Перемирие - Лилия Баимбетова

Наконец, последний мерд прошел мимо меня. Я поднялась на ноги.

— Кто-то идет, — сказал другой мерд, наклоняя растрепанную, мокрую от пота голову и прислушиваясь к далекому звуку.

— Летит, — поправила я и раздраженно добавила, — Шлем надень.

Мерд скорчил рожу, но шлем надел. Звук приближался к нам, и скоро ясно можно было различить хлопанье и шелест крыльев. Через миниту к ним прибавились посвист и щелканье, которыми на ходу обменивались истереи, обсуждая что-то. Скоро они и сами стали видны — три встрепанных, тяжело нагруженных истерея с перемазанными перьями. Увидев нас, они несколько притормозили и возбужденно засвистели, переглядываясь. Наконец, один истерей, видимо, старший, с легкой сединой в перьях, что-то повелительно свистнул, расстегнул на животе ремень, удерживающий тяжелый нагруженный рюкзак, и, сбросив рюкзак на пол, полетел к нам. Его спутники тоже скинули рюкзаки и сели на них, как птицы на насест, выпрямившись и сложив крылья.

Старший истерей, подлетев к нам, взгромоздился на камень — так, что оказался вровень со мной, аккуратно сложил крылья, пригладил перья за ушами и что-то просвистел мне, глядя на меня темно-синими сливовыми глазами.

Я покачала головой. Истерей задумался, и перья за его ушами встопорщились, и сливовые глаза затянулись пленкой. Наконец, он встряхнул головой, и глаза его снова заблестели.

— Очень приятно… — сказал он с сильным присвистом и снова задумался, — Очень приятно встретиться… с-с-с… Lovino?

— Да, — сказала я, — Так тоже можно.

Истерей кивнул и прищелкнул клювом.

— А как по-вашему?

— Охотники, — сказала я.

— Да, Охотники… Lovino — Охотники. Да…. Очень приятно, очень приятно…. Куда направляетесь?

Я едва не рассмеялась и с трудом сохранила серьезное выражение лица. Да, очень приятно, и куда же мы направляемся? Кое-кто из моих ребят тоже усмехнулся.

— Ну да, — свистнул истерей, нервно приглаживая перья за ушами, — Мы торгуем с людьми, — он показал когтистой лапкой на набитые рюкзаки, — Несем красивые вещи, — и подобострастно заглянул мне в глаза, — Показать?

— О, боги, — сказала я, — Ничего не нужно. Идите своей дорогой. Мне плевать, с кем вы торгуете, но, знаете, не нужно говорить, что вы торгуете с людьми, если вы зовете Охотников — Lovino.

Истерей издал весьма сложную и длинную трель, склонил голову и, захлопав крыльями, взлетел и повис надо мной в пещерном мертвом воздухе.

— Благодарю… ваз? — старательно высвистел он.

— Вас, — сказала я.

— Ах да, вас. Благодарю, — он снова задумался, хлопая крыльями и обдавая меня потоками холодного воздуха, — Я хотел бы… с-с-с… отблагодарить… ваз… вас. Не сочтите за… с-с-с…

Он задумался, и тут уж я ничем не могла ему помочь: я не могла понять, что он хочет сказать. Истерей словно впал в прострацию, и глаза его снова затянуло пленкой. Он висел примерно в метре от пола, хлопая крыльями, и выглядел совсем уж странно. Наконец, он очнулся.

— С-с-с… — он засвистел, как вскипевший чайник, — Маленький подарок. Не сочтите за… с-с-с… — и, видимо, решив этим устранить все языковые препятствия, он цирковым жестом вытащил откуда-то подвеску на серебряной цепочке. Подвеска закачалась перед моими глазами. Это было кругленькая, с множеством граней штучка из прозрачного синего камня, не слишком дорогая на вид, но не в обычаях истереев дарить дешевые вещи. Я неуверенно протянула руку. Подвеска легка в мою ладонь, и истерей выпустил цепочку. Посвистев, он развернулся и полетел обратно.

