял руки.

— Прошу меня не казнить. Я ничего дурного вам не желаю. Мы с вашим братом друзья, познакомившиеся за бутылкой. Не забывайте! В офицерской столовой все начинают откровенничать после второй бутылки.

— Так вам сказал мой брат? — сердито переспросила Флер.

— Я вам ничего не говорил. Вы сами сказали. Все они хороши, эти братья! Я наблюдал за поведением своего во всех гостиных. У него собственная, разработанная им самим техника обольщения. Но не стоит плохо думать о Сергее — просто он ничего не может поделать с собой, вот и все.

Флер закусила губу, борясь с охватившим ее волнением. Но на Петра нельзя долго сердиться, тем более тогда, когда ей хотелось услышать от него то, что так давно бередило ее душу.

— Мне кажется, все можно объяснить смертью его жены? Этой трагедией? — произнесла она, как можно небрежнее.

Петр пожал плечами.

— Не знаю. Он испортился давным-давно, еще до своего несчастного брака. Он с рождения относится ко всем с презрением, если хотите знать правду. Сергей вечно чем-то недоволен. Он всегда хочет быть самым лучшим, чтобы только его все любили, но даже если бы все люди на земле выстроились в очередь, чтобы припасть к его ногам, все равно и этого ему было бы мало.

— Ах, довольно преувеличивать! — воскликнула Флер, чувствуя себя неловко. Ей было трудно понять, насколько соответствуют действительности его лукавые поддразнивания.