Корона, огонь и медные крылья - Максим Андреевич Далин

голову, взглянув на меня запавшими умоляющими глазами, и прошептал:

– Госпожа… туда!

Я тоже опустилась рядом с ним на корточки, оглушённая услышанным. Эд ухватился за мои волосы.

– Ты же не хотел умирать, Зумруа, – сказала я, тщетно борясь с удушающим ужасом. – Зачем же?..

– Всё изменилось… – выдохнул он вместе со струёй крови. – Прости…

– Сейад… – позвала я в растерянности, а она отозвалась с той же готовностью, помогая Зумруа приподняться:

– Хей, Лилес, поняла я… Зумруа, не слушай никого, мать Сейад слушай. На тот берег придёшь целый, вот как. Отец тебя ждёт, встретит. Не бойся ничего.

Зумруа ещё успел чуть заметно улыбнуться – потом его голова упала на грудь. Сейад опустила тело на пол. Я с трудом отвела от него взгляд: рядом оказался стоящий на коленях Шуарле, Раадрашь нагнулась над мёртвым – если бы нас не охраняли близнецы, мы представляли бы собой самое беззащитное и уязвимое сборище.

Я вспомнила о солдатах, об убийстве и о том, что тело Зумруа – вовсе не единственный труп в моих покоях; эта мысль заставила меня содрогнуться.

Я встала на ноги. Сейад потянулась взять у меня Эда, но мне было страшно выпустить его из рук, и она поняла меня без слов. Шуарле зажёг светильники, и лиловое сияние близнецов спалось и ослабело. В комнате было необычно холодно. Солдаты, прижавшись друг к другу, смотрели на меня. Стоявший на коленях так и не поднялся на ноги.

– Мне жаль, что ваши товарищи мертвы, – сказала я.

Их глаза расширились, будто они услышали что-то безумное, что нельзя уложить в голове. Те, что стояли, тоже преклонили колена.

– Зачем вы пришли сюда? – спросила я. В горле пересохло, и говорить было трудно; Шуарле протянул мне чашку с отваром ти, и я выпила залпом, после чего смогла продолжать: – Что приказал ваш господин?

Они молчали. Молодой солдат с золотыми колечками в ушах порывисто вдохнул, будто хотел что-то сказать, но осёкся.

– Пожалуйста, ответьте, – попросила я. – Тени не станут убивать безоружных. Мне же надо знать, что меня ждёт…

Тот, высокий, который бросил оружие первым, выговорил с непомерным трудом:

– Убить твоих слуг и твоего ребёнка, госпожа. Убить женщину-демона. Тебя надлежало отвести к принцу Лаа-Гра. Вот что нам было приказано.

– Да, да, – торопливо добавил молодой. – И убить тех слуг госпожи Бальшь, которые попытаются тебя предупредить. Но никто не знал, что ты приказываешь теням, госпожа!

Я села на ложе; у меня подкашивались ноги.

– Но за что? – спросил Шуарле потрясённо. – Убить, вот так, на женской стороне…

Солдаты снова замолчали. Один из близнецов крутанул меч в воздухе, и снова запахло грозой. Ближайший к нему человек отшатнулся.

– Не надо, – сказала я, и воин-тень опустил своё ужасное оружие. – Я всё поняла. Если принц Лаа-Гра желает со мной поговорить, я пойду к нему. Но – со своей свитой. Мне хочется узнать, что этот человек желает мне сказать. А теперь выйдите вон. Это комната женщин.

Близнецы проводили солдат до дверей; сабли остались лежать посреди комнаты, трупы – тоже. Я подумала, что давно уже должна была упасть в обморок от всего окружающего ужаса, но отчего-то мыслила очень здраво и чётко.

Я отдала Эда Сейад. Он был очень недоволен событиями, разбудившими его посреди ночи, даже похныкал, но, как видно, сообразил, что настоящего покоя не предвидится – оттого привалился к плечу Сейад, тяжело вздохнул и задремал.

Шуарле подал мне одежду и принялся убирать мои волосы. Его прикосновения несколько успокоили меня, но мои пальцы вдруг начали мелко дрожать, и унять эту дрожь стоило больших усилий.

– Лаа-Гра – мерзавец! – воскликнула Раадрашь, которая, по обыкновению, мерила комнату шагами, хлеща себя хвостом по бокам. – Не успел остыть его отец, а он уже видит Гранатовый Венец на своей пустой башке?!

– Беда не приходит одна, услышь, Нут, – бормотал Шуарле. – Как всё обрушилось разом: эта война, господин улетел, государь умер, твой деверь оказался убийцей, Лиалешь… Нам придётся драться, вот увидишь, нам и вправду придётся драться – и нам придётся драться с дворцовым гарнизоном, услышь, Нут, а для этого наша армия маловата, кажется…

– Дворцовый гарнизон?! – переспросила Раадрашь и расхохоталась. – Пропадом, пропадом! Я не завидую тем, кто сегодня попадётся на моей дороге!

– А у Лиалешь младенец, – сказал Шуарле, и я накрыла ладонью его руку у меня на плече. Меня всегда отогревала его удивительная способность понимать без слов; иногда это было более существенной помощью, чем физическая сила.

Я повязывала платок, когда в коридоре послышались шаги, вскрик и какая-то возня. Далёкие вопли всё время звучали где-то на краю слуха; я полагала, что жёны и возлюбленные покойного государя оплакивают его, оттого не слишком волновалась, но близкий шум меня напугал. Я взглянула на близнецов, замерших, как безмолвные стражи – и один из них распахнул двери.

Вырвавшись из рук солдат, в комнату влетела Далхаэшь, почти нагая, лишь в полукорсаже, поддерживающем грудь, растрёпанная, с разбитым в кровь лицом – и с разбегу бросилась к моим ногам, обхватив колени:

– Госпожа, любовницы принца Тхарайя мертвы! Все, кроме меня!

У меня потемнело в глазах.

– Господи! Как?!

Шуарле накинул на неё плащ, но Далхаэшь прихватила его только на груди, свободной рукой держа меня за подол.

– Принц Лаа-Гра приказал своим солдатам перерезать всех! – зачастила она, поглядывая то на дверь, то на меня. – Я жива лишь потому, что этим убийцам захотелось меня! Они сочли, что я уже мёртвая женщина и что это им так сойдёт, ну а я смогла убежать, и вот они теперь торчат за твоей дверью, чтобы добить меня, когда я выйду!

– Им захотелось? – услышала я из-за спины насмешливый и злой голос Раадрашь. – Или ты предложила, надеясь на отсрочку? Ты, ничтожество…

Далхаэшь задохнулась, как будто слова Раадрашь петлёй сжали её горло, вскочила и взмахнула руками в безмолвной злобе и отчаянии.

– Зачем же? – вырвалось у меня. – Какая теперь разница, Раадрашь?

– Разница?! – отчеканила Раадрашь, взмахнув хвостом, как бичом. – Разница – честь и доблесть, Лиалешь, это же понятно! Честные – убиты, уцелела – вот эта, мелкая тварь, развратница, предательница!

– Ты, демоница, не женщина, ты – метательный нож! – закричала Далхаэшь в настоящей ярости, прерывая слова всхлипываниями. Её крик снова разбудил Эда, и тот заревел спросонья. Сейад хмуро посмотрела на Далхаэшь, но той было всё равно, она защищалась. – Ты никогда ничего не чувствовала, ты сама убийца, понять убийцу тебе легче, чем жертву! Тебе плевать на жизнь, ты из тех, кто умирает, смеясь – а я жить хочу! Ты ненавидишь меня, потому что