Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

— Мне вызвать колесницу, чтобы она доставила тебя обратно во дворец? — спросил Асмак.

— Не надо. Утро такое великолепное, я, пожалуй, лучше пройдусь. Но сначала хотелось бы немного отдохнуть.

— Разумеется.

Роскошная зелень лужайки между цветущими кустами казалась крайне соблазнительной, толстая, упругая трава напоминала о Великой Дельте. Найл улегся, уместив голову меж корней деревца, и закрыл глаза. Солнце трепетно ласкало щеки и лоб. Плавно нахлынувшая волна умиротворения вскоре убаюкала Найла.

Очнулся он от смутного беспокойства. Солнце слегка сместилось, оставив Найла в тени; с востока дул прохладный ветер. Поглядев мельком на небо, Найл подсчитал, что проспал по меньшей мере часа два.

Приподнявшись, он увидел, что стоящий в паре метров паук не Асмак, а его сынишка Грель. В свете утра глянцевитый черный ворс на туловище паука мягко поблескивал.

— А где твой отец?

— Он просил извинить за вынужденный уход. Ему надо быть на службе.

Найл зевнул и протер глаза. В животе урчало, есть хотелось, как никогда.

— Спасибо тебе, что дождался.

— Совершенно не за что. Тебя не положено оставлять без присмотра.

— Я не собирался спать, думал — так, прикрою глаза. Ты не устал?

— Нет. Священная пещера всегда дает мне заряд бодрости.

— Получается, ты в ней уже бывал?

— Семь раз. Но никогда еще не стоял в присутствии Хеба Могучего или его советника Квизиба.

Воспринимая его мысль напрямую, без разобщающей помехи языка, Найл смог заглянуть Грелю в ум и уяснить, что за несколько часов в нем произошли разительные изменения. Тот, вчерашний, Грель не многим отличался от малолетки несмышленыша; этот, теперешний, был почти уже взрослым.

Они поравнялись с кладовой, и Найл приостановился поглядеть через открытую дверь. В хранилище было совершенно пусто, ни единой нитки не осталось от тенет, свисавших некогда со стропил. Лишь багровое пятно на бетонном полу — засохшая кровь паука-быковика — напоминало о недавней стычке.

Теплый воздух был плотно насыщен ароматом цветов; стало ясно, что ветер задувает с юга. На обратном пути по песочно-желтой дороге (впечатление такое, будто она построена вчера), обрамленной мягко играющими соцветиями, до Найла стало доходить, что попутчика распирает от желания задать какой-то вопрос, но вот досада — паучий этикет запрещает первым заговаривать со старшим по положению. Будь паучок постарше, Найл ни о чем бы не догадался, но Грель по молодости еще не научился скрывать любопытство.

— Ты о чем-то хочешь спросить? — первым подал голос Найл.

Человеческий подросток на месте Греля стушевался бы и покраснел. То же самое и Грель, только сейчас любопытство пересилило смущение.

— Теперь, зная историю врага, ты думаешь его выследить?

Найл задумчиво покачал головой.

— Для чего, спрашивается?

— Но советник Квизиб сказал же, что тебя ждет опасное странствие.

Найл, честно говоря, уже над этим поразмыслил.

— Да, действительно. Но я и так уже совершил опасное странствие наружу из священной пещеры.

Однако Греля такой ответ по-прежнему не устраивал.

— Но и Повелитель Хеб тоже пожелал тебе благополучного странствия.

Найл и сам это подметил, но не считал пожелание просто формой учтивого прощания. Поэтому сказал уверенным голосом:

— Я не собираюсь выискивать мага. Это было бы неразумно и крайне опасно. Он. очевидно, добивался, чтобы его оставили в покое.

— Тогда почему он не дает нам покоя?

Грель. несмотря на молодость, был так искренне заинтересован. что Найл решил говорить с ним откровенно.

— Я допускаю, что враг засылал в город лазутчиков еще со времени Хеба Могучего. Он желает знать, что происходит в городе пауков. А тут, представь себе, Скорбо хватает двоих из них и оттаскивает к себе в кладовую. Естественно, он решает, что Скорбо надо убрать.

— Но зачем? — удивился Грель, — Какой от этого толк?

Тут Найла и самого охватила растерянность, вспомнились два минувших дня. Если схвачены эти двое, то, конечно, лучше подослать еще, вместо того чтобы разом настораживать весь город своим присутствием. Что это, глупость или просчет? Толком и не объяснишь.

— Одна из возможных причин — это что и сам Скорбо был с ними заодно.

— Что?! — не сказал, выкрикнул потрясенный Грель, — Скорбо — лазутчик? Да как же можно!

Его изумление заставило Найла усовеститься: такие слова просто не укладывались у Греля в голове. Для паука не существует ничего более потрясающего, более ужасною, чем мысль о коварстве сородича. Для человека, известно, чужая душа — потемки, даже у самого любимого и близкого человека. Паукам же известна радость, недоступная людям, — сливаться с душой ближнего. Так что мысль об измене для них куда страшнее, чем для человека правда об измене горячо любимой жены, которая, оказывается, вдобавок желает мужу смерти. Грель был потрясен до глубины души.

— Есть сведения, — как можно осторожнее сказал Найл, — что Скорбо попал в лапы врага и там его склонили к измене.

— Но разве можно… вот так? — Грель чуть не плакал. — Как он мог предать своих сородичей!

— Не знаю. Маг, должно быть, большой дока обращать в свою веру.

Грель истово выразил несогласие:

— Нет и еще раз нет! Скорбо можно было пересилить лишь волей.

— Возможно, у мага воля была действительно сильнее, чем у Скорбо.

— Не могу в это поверить.

Асмак пришел бы в ужас от того, как его сын пререкается с посланцем богини. Найлу, наоборот, льстило такое неподкупное доверие паука.

— Ну хорошо, во что ты можешь поверить?

— Возможно, Скорбо вынудили под пыткой. Враг, судя по всему, исключительно жестокая тварь.

— Безусловно, к тому же еще и хитрая. А почему ты считаешь, что он жесток?

Грель, казалось, даже опешил от такого вопроса.

— Разве благочестивый правитель вырезает своим подданным языки?

— Кто тебе такое сказал?

— Как же, сам Квизиб.

Вслед за образом Квизиба в уме моментально возник образ Мадига, которого умывают и причесывают в темноте. И тут Найл заметил, что, когда девушка, подравнивая Мадигу бороду, случайно приоткрыла рот, стало заметно, что у нее действительно нет языка.

Внезапно он понял, почему при разговоре недопонимал почившего паука. Квизиб излагал мысль сериями образов. При этом Найл даже похваливал себя за четкое восприятие. А между тем понимание это было самым поверхностным и смутным, как у человека, силящегося ухватить иностранную речь. «Рассказ» Квизиба изобиловал деталями, которые Найл попросту не уловил. Пример насчет Мадига и девушки был лишь одним из примеров. И вот теперь, когда Грель вновь воссоздал образ темницы Мадига, Найл стал чувствовать множество тонкостей, прежде ускользнувших от внимания. Так, он мог теперь почувствовать общую подозрительность, недоверие и тревогу, царящие во вражьем городе, а также мучительный страх его жителей. И тишина городских улиц была тишиной потаенного ужаса.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});