Дневник для Стеллы - Джонатан Свифт

26. Обедал нынче вместе с мистером Льюисом у его приятеля, где за столом неожиданно оказался один ирландский джентльмен, некий сэр Джон Сент-Леджер[711], подвизающийся здесь в качестве стряпчего, он, правда, сидел на другом конце стола, но вел себя настолько развязно, что мне пришлось его осадить и притом не однажды. Сегодня я видел, наконец, папу, сатану, кардиналов и прочие восковые фигуры, общим числом пятнадцать, из-за которых поднялся такой переполох. Я усадил одного подручного щелкопера за сочинение памфлета ценой в два пенни по поводу всей этой затеи. Мой большой памфлет начнут продавать завтра, а нынче вечером несколько его экземпляров были разосланы важным особам. Домвиль уже возвратился из своих странствий домой; надеюсь, с ним ничего не стряслось; мы с ним еще не успели повидаться; я намерен представить его всем влиятельным людям.

27. Домвиль пришел ко мне нынче утром; мы пообедали у Понтэка и весь день до шести вечера провели неразлучно. Насколько я могу судить, он джентльмен в полном смысле этого слова. Он высадил меня у дома лорда-казначея, с которым я пробыл около часа, пока голландский посол мосье Бюис не пришел к нему по делу. Лорд-казначей чувствует себя довольно сносно, хотя из-за ревматизма с трудом разгибает поясницу. Денька через два я приведу Домвиля к лорду Гарли. Я не припомню другого такого ненастного дождливого дня, как сегодня. Памфлет мой, наконец-то, вышел из печати; он лежал на столе у лорда-казначея, который осведомился у меня относительно эпиграфов[712], помещенных на титульном листе; один из них он подсказал мне сам. Я непременно пошлю вам этот памфлет, как только представится возможность.

28. Миссис Ван прислала мне сегодня приглашение на обед; поскольку там должны были также присутствовать некоторые из знакомых мне дам, я обедал у нее. Утром я нанес ответный визит Домвилю и отправился навестить миссис Мэшем, однако не застал ее дома. Моя хозяйка попросила меня съехать с квартиры, так как ее муж и сын возвращаются домой, но мне удалось снять другую квартиру неподалеку отсюда, тоже в Лестер-филдс. Нынче утром я представил мистера Домвиля мистеру Льюису и мистеру Прайору. Виги в одной своей газетенке обозвали Прайора и меня двумя Созиями[713]. Можете вы прочитать это слово: «Созиями»? Мой памфлет начинает вызывать разные толки, уже несколько человек спрашивали меня, видел ли я его, и советовали непременно его прочитать, потому что это нечто совершенно необычайное. Меня, конечно, заподозрят и появится несколько жалких ответов. Но предоставим его своей судьбе, как сказал Сэведж[714] в Фарнхеме в своей проповеди по поводу кончины сэра Уильяма Темпла. К слову сказать, Домвиль видел Сэведжа в Италии и говорит, что он хлыщ и едва ли не полоумный; он ходит в красном и носит желтые камзолы и в вербное воскресенье присутствовал на церемонии коленопреклонения перед папой, а это посерьезнее, нежели поцеловать его туфлю, и если слух об этом дойдет сюда, то, боюсь, ему не поздоровится. На ваше письмо отвечу уже на новой квартире, вот только у меня почти не осталось места и придется перейти на следующую страницу.

29. На новой квартире. Мой типограф пришел нынче утром сказать мне, что он должен без промедления напечатать второе издание и что лорд-казначей внес два-три небольших добавления. Им придется трудиться днем и ночью, чтобы поспешить выпустить его в субботу; тысяча экземпляров распродана за два дня. Нынче собралось, наконец, наше Общество; присутствовало девять человек; обед происходил у нашего брата Батхерста[715]; мы установили несколько правил и избрали трех новых членов: лорда Оррери, Джека Хилла (брата миссис Мэшем, того самого, что потерпел недавно неудачу во время экспедиции в Квебек) и некоего полковника Диснея. Для наших встреч мы сняли комнату в одном доме неподалеку от Сент-Джеймса. Я ушел пораньше, чтобы успеть внести исправления в памфлет и прочее и сейчас уже дома.

