Вернадский - Геннадий Аксенов

Почти каждая дневниковая запись начинается с какого-либо варианта слов: «Работаю над живым веществом». Относятся они и к чтению, и к работе с микроскопом, и просто к обдумыванию новых идей во время прогулки.

Двадцать восьмого марта: «Всего как-то захватила работа над живым веществом, которую я обдумываю, передумываю и перерабатываю, и мысль об окружающем. Но писать могу только о живом веществе, так как едва заканчиваю к вечеру, и уже нет охоты и энергии писать о связи с текущим моментом. А надо бы! Не успеваю делать записи в дневнике и едва иногда набрасываю мысли в связи с переживаемым моментом. Чувствую иногда, что надо это делать и надо смело выступить в борьбу за дорогие идеалы — а между тем все поглощает мысль о живом веществе. Здесь все новое и новое открывается передо мной, иногда мне кажется, что я не совладаю с темой, но общий скелет работы все двигается дальше, рукопись уже достигла более 430 страниц, и хотя книги, нужные мне, имею только случайные — работа все упорно и определенно идет. Мне ясно, что я захватываю много в совершенно новом свете, и если мне удастся разработать так, как хотел бы, то получится работа, имеющая значение, ибо она дает новые вопросы для научной работы. Странно, как по мере углубления работы вновь возрождаются старые воспоминания о мыслях, чтении и мечтаниях как раз в этой области еще далекой молодости. И теперь это все синтезируется»21. Иначе говоря, завершается громадная подспудная работа мысли над детскими вопросами, с одной стороны, а с другой — она не закрывает тему, а открывает новую неизвестную область исследования.

Новая тема, таким образом, выпрастывается из узких пеленок геохимии, геологии, биологии и касается уже всего естествознания. Распахивающаяся безграничность поражает и озадачивает. Как будто высадился на новую землю. Вокруг все неизведанное и неназванное, имени не имеющее. Через три дня, как раз в день вступления в Полтаву немцев, отмечает, что вчерне весь остов книги закончен, но обработка наброска потребует огромного труда: «Я знаю, что я даю здесь много новых концепций и нового понимания природы, — но сумею ли это сделать понятным современникам? И ужасно ярко чувствую недостаточность собственного знания даже в области, уже доступной человечеству»22.

Что касается сомнений, он всегда искал и ищет не подтверждения своих открытий, а опровержений. От сомнений знание должно крепнуть.

* * *

Тем временем в Киеве произошли некоторые события. Власть на Украине переменилась во второй раз. Переворот совершил Союз земельных собственников. Это была украинская часть созданной в 1917 году сотоварищем Вернадского по партии H. Н. Львовым организации, в которую входили как помещики, так и крестьяне, выделившиеся из сельских обществ по Столыпинской реформе — антибольшевистская и антисоветская сила. И, разумеется, захватившие власть большевики в деревне первым делом затравили союз комитетами бедноты, объединившими большую часть деревни, ненавидевшей новшества в виде столыпинских отрубов и хуторов, голосовавшую за опчую жисть и собственность против жизни по личной ответственности. Летом 1918 года земля в России была социализирована. Однако в отделившейся Украине собственники и их союз еще держались. В марте 1918 года Союз земельных собственников на своем съезде провозгласил гетманом Украины русского генерала Скоропадского. Собственно, выбор совершили немцы, отправив Раду в отставку и призвав диктатора. Правда, диктатура образовалась довольно либеральная. Петр Петрович Скоропадский, по свидетельствам очевидцев, человек мягкий и добрый, мало подходил на эту роль.

Наполнившие Киев либеральные деятели, наконец, консолидировались и созвали съезд. Вернадский был делегирован полтавскими кадетами, и 7 мая он уже в поезде, снова заполненном солдатами, но на этот раз по какому-то мрачному юмору — немецкими. Ехал целые сутки, в результате опоздал к открытию съезда. Но его как отца-основателя сразу усадили в президиум и попросили председательствовать на вечернем заседании 8 мая. При всем обилии мнений господствующее настроение на съезде — использовать украинскую государственность для восстановления России. Даже был принят пункт о русском языке как государственном. Надежды на русскую культуру сквозят и у него самого после разговора с новыми людьми, с местной кадетской молодежью: «Огромно значение сознательного стремления русского общества к воссоединению и возрождению России. Если оно охватит широкие круги, творящие жизнь, оно не может быть остановлено»23.

На время съезда Вернадский устроился в маленьком домике на Тарасовской улице у профессора Василенко, хорошо известного ему по петербургскому министерству и по партии. Широко был известен Николай Прокофьевич и на Украине и теперь стал министром просвещения и одновременно — иностранных дел — в правительстве Скоропадского. Василенко обрисовал ему положение дел после переворота. Немцы распоряжаются и вывозят все что можно, в основном продовольствие, захватывая склады. Правительственная украинизация нестрогая, можно даже сказать, необременительная. Немцы пишут свои приказы по-русски. Провозглашалось равноправие граждан. Город переполнен беженцами с севера. Жизнь бьет ключом. Поскольку создавалась полноценная украинская государственность, Василенко поставил вопрос перед гетманом о создании на Украине своей Академии наук. Оба профессора знали, что такой план существовал еще в их петербургском Министерстве народного просвещения после Февральской революции. И Николай Прокофьевич предложил Владимиру Ивановичу взяться за это дело.

За пять месяцев полтавской жизни Вернадский понял, что Украина отделилась и независимо от того, останется ли русский язык государственным или нет, ее самостоятельность уже есть факт. Соглашаясь возглавить работу по организации академии, он понимал, что гораздо больше, чем все вооруженные люди вместе взятые, способствует окончательному отпадению Украины или, в лучшем случае, превращению ее в федеральную часть России. Научный центр, который изучает язык и историю народа, означает, что из народа выделилась нация, осознающая свою общность и историческую судьбу. Без такого изучения национальной самостоятельности быть не может, какие бы политические лозунги ни провозглашались. Ее нельзя внедрить силой.

Нужно считаться с реальностью. Если он не согласится создавать академию, завтра прибудут деловые эксперты из Берлина или Вены и, без сомнения, наладят такую работу, которая, кстати сказать, шла тогда по всей Восточной Европе. Уж лучше академия сохранит традиционные связи с русской культурой. Наука вообще не имеет национальности. И потому, будет ли Украина отдельным государством, во что пока мало кто верит, или войдет на правах федеративной части в Россию, научный центр останется навсегда, он будет не разъединять, а связывать русёкий и украинский народы в высших сферах истины. Правда, в разговоре с Василенко Вернадский поставил условие: он не станет принимать украинского гражданства. Будет работать как свободный эксперт, приглашенный правительством.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});