Вернадский - Геннадий Аксенов

«Где искать опору? Искать в бесконечном, в творческом акте, в бесконечной силе духа.

Надо, чтобы в народе имелись значительные группы людей, которые не ломаются бурей, но творят и создают.

Необходимо прямо смотреть в глаза происшедшему, пересмотреть все устои своего общественного верования, подвергнуть все критике, ни перед чем не останавливаясь. Продумать все искренно, до конца искренно»6.

Слова относились к самому себе. Спрашивает за происшедшее с себя, ощущает свою часть ответственности за крушение. Все наши беды от незнания, от неумелого делания добра. Знали ли они народ, когда стремились к «четыреххвостке»? Равные ли должны быть выборы? Всем ли доступны начатки демократии? Кажется все же, что свобода — вещь, которую нельзя дать. Ее можно только взять. Кто дорастет до понимания ее крайней необходимости для себя, тот и возьмет.

«Различие между народом и нацией.

Народ был фетишем для интеллигенции. Между народом и интеллигенцией, в широком смысле этого слова, огромная рознь. Народ все время стремился не к тому, к чему стремилось государство. Сейчас народ потерял, и думаю, навсегда, великую свою многовековую веру: землицу. Он не понял — и не поняли его руководители, что они могут ему ее дать только тогда, когда и народ свободен, и когда его воля не ограничена внешним игом. <…>

Русская интеллигенция заражена маразмом социализма. Народ невежественный. Идеалы чисто материалистические. Стал решать как слепой сложные мировые вопросы с миропониманием XVII века. Результаты такого решения мы сейчас видим»7.

Что и говорить, результаты неожиданные. Они прямо противоположны тому, что провозглашалось: вместо мира получили войну, вместо земли — ее разграбление и разбазаривание, вместо изобилия — голод, вместо социалистического братства — дикое варварство, грабежи и болезни. Что нас ожидает?

«Любовь к человечеству — маленький идеал, когда живешь в космосе. Он охватывает слишком узкую базу жизни. Им нельзя охранить то, что является самой основой жизни, то, из-за чего стоит жить. Социализм основан на известном состоянии техники. Ученый стремится зайти за ее пределы. Обладать источниками энергии, сделать их доступными всем людям, избавить их от элементарного голода и холода можно иным путем.

Нельзя отложить заботу о вечном и великом на то время, когда будет достигнута для всех возможность удовлетворения своих элементарных нужд. Иначе будет поздно. Мы дадим материальные блага в руки людей, идеалом которых будет — “хлеба и зрелищ”. Есть, пить, ничего не делать, наслаждаться любовью. <…>

Невежество русского народа — одна причина, другая — аморализм. Если [преодоления] первого не дало государство, — монархи, то [преодоления] второго не дали духовные и умственные вожди. В этом грех русской интеллигенции. Представители нации — редко “из народа”. Шевченко — и тот доказывал “шляхетство”. Ломоносов — наполовину духовный, наполовину “буржуй” — судовладелец и судостроитель»8.

Он уже писал о смешении понятий народа и нации, или когда в политэкономических понятиях пропущен главный элемент — творящие единицы, личности, создающие форму всякого производства, которые нельзя свести к терминам «пролетариат» и «буржуазия». А ведь нация как раз и создается из творящих единиц, она, а не народ, определяет лицо страны. Именно ей должно принадлежать лидерство, что не получилось в 1905 году и что поздно получилось в 1917-м.

Общественные силы, участвовавшие в борьбе, слабо вооружены научным знанием. В дневнике 1918 года, исключительно богатом на мысли и тематическое изобилие, Вернадский сравнивает свою научную и общественную роли и обнаруживает между ними опасный разрыв. В научном творчестве он хозяин положения, потому что его идеи определяются только стремлением к истине и полноте источников, выводов, правильным описанием фактов и обобщений. Немного не так в общественных построениях, отраженных в документах и в направлениях деятельности. Здесь нет такой силы убедительности и доказательности, как в научной области. «В общественной и политической жизни примешивались чуждые истине привычки, боязнь углубления, огорчения близких, выводов, которые были бы мне самому тяжелы своим противоречием с тем, с чем я сжился. Здесь я не был свободен в своих исканиях. И в своих выводах. Иногда мне казалось это правильным, т. к. здесь добиться истины в сложном клубке событий иногда трудно до неимоверности. Атеперь? Когда жизнь разбивает старые убеждения и выявляет ошибочность жизненной деятельности! Не должен ли я смело, беспощадно и откровенно [идти] по пути полной переоценки своих убеждений и убеждений близких?»9

Как-то должны правильно сочетаться требования гражданской и политической свободы и равенства с требованиями изначального, природного неравенства? Онтологическое неравенство — именно то, чем всегда боятся огорчить своих соратников и близких.

«Равенство людей — фикция и, как теперь вижу, фикция вредная. В каждом государстве и народе есть раса высшая, творящая творческую созидательную работу, и раса низшая — раса разрушителей или рабов. Несчастие, если в их руки попадает власть и судьба народа и государства. Будет то, что с Россией. Нация в народе или государстве состоит из людей высшей расы. Демократия хороша, когда обеспечено господство нации. А если нет?

Равенства нет, и надо сделать из этого выводы. Очевидно, в государственной, общественной и экономической жизни при построении прав необходимо добиваться таких условий, при которых обеспечивалась бы нации возможность широкого и полного проявления и при которых наименее была бы опасной деятельность отрицателей и рабов. Мне кажется, при таком построении значительная часть демократических учреждений должна получить свое основание, ибо нация не совпадет ни с сословием, ни с классом. Но не больше ли элементов нации в русском дворянстве, чем в русском народе? Кто производит творческую работу в промышленности? Чей труд должен главным образом оплачиваться? Мне кажется, как правило, это не рабочий и не капиталист. Это организатор и изобретатель. Рабочий и капиталист — оба эксплуататоры, в том случае, если рабочий получает вознаграждение по социалистическому рецепту. Организатор совпадает с капиталистом, но далеко не всегда. Промышленность и техника вообще не может свободно развиваться в социалистическом строе, т. к. он весь не приспособлен к личной воле, неизбежной и необходимой для правильного функционирования организаторов и изобретателей. Мне давно хочется развить эти мысли. Можно построить любопытные социальные системы. Никогда нельзя заменить личность организатора и изобретателя коллегиями, хотя иногда и удобно пользоваться этой формой деятельности»10.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});