Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

Квизиб был явно под впечатлением.

— Наверное, это неимоверное множество слов.

— Да. Каждая страница содержит множество слов. А каждая библиотека содержит множество книг, — Для большей ясности Найл сопровождал слова мысленными образами.

Квизиб, казалось, был потрясен.

— Да это же поистине труд вечности.

Найл, непривычный к выражению абстрактных понятий, ощутил в душе нарастающее отчаяние.

— Ты не понимаешь. Вам, паукам, такая идея не по нраву, потому что на первый взгляд кажется скучной. Вы живете настоящим и считаете его таким интересным, что до прошлого вам и дела нет. А это своего рода лень, — По паучьим понятиям, Найл говорил ужасающе грубо, но так спешил высказаться, что было не до этикета. — Люди тоже ленивы, но всегда есть некоторые исключения. Поэтому среди них отыскивались немногие, кто вел летописи, составлял атласы звездного неба, изучал законы геометрии — вся та работа, что у большинства считается скукой. Вот так, постепенно, люди построили огромные города и освоили планету, занимаясь тем, что у вас считается скукой. Лишь упорно делая то, что считается рутиной, люди перестают быть рабами и осваивают роль хозяев.

Говоря, он с отчаянием чувствовал, что слова не доходят и ни один паук не в силах понять, о чем он. А закончив, с изумлением осознал, что пауки слушают, буквально затаив дыхание, и лишь тут понял, что страстная убежденность в голосе невольно заставила их прислушиваться к его словам, словно к некоему божественному откровению.

Воцарившаяся следом тишина дала понять, что они усвоили сказанное и сосредоточенно размышляют над его значением. Наконец Квизиб сказал:

— Переложить мои воспоминания на человеческий язык ох как непросто.

— Не спорю. Но это легче, чем ты думаешь. В Белой башне есть устройство, способное читать ум. Оно могло бы хранить содержимое твоей памяти, и память никогда бы не затерялась.

— Смертоносец-Повелитель никогда бы этого не допустил.

— А его позволения и не требуется. Я правитель этого города, — Было как-то неловко заявлять об этом вслух, но чувствовалось, что выбора нет. — Мне решать, как быть.

Квизиб как бы перевел изумленный взор на Асмака.

— Это правда?

— Да, господин. Он посланец богини, а следовательно, правитель этого города.

— И его воля превыше воли Смертоносца-Повелителя?

— Да, господин.

Квизиб справился со своим замешательством, иначе было бы бестактно. К Найлу он обратился с нарочитой почтительностью, как к властительному вельможе:

— Прошу простить, повелитель. Я не знал, кто ты.

Найл мысленно отозвался: дескать, ни к чему. Но в голосе Квизиба по-прежнему чувствовалось беспокойство.

— Я торжественно присягнул не уходить в небытие…

— Властью, вверенной мне богиней, — перебил Найл, — я могу освободить тебя от твоего обета.

Квизиб раздумывал в тишине. Когда снова заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.

— Тогда, видно, тебе по силам снять с меня обет молчания о разговоре, что был у Мадига с Касибом Воителем.

— Так ты что, знал тайну? — удивленно спросил Найл.

— Смертоносец-Повелитель наконец разгласил ее в ночь великой бури, когда мы с ним дожидались рассвета в долине Мертвых. Катастрофа подточила его силы, и он хотел излить кому-нибудь душу. Поскольку я был единственным, кому он доверил тайну, я поклялся молчать. Но нет такой тайны, которую нельзя разгласить посланцу богини.

У Найла гулко застучало сердце. Но он сдерживал волнение и стоял молча, показывая, что не собирается неволить Квизиба.

Последовавший затем рассказ был изложен языком образов и ощущений. Поскольку сам Квизиб не был непосредственным участником событий, повествованию не хватало прежней четкости; но даже и этот повторный пересказ — вначале от Мадига Смертоносцу-Повелителю, затем от Повелителя Квизибу — был чарующе достоверным, ощущения словно передавались напрямую.

Квизиб поведал, как на Мадига и его товарищей, спящих в неглубокой лощине пустыни Кенда, набросились в предрассветный час и оглушили прежде, чем они успели опомниться и оказать сопротивление. Лиц нападавших они не видели, поскольку пленникам сразу завязали глаза и предупредили, что убьют любого, кто попытается снять повязку. Наутро пленители исполнили угрозу и перерезали горло одному из пленников, Рольфу Колеснику, — он, как выяснилось, подглядывал под повязку.

Шесть дней они упорно шли по неровной, каменистой местности, пробираясь через воняющие гнилью болота. Их пленители говорили очень мало, даже между собой. На исходе шестого дня, когда уже свечерело, они остановились в травянистой долине: с расстояния до слуха доносился голос воды — будто шумел водопад или река в половодье. Звук доносился издалека, но слух у Мадига был исключительно острый. Пленникам дали сладковатого питья, и Мадига вскоре стала одолевать дремота. Он, впрочем, догадался, что напиток — дурманящее снадобье, и изо всех сил одолевал дремоту. Так что он еще бодрствовал, когда к их пленителям примкнула еще одна группа людей, пришедшая со стороны шумящего потока. Это было последнее, что запомнил Мадиг, прежде чем его сморил сон.

Очнувшись, Мадиг обнаружил, что лежит на наспех сооруженных носилках и его несут вниз по склону. Шум воды, ровный и размеренный, был теперь совсем близко. В скором времени через повязку стал процеживаться свет, и Мадиг понял, что, должно быть, уже рассвело. Через несколько часов пленникам снова дали поесть и опять сладкого снадобья, от которого засыпают. Но на этот раз Мадигу удалось половину порции пролить себе на грудь, так что следующая часть перехода отложилась в голове более-менее ясно. Его положили в лодку и переправились через озеро или широкую реку. Затем пленников взвалили на подводы, в которые запряжен был вьючный скот, и они пробыли в мути до самого вечера. На исходе дня опять покормили и дали сладкого снадобья. Мадиг снова попытался пролить, но на этот раз пленители разгадали уловку и жестоко, до крови, избили его. Так что он уже не жалел, когда в него влили целый кубок сладкого зелья, от которого наступило долгое забытье.

Очнулся он на жестком лежаке в сыром подземелье. Повязку сняли; когда же он попытался расспросить тюремщика, то в ответ услышал, что будет убит, если еще хоть раз раскроет рот. Зная уже, что у этих нелюдей за словом следует дело, Мадиг позаботился быть как можно неприметнее.

Много дней он не видел никого, кроме угрюмого и неразговорчивого человека, приносившего пищу. Но вот однажды в темницу вошла девушка, а следом за ней мужчина с ведром горячей воды. Мужчина велел ему раздеться, а девушка омыла Мадига с головы до мог, подстригла и причесала волосы и бороду. Мадиг догадался по этим приготовлениям, что его вскоре поведут к какому-нибудь важному сановнику — может, к самому правителю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});