30. Нынче утром повез Домвиля к лорду Гарли и уладил кое-какие дела с лордом-казначеем, а после обеда провел несколько часов у типографа, внося добавления во второе издание; у него я и пообедал. Кругом только и разговоров, что о моем памфлете; он принесет необычайную пользу; в нем предаются огласке множество наиважнейших обстоятельств, доселе вовсе неизвестных. На ваше письмо отвечу завтра утром или, пожалуй, лучше прямо сейчас, хотя уже довольно-таки поздно. Ну что ж, в таком случае приступим. — Вы говорите, что заняты сейчас вашими парламентскими делами; вот уж чем я не буду заниматься, когда вернусь в Ирландию; да и то сказать, в ближайшие два года у вас ничего такого больше и не произойдет. Лорд Сэнтри[716] и прочее … да я уже сыт этим по горло. Очень рад слышать, что Дилли поправился; не благодарил ли он меня за то, что я показал ему двор и всех вельмож? Ведь он даже вооружился очками, чтобы получше разглядеть королеву и прочих. То, что сказал Дилли, истинная правда: я не возлагаю на моих друзей никаких надежд и возвращусь восвояси с тем же, с чем приехал; Ларакор нисколько меня не страшит, после заключения мира там будет даже лучше; а скорее всего мне дадут приход в Дублине. Стелла совершенно права: епископ Оссорийский глупейшее и добродушнейшее существо среди смертных, и проку от него не больше, чем от козла молока. — Так-с, насчет правописания я уже говорил раньше, вот только еще пишите впредь «по крайней мере», а не «по крайний мере». Чума забери вашего Ньюбери[717]! Чем я могу ему помочь? Я передам его дело тем членам парламента (это все же легче, чем пересылать женщинам посылку[718]), коих знаю, и это все, что я могу предпринять. Лорд-казначей с каждым днем все меньше хромает. Я молю господа сохранить бедную добрую миссис Стоит; это была бы для всех нас большая утрата; пожалуйста, передайте ей мой поклон и скажите, что я от всей души молюсь за нее. Мне жаль бедняжки миссис Мэнли, но сдается мне, для младенца было счастьем умереть, принимая в соображение, сколь мало он был бы потом обеспечен. Подумаешь, нет такого памфлета, в котором меня не поносили бы и притом за вещи, которых я никогда не писал. Джо, между прочим, мог бы и прислать мне благодарственное письмо за полученные им двести фунтов: я все-таки считаю, что он получил их только моими стараниями; а мне придется теперь поблагодарить герцога Ормонда, который, готов в том поклясться, скажет, что сделал это только ради меня. Какого же сорта были эти семь яблок? золотой пепин? У нас, точно так же, как и у вас, дождь льет ежедневно. 7 фунтов, 17 шиллингов и 8 пенсов — вот сколько, а не 18 шиллингов; он — старый путаник; я пересчитал их 18 раз. Восемь фунтов Хокшоу не в счет. Так вот, если эти деньги будут в целости и сохранности, то пусть остаются у них, пока они не надумают их вернуть; так что передайте Парвисолу, чтобы впредь до моих дальнейших распоряжений он их не требовал, потому что деньги миссис Уэсли я внес в банк, а с ней расплачусь деньгами Хокшоу. — Я хотел сказать, как вы, наверно, догадались, что восемь фунтов Хокшоу послужат прибавкой к деньгам МД; но при всем том будьте бережливыми хозяйками. Бернидж больше теперь ко мне не наведывается, да оно и неудивительно: ведь просить ему больше не о чем; впрочем, он, как я слыхал, был болен. — Чума забери это дело миссис Саут, я ничем не могу ей помочь, разве только что поддержать хлопоты какого-нибудь другого ходатая, обронив, если представится удобный случай, несколько благоприятных слов. Скажите Уоллсу, что я ни за кого больше перед лордом-казначеем не хлопочу и особенно в делах такого рода. И еще скажите ему, что я уже истощил все мое влияние, так что мне нечем больше воспользоваться. — Ну что ж, полагаю, я ответил на ваше письмо ясно и исчерпывающе. — Как видите, я перебрался на третью страницу моего письма, а это уже больше, нежели вам причитается, мои юные дамы. Письмо это завтра отсюда отчалит и это едва ли кого опечалит. Сами вы дурочки, а я — поэт; будь у меня только… и прочее… — Ну, кто теперь из нас глупый? Плутовки и проказницы вы эдакие, вздорные девчонки и болтушки. О господи, я, видно, совсем одурел: мне показалось будто я разговариваю с драгоценными малютками МД лицом к лицу. Так-с, ну вот что, ребятки, на сегодняшний вечер достаточно; а теперь развлекайтесь картишками со своими плутишками. Доброй вам ночи, дорогие очи, и прочее.

