Корона, огонь и медные крылья - Максим Андреевич Далин

умри.

Оказывается, твоя смерть – необходимое условие победы. И уж наверное, твоя смерть – необходимое условие спокойствия и процветания. Ты – птица, не человек. Ты умрёшь в полёте, как птица. Ты умрёшь.

Серый туман сгустился перед моими глазами, а звуки вдруг резко отдалились, отозвавшись дробящимся эхом. На миг реальными стали только руки Шуарле, поддержавшие меня, и его шёпот:

– Твой сын, Лиалешь! Не смей быть слабой, принцесса!

Я тяжело встряхнула головой, пытаясь сбросить слабость, как путы. Лаа-Гра где-то на другом конце Вселенной спросил:

– Вы убедились, маловерные? – И его голос вызвал у меня тошноту, но тут рядом заговорила Раадрашь.

Она сдёрнула платок с головы и замахнулась рукой с разведёнными пальцами – знакомым мне жестом:

– Земля тебя покроет, Лаа-Гра – а за рекой встретят с радостью! Смотри на меня, на принцессу ядовитых птиц, смотри! У меня есть отец, который назвал Тхарайя сыном, и есть братья, которые и для Тхарайя братья! А у моего отца есть крылатые подданные, лучшие бойцы на свете!

– Закрой лицо, демоница! – крикнул молодой принц, стоявший у самого трона, но Раадрашь расхохоталась:

– Хорошо, что ты позвал возлюбленного Нут, Лаа-Гра! Теперь я знаю, что врата для мертвецов открыты настежь, а Хуэйни-Аман больше не незыблемый оплот! Я полечу сказать это моим родичам! А ещё скажу, что вероломный брат моего мужа нарушил его права, попрал честь и верность, послал грязных убийц к его женщинам и посягал на убийство его единственного сына! Как ты думаешь, что они ответят?!

Она выпалила это разом и остановилась перевести дыхание. В зале воцарилась мёртвая тишина.

– Твои родственники и вассалы обмочились от страха, – насмешливо сказала Раадрашь. – Они поняли, что ты зовёшь войну с государем птиц! Тебе это по нраву, ты, птица только по имени?!

Принц Орёл, подумала я, ах да… Господи, война… ещё одна война… О чём она говорит? Маленький Эд вертелся и хныкал на руках у Сейад, и это странным образом мешало мне сосредоточиться.

В следующий миг что-то вокруг произошло, и призрачная рука одного из близнецов взяла из воздуха у самого горла Раадрашь метательный нож. Я догадалась, что Лаа-Гра, вероятно, сделал знак кому-то из своих воинов; не знаю, успела бы Раадрашь увернуться от ножа, но полагаю, что вероятнее – не успела бы.

Мы живы благодаря теням. Только благодаря теням.

– Ты, убийца! – закричала Раадрашь, но я скинула, наконец, это серое оцепенение и поймала её руку:

– Сестра… остановись.

Она обернулась, сверкая прекрасными злыми глазами:

– Что?! Я…

– Раадрашь, мы пока не будем говорить о войне, хорошо? – сказала я как можно громче. – Мы с тобой вспомним, что Ашури принадлежит нашему драгоценному мужу Тхарайя, настоящему государю, а Тхарайя не хотел бы войны с птицами, правда?

Теперь принцы слушали меня. Нур-тийе даже подошёл поближе. Я подняла край платка с плеч Раадрашь и накинула ей на голову. Раадрашь, как видно, поняла и замолчала, прикрывшись снова, но её смирения было мало для нашей безопасности, и мне пришлось продолжать говорить.

– Это, наверное, допустимая мера, Раадрашь, – сказала я, обращаясь к ней, но так громко, чтобы слышали и другие, – но это – последняя мера. Не будем торопиться. Горе, причинённое смертью отца, и честолюбие лишили принца Лаа-Гра разума на короткий срок. Он придёт в себя, когда кончится эта ужасная ночь. Это, конечно, не воскресит мёртвых, но зато поможет принцу воздержаться от ещё большего зла.

– Хэй, женщина! – рявкнул Лаа-Гра. – Считаешь меня безумным?!

– Докажи мне, что я не права, – сказала я кротко. – Я слаба, я глупа. Я не могу видеть далеко. Я всего лишь вывожу посылки из очевидных фактов. Ты заочно похоронил моего мужа, которого я люблю, и приказывал убить его ребёнка. Это было обдуманным решением? Ты – расчётливый злодей, а я ошиблась?

Лаа-Гра стукнул кулаком по подлокотнику трона и сморщился. Юный принц радостно улыбнулся и показал на двери зала за моей спиной:

– Смотрите! Бабушка Бальшь!

Госпожа Бальшь, укутанная в чёрный шёлк, похожая на призрак в сиянии свечей, опираясь на руку Эрлие, ненакрашенного, в чёрном, с восковым неподвижным лицом, сопровождаемая ещё парой одетых в чёрное кастратов, вошла в зал, медленно прошествовала мимо принцев и остановилась у трона:

– Твоя мать была изворотливая сука, Лаа-Гра, – протянув к трону крохотную сухую руку, сказала она своим резким голосом, в котором не ощущалось ни тени слабости. – Она была умна и хитра; с чего это ты так глуп? Не в родителей пошёл?

Лаа-Гра привстал с трона, изменившись в лице:

– Была, Бальшь?!

Госпожа Бальшь расхохоталась в ужасной тишине:

– Ты забыл, принц: старшие жёны и любимые рабыни сопровождают государя на тот берег! Пока ты играл в короля, я следовала древнему обычаю. Мне только не удалось найти опиума, чтобы уход твоей матери был блажен; оттого я дала ей выпить настойки Чёрного Сердца. Она подохла, скуля, – как подобает суке, породившей паршивых щенков!

Лаа-Гра, забыв обо всём от горя и ужаса, вскочил, в два прыжка подбежал к госпоже Бальшь и схватил её за горло – тоненькая фигурка государыни показалась тростинкой в его руках. Эрлие вскрикнул от ужаса и попытался разжать его пальцы, но силы принца-воина и кастрата были, очевидно, неравны – Лаа-Гра, не глядя, отшвырнул его в сторону, как досадную помеху, а его солдаты схватили остальных кастратов из свиты государыни, рванувшихся на помощь своей госпоже, заломили им руки и оттащили подальше. Юный принц, вмиг растеряв весёлость, пронзительно закричал, совсем по-детски:

– Лаа-Гра, бешеный пёс, остановись, ты убьёшь бабушку!

Этот вопль привёл Лаа-Гра в чувство, по крайней мере, настолько, чтобы он осознал, что творит, и выпустил госпожу Бальшь из рук – но государыня осела на пол, и её голова ударилась о тёмно-красный камень с глухим неживым стуком. Горбоносый принц, усмехнувшись, вскинул вверх правую руку, так, будто держал невидимый кубок – жест, которым в Ашури приветствовали победителей поединка. Высокий и хмурый принц, стоящий бок о бок с ним, с отвращением отодвинулся.

Младший принц кинулся на пол рядом с государыней, затормошил, коснулся пальцами губ, пытаясь уловить тепло дыхания, – но, как видно, не преуспел в этом. Отпустив обмякшее тело, он вскочил и указал на Лаа-Гра вытянутой ладонью – «именно ты и преступник!»:

– Как ты мог! Надеюсь, сердце сгорит в твоей груди!

Но Лаа-Гра уже взял себя в руки.

– Я следовал древнему обычаю, – сказал он с нервным и глумливым смешком. – Бальшь пережила своего мужа, не согрев его могилу своим теплом, – так отчего бы ей не проводить на тот берег нежно любимого