Качели. Конфликт элит или развал России? - Сергей Кургинян

Что ж, это очень много говорит о характере протекающих — сугубо транснациональных — элитных процессов.

Именно такой специфический — игровой, элитный, транснациональный и пр. — характер процессов и превращает мебель (ведь основной выдвинутый прессой мотив ареста Бульбова — в том, что он влез в дело «Трех китов») в параполитику. Если бы этого превращения не было, я бы не проявил никакого внимания ни к мебели как таковой, ни к более высокорентабельным слагаемым мебельного бизнеса, даже если они имеют место.

Но, увы, нет мебели «в собственном соку»! Есть эта самая параполитика. По крайней мере, такова моя гипотеза. И, как все понимают, она обладает слишком масштабной и жгучей актуальностью, чтобы не начать ее аналитически проверять. А для этого надо рассматривать все в совокупности. Начиная с первых «мебельных» дел — и далее «со всеми остановками». Причем рассматривать не походя, а с предельной (и абсолютно нетенденциозной) подробностью.

Глава 3. Мебельный курьез как карта в большой игре

2 июня 2006 года Президент России Владимир Владимирович Путин отправил в отставку Генерального прокурора РФ Владимира Васильевича Устинова. Это, безусловно, чрезвычайно крупная кадровая трансформация. Может быть, самая крупная и знаменательная их всех осуществленных В.Путиным.

У этой трансформации, открывшей, как я считаю, новый этап в российской политике, не может не быть определенного содержания.

Даже если бы Президент сделал это абсолютно немотивированным образом (а мы знаем, что это не так), даже если бы он, например, совершил сие под воздействием горячительных напитков (а мы опять же знаем, что это не так) — все равно бессодержательной данная трансформация являться бы не могла. Тем более она не является таковой, поскольку Президент осуществил ее, руководствуясь какими-то вполне рациональными мотивациями. Какими именно? Какие конкретные механизмы привели в действие такое решение?

Мне могут ответить: «Сие известно лишь президенту. И является его абсолютной прерогативой. Мотивы являются его мотивами. Механизмы являются его механизмами. Соответственно, он обладает полнотой знаний по данному поводу. А любое посягательство на эту полноту некорректно».

Казалось бы, такой ответ носит характер констатации очевидного. «Волга впадает в Каспийское море, а президент знает, почему он кого-то снял». Однако столь ли очевидно то, что констатируется ревнителями прерогативного подхода?

Президент — не бог и не демиург. Он политик. Он принимает решения на основе чего? Обнаруженного им проступка его подчиненного? Его несоответствия занимаемой должности? Полно вам!

Мне представляется, что подобная трактовка является недопустимо упрощенной и мешает что-либо понять в сути происходящего. Суть же в том, что властитель (царь, диктатор, президент) влияет на элиту, а элита — на властителя. Без учета этого обратного влияния мы ничего не поймем. Властитель, кем бы он ни был, в принципе не может не считаться с расстановкой элитных сил. То есть он может не считаться, но тогда он очень быстро перестает быть властителем. Если же властитель удерживается длительное время (то есть сохраняет политическую вменяемость), то это значит, что он занят своими элитами больше, чем всем остальным. Его долгожительство определяется способностью непрерывно и неутомимо наблюдать за элитами, улавливая все существенные изменения в расстановке элитных сил. Хрущев не уловил каких-то изменений и потерял власть достаточно быстро. Брежнев был к этим изменениям предельно чуток и очень долго сохранял власть.

Политический строй может измениться. Но принцип учета властителем соотношения элитных сил не меняется. Ельцин следил за этим соотношением ничуть не меньше, чем советские генсеки. Я убежден, что и Путин тоже.

Меня спросят: «А Сталин?» Согласен, Сталин — это чуть-чуть другой формат власти. Тут верховный властитель значил больше, а элита меньше. Но это не более чем нюанс. Сталин тоже должен был каждый день следить за поведением каждого из кланов и соблюдением межкланового баланса. Когда он что-то не уловил — его не стало.

К чему сводятся отношения между властителем и элитой?

Прежде всего, властитель должен оценивать политический потенциал и лояльность каждого из кланов (корпораций, элитных групп).

Далее, он должен оценивать прочность и состоятельность тех или иных элитных конфигураций (союзов между элитными группами).

Кроме того, он должен оценивать остроту конфликтов между складывающимися союзами.

И, наконец, он должен правильно позиционироваться внутри этих — им тщательно осмысливаемых — конфликтов.

Таково влияние элиты на властителя.

Но есть и обратное влияние — властителя на элиту.

Властитель может управлять конфликтами в большей или меньшей степени. Пресловутое «разделяй и властвуй» справедливо отнюдь не только для так называемой византийской политики.

Властитель может также быть источником стратегических целей и стратегической консолидации элиты. А может и не быть. Тогда его деятельность начинает сводиться к учету элитных игр и управлению этими играми. Такая политическая деятельность и является подлинным содержанием невнятного, но популярного у нас словечка «застой».

Все, что я оговорил выше в плане отношений властителя и элиты, носит, как мне представляется, достаточно очевидный (чтобы не сказать «хрестоматийный») характер. Я с трудом представляю себе политологическую школу, в которой нет места подобным констатациям. И я уже совсем не представляю себе сколь-нибудь адекватного политологического описания российской действительности вне оных.

Между тем все, что мы сейчас обсуждаем: клановые игры, «чекизм» — чаще всего рассматривается в абсолютном отрыве от темы «властитель и власть». И любая моя попытка обратить внимание на абсурдность такого рассмотрения наталкивается на глубочайшее отторжение. Я долго пытался понять природу этого отторжения. И, наконец, пришел к выводу, что в его основе лежит неявная (то есть не формулируемая отторгающим даже для самого себя), но очень прочная модель какого-то сверхъестественного самовластия «ныне царствующей особы». Причем такого самовластия, которого в природе не бывает вообще, а в реалиях путинской эпохи не может быть тем более. Но образ этого самовластия тяготеет над сознанием самых разных интеллектуалов. В том числе и гордящихся своей оппозиционностью.

Нельзя сказать, что элитная тематика вообще не обсуждается в современной России. Но специфика обсуждения такова, что, в конечном счете, оценка веса элитной группы и ее представителей полностью сводится к тому, кто и как часто «заходит в кабинет».

Никаким другим компонентам в оценке места нет. Нет также места ответу на вопрос, ПОЧЕМУ, собственно, такой-то заходит, а такой-то нет. Здесь ложная концепция абсолютного самовластия дополняется ложной концепцией абсолютного же лакейства (заходит потому, что правильно «облизывает»). Все это абсолютная чушь.

До Путина сходная околесица владела умами во всем, что касалось Ельцина. И после Путина… Впрочем, в этой книге я и так занимаюсь слишком многими темами. И обсуждение постпутинских перспектив оставлю для следующих своих работ. А вот по поводу Ельцина… Ельцин был очень самовластным политиком — и что?

В марте 1996 года Ельцин, например, принял решение о введении чрезвычайного положения. Как именно он принял это решение, мне известно вплоть до деталей. И, опять же вплоть до деталей, известно, как он его отменил. Он отменил его потому, что ощутил изменение в раскладе элитных сил. И чутко отреагировал, извлекая из этой реакции огромные выгоды для себя. Но он не самовластвовал! Он реагировал на игровой расклад.

Президент — игрок номер один. Он еще и создатель игровых ситуаций. И даже арбитр игровых правил. Но он не сам с собой играет, наподобие обезумевшего «демиурга» из разного рода антиутопий. Он играет с другими. Он участвует в игре. Он не находится над игрой. Он в игре. А значит, она над ним.

Я утверждаю, что президент отправил в отставку Устинова не потому, что тот совершил какой-то проступок. И не потому, что тот проявил какое-то несоответствие. Президент все знал про Устинова как профессионала. Устинов глубоко входил в его команду. Стиль президента никак не предполагает таких кадровых метаморфоз без особых на то обстоятельств. А имя этих обстоятельств всегда одно и то же — Игра.

Отставка Устинова — это игровой ход.

Его назначение впоследствии — это тоже игровой ход.

Ходы делаются под воздействием игровой ситуации.

Игровая ситуация формируется многими факторами. В том числе и президентом. Но не только им. Рузвельт отказался от нужного ему вице-президента и согласился на убийственного для него Трумэна. Он почему это сделал? Потому что так сложилась игра.