Истереи быстренько собрались и, хлопая крыльями, пролетели мимо нас. Я скривила губы и сунула подвеску в карман брюк, задрав тунику.

— Подарки нужно носить, — заметил кейст, подойдя ко мне, — Дай-ка посмотреть на твою побрякушку. Наверняка, стоит уйму денег.

— На, — буркнула я, — Возьми и загони ее на ближайшем рынке.

— Подарки нужно носить, — повторил кейст, — Тем более истерейские подарки. Они всегда дарят со смыслом.

— Мне показалось, что он скорее откупился от меня. Как же, столько людей с оружием…

Кейст, склонив голову, быстро поворачивал в худых загорелых пальцах мой синенький камушек.

— Может, это какой-нибудь амулет, — сказал он, наконец, возвращая мне подвеску, — Надень, посмотрим.

— Да иди ты, — буркнула я недовольно, снова убирая подвеску в карман, — Идем, чего уставились.

И мы пошли. О пещеры — и тьма, и холод, и сырость, и грязь. Ей-богу, по мне лучше карабкаться по скалам, тем более что скалы здесь не такие уж неприступные, скорее наоборот. А здесь — мертвый воздух, здесь пахнет только сыростью и камнем, здесь не цветут цветы, степная трава не колышется под порывами ветра, здесь нет солнца, жаркого или холодного, здесь нет блеклой луны и ярких звезд, здесь не идут дожди и не бывает засух. Это мертвый, плохой, невеселый мир. Здесь только тьма или чадящий свет факелов. Или сумеречный неестественный свет, в котором видишь мир вокруг, когда задействуешь ночное зрение.

— А знаете, — сказал вдруг один из адраев, высокий, костлявый парень с длинными темными волосами и маленькой бородкой, — есть один народ на востоке, в Лунных горах, называется он мамуки…

— Ну, и что? — равнодушно спросил кто-то.

Один смешок послышался среди всеобщего молчания и звука множества шагов. Адрай, не обратив на это никакого внимания, продолжал громко рассказывать:

— Эти мамуки, они верят, что царство мертвых находиться под землей…

— В пещерах? — крикнул кто-то.

— Ну.

Кто-то расхохотался, послышались выкрики:

— Так мы уже там?.. Вот уж не думал — не гадал!.. Слушай, а как там у них с привидениями?

Опустив руку в карман, я нащупала подарочек и сжала его в кулаке. Камень холодил мне руку, и он не нагревался со временем, а ведь, насколько бы я не замерзла, тело мое еще не остыло окончательно. Ведь я ходила и говорила, значит, трупом еще не была.

Что-то, пожалуй, было в этом камешке особенное. Я шла, задумавшись и рассеяно поглаживая камень пальцем, переходя с грани на грань; гладенькая прохладная поверхность была приятно моим пальцам. Может быть, просто проснулось во мне женское начало, ведь, говорят, женщины любят такие побрякушки. Я вспомнила вдруг веклинга с его кинжалом из голубоватого металла, увидела его тонкую высокую фигуру, прекрасное лицо, снова ощутила, почти увидела, как улыбался он — слегка грустной и насмешливой улыбкой, словно смеясь над своим детским увлечением, когда говорил: "Я считал, что он приносит мне удачу". Может быть, эта штучка принесет мне удачу? Другого прока я в ней не видела.

Мы шли по пещерному коридору. Ребята позади меня обсуждали верования мамуков. Адрай, довольный вниманием к своей персоне, продолжал рассказывать о том, что если мамуки возьмут кого-нибудь в плен, то сразу тащат их в пещеры в Лунных горах. Мамуки считают, что это худшее наказание — оказаться живым в царстве мертвых, нежели просто умереть. Ребята хохотали, как ненормальные, их смех далеко разносился эхом по коридорам. Мне и самой было смешно: надо же додуматься до такой глупости, хотя, может быть, в этих пещерах живут какие-нибудь особенно кровожадные твари, медведи там какие-нибудь, они-то и жрут этих несчастных пленников. Тогда, по крайней мере, есть логика во всей этой истории.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});