1 декабря. Вот что, сударыни, потрудитесь впредь проставлять число не только в начале своего письма, но и в конце, дабы я мог знать, когда вы его отправили. Ваше последнее письмо было от 3 ноября, а между тем я получил одновременно другие, написанные двумя неделями позднее. Всякий раз, когда вам понадобятся деньги, предупредите меня об этом за три недели и тогда вы наверняка своевременно получите ответ с векселем на имя Парвисола; прошу вас, поступайте так впредь, потому что голова моя и без того забита всякими делами, и мне не придется обременять память хотя бы этими заботами. Отчего же, я, помнится, привел вам несколько отрывков из письма — а[719], так что вы легко можете себе представить, сколь остроумно было все остальное, потому что там все одного помета, как говаривал добряк Пизли. Прошу вас, не пишите больше: «полложение», а «полажение». Тьфу, черт меня побери, если я сам теперь знаю, как надо писать! Ваше неправильное написание, мадам Стелла, совсем сбило меня с толку; пожалуй, я тоже написал неправильно. Дайте-ка взглянуть: «полложение, полажение, положение, паложение, положенее, паллажение…» Поверите ли, я уже и сам не знаю, где написано правильно; судя по всему, во втором случае. Похоже, я никогда в жизни не писал этого слова, хотя, право, должен же был когда-нибудь им воспользоваться. «Положение, полажение, паложение». — Тьфу, дьявольщина, я совсем зашел в тупик и решительно не в состоянии на чем-нибудь остановиться. Бога ради, спросите у Уоллса. Положение — вот так, я все же думаю, будет правильно. Да, это правильно. Я только что заглянул в свой памфлет с намерением убедить вас, что никогда прежде не употреблял это слово, и тотчас обнаружил его дважды в каких-нибудь десяти строках. Ох, теперь, наконец, я совершенно ясно вижу в чем тут загвоздка: в вашем написании слишком много «л», только и всего. Парламент теперь уже наверняка откроется в следующую пятницу. У вигов будет большое превосходство в палате лордов, и, тем не менее, так ничего и не предпринято, чтобы этого не допустить. Примерам такой беззаботности несть числа. Министров на сей счет предупреждали, но это не возымело никакого действия, а ведь лорды наверняка направят королеве адрес, выражающий недовольство попытками заключить мир. По городу ходят слухи, будто кое-кто из союзников начинает теперь выражать удовлетворение в связи с предстоящими переговорами о мире. Вот, собственно, и все известные мне новости. Королева чувствует себя довольно сносно. А теперь я попрощаюсь с бедными драгоценными МД до вечера, а тогда снова с ними немного побеседую.