Светлая полоска Тьмы - Елена Миллер

— Пан Зигмунд, с панной Ольгой беда, — она всхлипнула, готовая разреветься.

— Толком скажи, что происходит, — я натянул портки. — Не реви!

— Она кровью исходит.

Я испугался, что у Ольги выкидыш, хоть и знал, что такого быть не может.

— Где кровь? — я босой бежал к покоям Ольги. Служанка едва поспевала за мной, продолжая всхлипывать.

— Везде! Из глаз, из носа. Даже пот кровавый, — ее всхлипы перешли в истерику.

Я влетел в опочивальню Ольги. Она лежала на кровати в окровавленной рубашке. Служанка не врала. Белоснежная кожа сочилась кровью, из под век текли кровавые слезы.

— Беги за водой и чистым тряпьем, — приказал я служанке. Она вылетела из комнаты. Ольга застонала. Я прилег рядом с ней на кровать и обнял: — Держись, милая. Он скоро прилетит. Я позвал его.

— Я больше так не могу, Зиги, — простонала она по-русски, но я ее понял.

Ольгу снова скрутил приступ рвоты. Я подал ей таз, стоящий у кровати. Служанка принесла воду и чистые тряпицы. Я стал смывать кровь с лица Ольги.

— Зря стараешься, — прошептала она. Ее снова скрутило. Сквозь окровавленную сорочку я увидел, как что-то шевельнулось в ее животе. Она застонала: — Опять. Он голоден, а я не могу ему ничего дать.

— Ты сегодня ела?

— Все, что ела, там, — она скосила глаза на таз с кровавой жижей. — Без его крови еда в меня не лезет.

Служанка забилась в угол и дрожала, прикрыв рот ладонью. Она не понимала ни слова из нашего разговора, но догадывалась, что дело нечисто. С ней нужно будет потолковать, чтоб не плескала языком, но потом.

— Неси свиную печень, — приказал я ей. — И крови свиной принеси. Если нету, буди резчика, пусть свинью зарежет.

Служанка убежала, исполнять мой приказ. Она явно испытала облегчение, что ей позволили отсюда уйти.

— Что ты ей сказал? — спросила Ольга.

— Велел принести тебе поесть.

— Зачем? Только зря терзать себя.

— Ты ела мясо. Я велел принести свиную печень. Может, ее твое нутро примет.

— Не поможет, — она покачала головой и бессильно откинулась на подушки.

Ребенок снова толкнул ее, и она застонала. Я положил руку на ее живот, стал гладить, напевая детскую песенку, которую пела мне Руженка на ночь. Ребенок в ее чреве успокоился.

Она вымученно и благодарно улыбнулась мне:

— Что ты ему спел?

— Детская считалочка. Ее ритм меня всегда успокаивал. Сестра пела мне ее на ночь в детстве, когда я не мог уснуть.

— Дети хорошо спят. Почему тебя мучила бессонница?

— Тело болело после отцовских вожжей. Я рос озорником.

Служанка принесла печень и кровь. Она поставила свою ношу на стол:

— Свинью вчерась резали для панны. Она изволила парного мяса на вечерней трапезе откушать.

— Ступай, — я отослал служанку.

Нарезав печень, я подал ее Ольге. Она съела кусочек. Подождала какое-то время, прислушиваясь к себе. Съела еще. Ее снова стошнило.

— Видишь, — простонала она. — Это бесполезно.

— Выпей крови, — я протянул ей чарку со свиной кровью.

— Зачем ты меня мучаешь, Зигмунд? — она посмотрела на меня окровавленными глазами.

— И в мыслях не было, — я сел подле нее. — Что если ты моей крови выпьешь? Вдруг поможет. Я, как ни как, его фамильяр.

— Я уже на что угодно согласна.

Я вылил содержимое чарки в таз, надрезал запястье и наполнил ее своей кровью:

— Пей!

Она выпила. Прошел час, Ольгу больше не тошнило. Я заставил ее доесть остатки печени и снова наполнил чарку своей кровью.

— Спасибо, Зигмунд. Не знаю, как справилась бы без тебя.

Под утро она уснула, а я пошел на кухню подкрепиться, дабы восстановить потраченную кровь. Владислав вернулся в тот же день.

— Настало время для особой диеты, — сказал он мне, призвав в свои покои. — В этом я могу положиться только на тебя.

— Какой диеты?

— Моему сыну нужна Сила, и не только моей крови. Этого мало.

— Что потребно?

— Человеческое мясо. Свинину ее организм больше не примет.

— Кого я должен пустить под нож?

— Лихих людей на тракте хватает.

Я стал отлавливать разбойников и наемников. Убивал, расчленял, привозил мясо в поместье. Прошла осень, наступила зима.

Через пару недель после сочельника меня разбудил мысленный зов Владислава. Я побежал в покои Ольги. Она была мертва. Последнюю неделю она беспробудно спала. Пан говорил, что она уже не проснется. Бледное до синевы, истощенное тело лежало на кровати. Некогда яркие, а теперь потухшие глаза болотного цвета безжизненно уставились в балдахин. Владислав разорвал на ней рубашку. Огромный, покрытый синяками живот ходил ходуном. Ребенок рвался наружу. Зрелище было настолько жутким, что потрясло даже меня. Владислав вспорол ее утробу когтем и вытащил бледное тельце младенца. Пуповину он просто срезал, отбросив ее вместе с последом на простыню.

— Держи, — он протянул мне ребенка. — Искупай и запеленай Ольгера, а я займусь Ольгой. Нужно подготовить ее тело к сожжению.

Я вышел из оцепенения и взял мальчика. Он не кричал, не дергал ручками и ножками, как другие новорожденные. Его тело было горячим. Материнская кровь медленно впитывалась в бледную кожу. Рана на месте пуповины уже затянулась. От нее даже следа не осталось. Ребенок без пупа — это было крайне странно, не по-людски. Ольгер распахнул глаза болотного цвета и посмотрел на меня абсолютно осмысленным взглядом своей матери. Потом улыбнулся, будто признал меня.

↑

Глава 50. Паутина лжи

Алиса.

— Квинт говорил, что его мать умерла при родах, но я не придала этому значения, списала на медицину того времени, точнее ее отсутствие, — задумчиво сказала я, выслушав рассказ Зигмунда. Я пыталась осознать ту паутину обмана, в которой увязла, словно муха. Непросто принять тот факт, что тебе лгали с детства. — Знаешь, я согласна, что он умалчивал часть правды. Но я не понимаю, каким боком в эту историю вписывается Плетнева?

— Когда я проник в твою квартиру, увидел довольно старое, но постоянно обновляемое заклятие депрессивной Порчи, — ответил Зиг. — Она его автор. Магический почерк не подделать, а чтобы скрыть его, нужны силенки поболее, чем у твоей подружки.

— Алка ведьма!?

— Да.

— Получается, Алка тоже врала мне!?

— Это ее работа. Она шпионка Мирославы. Втерлась к тебе в доверие, стала подругой. Для мага Влияния такое — раз плюнуть.

— Не может быть!

— Еще как может. Она доводила тебя до самоубийства, даже мать твою в могилу свела ради этого.

— Что?! Это чушь! Мама умерла от рака.