Флёр - Синтия Хэррод-Иглз

— Ах, довольно преувеличивать! — воскликнула Флер, чувствуя себя неловко. Ей было трудно понять, насколько соответствуют действительности его лукавые поддразнивания.

Петр покачал головой.

— Но я знаю то, чего он сам не знает. Однажды мне об этом сказала мамочка. Это случилось до рождения Сергея, когда она еще носила его, во время отступления французской армии. Дело было холодной зимой, в глухой провинции — мамочка пыталась отыскать мою сводную сестру. Не Розу, другую, ребенка моего отца от первого брака. Ее насильно увез один французский офицер.

Флер не могла понять, куда он клонит.

— Она спасла ее?

Казалось, вопрос Флер сбил его с толку.

— Что вы сказали? Да нет, нет. Дело не в этом. Ведь мамочка рисковала жизнью своего ребенка, жизнью Сережи, и делала это ради другого ребенка, который даже не приходился ей родственником. Она клялась, что никогда ему об этом не говорила, но, кажется, брату все же удалось об этом как-то узнать. Может быть, ему сообщила это ее кровь, кто знает? Возможно, свое презрение ко всем вокруг он впитал вместе с материнским молоком. Он так и не простил ее за то, что она не отдала ему одному всю свою любовь, после этого в его глазах все женщины носят на себе отпечаток такого неслыханного преступления.

Флер, не отрывая от него взгляда, недоуменно пожала плечами. Она не могла переварить то, что ей рассказал Петр. Лицо у него в эту минуту было серьезным, судя по всему, он не шутил. Ей вдруг послышался голос Карева-старшего, когда он рассказывал ей о матери.

— Вы называете ее мамочкой, а он просто мама, — вдруг заметила она. — Мамочка — это гораздо теплее, правда?

— В этом человеке нет ни капли душевного тепла, — ответил Петр. Она хотела было ему возразить, но он опередил ее: — И не стоит заблуждаться на этот счет.

Флер не могла с ним согласиться, испытав на себе теплоту и доброту его сердца, равно как и причиненную боль. Посмотрев на него, она покачала головой. Скорее всего в нем говорила ревность — ревность и больше ничего!

— Нет, вы ошибаетесь. Я вам не верю.

Она повернулась и бросила взгляд в комнату через раскрытое французское окно. Карев теперь стоял опершись локтями на крышку фортепьяно, не спуская глаз с Людмилы, и на лице его было почти родительское восхищение.

— Ну вот, взгляните на него глазами Милочки. Если бы он был холодным, бессердечным человеком, мог бы он проявлять интерес к такому ребенку, как она. Что вы на это скажете?

Петр, поглядев в их сторону, рассмеялся. Это был деланный, невеселый смех.

— Ах, Флер, как вы заблуждаетесь. Мой брат проявляет такой интерес к Милочке потому, что собирается на ней жениться, а в данный момент он как раз изучает ее и вашего брата, чтобы выяснить, есть ли между ними что-то и что ему следует предпринять в таком случае. Не будьте столь легковерны! Поверьте мне. Я знаю, о ком говорю.

Его ревность, — подумала она, — на самом деле не имеет границ. Бросив на Петра взгляд, Флер направилась в гостиную.

Остальной вечер прошел для нее, словно в тумане, она с трудом понимала, когда к ней обращались. Одно дело — отвергнуть слова Петра, отнести их на счет ревности, другое — преодолеть вызванное ими отчаяние. Флер казалось, что она дышит отравленным воздухом. Ей хотелось, чтобы у нее поскорее разболелась голова, чтобы пораньше лечь спать, но она постоянно ощущала на себе внимательный взор Петра. Нет, она ни за что не подаст виду, что его жестокие слова разбередили ей душу. Она пила бренди, рассеянно болтала с гостями, смеялась невпопад над анекдотами и отправилась к себе в спальню только после того, как вся компания разошлась.

Флер не позволила себе расслабиться, пока благополучно не оказалась в кровати. Когда Катя вышла, она, совершенно не отдавая себе отчета, неожиданно расплакалась. Ее яростная эмоциональная буря скоро улеглась. Но у нее опухли глаза, и она еще долго продолжала всхлипывать. Вдруг кто-то поцарапал в ее дверь. Потом раздались знакомые шаги босоногой Милочки, за которой в комнату вбежали ее собачонки.

— Флерушка, ты не спишь?

Теперь она ничем не могла себе помочь. Милочка, улыбаясь, подошла и застыла в оцепенении.

— Да вы плачете? Что случилось? Скажите мне, что такое?

— Ничего, — попыталась скрыть причину Флер. — Просто я волнуюсь из-за отца.

Милочка, забравшись к ней в кровать, порывисто и неловко ее обняла и трогательно, с сестринской любовью начала приглаживать растрепанные волосы Флер.

— Боже, милая, дорогая Флер! Не нужно плакать, я уверена, что с ним ничего не случилось. Почему с ним непременно должно произойти несчастье? В таком случае мы бы сразу обо всем узнали. Наверное, вы скучаете по дому, да? Как у вас распухло лицо! Какая же я скотина, что не могу скрыть своего счастья, когда вам так грустно.

Флер взяла себя в руки.

— Чепуха, не будь глупышкой, — произнесла она, стараясь казаться беззаботной. — Почему бы тебе не быть счастливой? Просто я глупо веду себя, вот и все. Ну, что ты мне хотела сказать?

Но Милочка, вероятно, испытывала угрызения совести.

— Я таким ужасным образом вами все время пренебрегала — не знаю, что мамочка подумает об этом. Я проводила все свое время с Ричардом, дорогая моя, и совсем забыла о вас, несчастная Флер. Вы меня простите, Флерушка? Отныне я буду уделять каждую минуту своего времени только вам.

Теперь Флер рассмеялась.

— Не стоит, скоро тебе все это прискучит, и мне тоже. Ты мне очень нравишься, Милочка, но я совсем не желаю проводить каждую минуту своего времени с тобой.

— В самом деле? Ну тогда ладно. Но теперь я буду проводить с вами больше времени, а Ричард пусть сам себя развлекает. Потому что… — Она осеклась, принимая лукавый вид. — Хотите, расскажу вам один секрет?

— Если вам так хочется, — ответила Флер.

Милочка не заметила ее призыв к сдержанности.

— Помните, я говорила вам, что встретила мужчину, за которого не прочь выйти замуж? Вы заметили, как он на меня смотрел, когда я играла? Конечно, он ничего не может сделать до приезда папы. Как бы было хорошо, если бы все разрешилось на следующей неделе! Невыносимо так долго ждать. Подумать только — я стану графиней, папа будет этим просто потрясен!

Флер не была в этом уверена, но ей не хотелось разубеждать Милочку. Она просто спросила ее:

— Он тебе на самом деле нравится, любовь моя? Я наблюдаю за вами уже несколько недель, по-моему, ты себя чувствуешь несколько скованно с ним!

Милочка, нахмурившись, открыла был рот, чтобы возразить, но потом быстро закрыла его. Подумав, она заметила: