Большой, маленький - Джон Кроули

Да, чуть не забыл: тот, кто создал и владеет такой памятью, может запросто потерять в ее уголках что-нибудь так же, как вы оставляете какую-то вещь в доме, а когда начинаете ее искать, то ее не оказывается на месте. Если вы обладаете обычной, естественной памятью, то это просто исчезает, и вы даже не вспомните, что когда-то забыли об этом. Преимущество искусственной памяти в том, что вы знаете, что это находится где-то там, в ее блоках.

То же самое происходило с Ариэль Хоксквилл, которая напрягала свою память, пытаясь разыскать то, что она забыла и что, как она знала, было где-то в уголках памяти. Она перечитала то, что писал об искусстве памяти Джордано Бруно — его величайший трактат о символах, сигналах и знаках, которые используются в высших формах памяти. Очень осторожно, с нарастающим волнением она исследовала блоки памяти — перед ней вставали разнообразные картины: собака Спак, поездка в горы, ее первый поцелуй. Она быстро пробежала по коридорам памяти и содержимое одного из уголков заинтересовало ее. В одно из мест она еще раньше поместила старый колокольчик, сейчас было трудно вспомнить, почему она это сделала. Она наугад позвонила. Этот звонок она уже слышала раньше и сразу вспомнила своего дедушку /конечно, это был его звонок — представить только! — еще с того времени, как он был фермером в Англии, пока ему не пришлось уехать в этот большой город/. Она совершенно отчетливо увидела его сидящим в старом разбитом кресле. Он крутил колокольчик в руках и собирался разжечь свою трубку.

— Ты никогда не говорил мне, — спросила она его, — о картах, на которых изображены люди, места и предметы?

— Может быть, и говорил.

— А в связи с чем?

Молчание.

— Ну, тогда расскажи мне о малых мирах.

На чердаке стало светлее от последних лучей заходящего солнца и она села на колени деда.

— Это была единственная ценная вещь, которую я нашел, — сказал он, — и я отдал их глупой девчонке. Они были такие красивые, хотя и старые. Я нашел их в старом сарае, который помещик хотел сносить. Это была девчонка, которая говорила, что она видела фей, эльфов, и других элементалей и ее отец был такой же, как она. Ее звали Виолетта. И я сказал ей: «Ну предскажи мне тогда мое будущее, если ты все можешь». Она пробежала пальцами по картам — по всем этим картинкам, местам и предметам — засмеялась и сказала, что я умру одиноким стариком на четвертом этаже. И она не вернула мне карты, которые я нашел.

Так вот, как это было. Она положила колокольчик на место и закрыла эту комнату.

Она подумала о малых мирах, вглядываясь в залитые дождем окна гостиной. Открыть малые миры. Она слышала об этих картах только в связи с ними. Люди, места и предметы были напоминанием об искусстве памяти, которое проводило связь между местом, ярким представлением какой-либо личности и предметом. И возвращение розенкрейцеров могло иметь некоторое отношение и к малым мирам. В те годы многие тайно мечтали о малых мирах. Философское яйцо, например, — разве не было оно принадлежностью микрокосмоса, малого мира? А искусство памяти, которым владела она, Хоксквилл, разве не было оно даром свыше? И не космическая ли энергия руководила ее памятью, ее ощущениями? А громогласный смех Коперника, когда он понял, что открытие Коперника перевернуло Вселенную — это ведь было не что иное, как радость от утверждения знания, которое становилось центром всего мыслящего человечества.

Все это было старо, как мир. В тех школах, где учился Хоксквилл, каждый школьник знал, что малые мира на самом деле очень велики. Если бы сейчас те карты оказались в ее руках, она не сомневалась, что смогла бы раскрыть то, что скрывают в себе малые миры; у нее не было сомнения, что она и сама бы смогла путешествовать в них. Но были ли эти карты теми самыми, которые ее дедушка когда-то нашел и потерял? И были ли они теми, на которые претендовал Рассел Эйженблик? Совпадение казалось Хоксквилл маловероятным, у нее не было выбора. Но она не имела ни малейшего представления, как разыскать их. Но факт оставался фактом: она продвигалась вслепую по тому пути, который выбрала, поэтому она решила остановиться. Эйженблик не был католиком, не принадлежал он и к обществу розенкрейцеров, которые, как все знали были невидимыми, а Рассел Эйженблик был вполне осязаем и реален.

— Черт возьми, — с придыханием проговорила она, когда прозвонил дверной звонок. Она посмотрела на часы. Каменный слуга наверняка еще спал, и хотя наступил уже день, все еще было темно, как ночью. Она вышла в прихожую, сняла с вешалки зонт с длинной ручкой и открыла дверь. В дверях стояла растрепанная черная фигура в мокром плаще и низко надвинутой широкополой шляпе, и в первый момент она испугалась.

— Служба Крылатого Вестника, — сказал человек, — добрый вечер, леди.

— Привет, Фред, — ответила Хоксквилл, — как ты испугал меня.

Она чуть не обругала его, назвав приведением, но в последний момент сдержалась.

— Входи, входи.

Он не стал проходить дальше вестибюля, так как с его одежды текла вода: он так и стоял, пока Хоксквилл наливала ему виски в стакан.

— Наступили черные дни, — сказал он, беря протянутый стакан.

— Дни святой Люсии — самый короткий день.

Он сдержанно засмеялся, прекрасно понимая, что она знает, что он имел в виду нечто большее, чем погода. Он залпом опустошил свой стакан и вынул из пластикового пакета толстый конверт, бросил его Хоксквилл. Адреса отправителя на нем не было. Она записала в книгу имя Фреда Сэвиджа.

— Неудачный день для работы, — сказала она.

— Ни дождь, ни слякоть, ни снег, — сказал Фред.

— Может быть останешься ненадолго, — предложила она, — я разведу огонь.

— Если я задержусь на минутку, — сказал он, наклоняясь в одну сторону, — то мне придется остаться на целый час, — он наклонился в другую сторону, при этом с его шляпы пробежали ручейки воды. Он выпрямился и раскланялся.

Когда он работал, что бывало не часто, более преданного человека трудно было найти. Хоксквилл закрыла за ним дверь, сравнивая его с челноком, снующим по дождливому городу, и вернулась в гостиную. Толстый конверт содержал большую пачку пахнущих типографской краской листков бумаги, на которых было написано огромное количество наименований и коротенькая записка: «Плата за согласие в деле Р.Е. Вы пришли к какому-нибудь заключению?» Подписи не было.

Она бросила записку на открытую книгу Джордано Бруно, которую читала перед этим, и собралась подойти к горящему камину, когда в ее сознании появилась какая-то неясная связь. Она подошла к столу, включила яркий свет и внимательно посмотрела на поля записки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});