Перемирие - Лилия Баимбетова

Молодые истереи увели наших лошадей. Мои ребята разбрелись кто куда. Кейст, выпросив у какого-то истерея яблоко, сочно хрустел им, сидя в траве. Торренс, прислонившись к прилавку, настроился на разговор с молодой истерейкой в зеленых бусах. По-моему, это была новая жена хозяина лавки.

А он, старый доносчик, что-то торопливо втолковывал мне, трепеща облезлыми крыльями. Из-за птичьего подсвистывающего акцента я плохо его понимала, но вдруг перестала понимать окончательно. Я подняла голову, прислушиваясь к своему внутреннему ощущению.

— Эй, тцаль! — крикнул кейст.

— Я уже поняла.

— Много их?

— Шестеро, — сказала я, — Один ирис, остальные харадаи. Они еще далеко. И идут не через кордон, — я показала торренсу кулак. Он картинно вздрогнул и отошел от прилавка; то-то же, нечего лезть к пернатым, тоже мне, ловелас нашелся. Истерей, проследив за направлением моего взгляда, благодарно покивал.

— Идем? — сказал кейст.

— Они еще далеко.

Он кивнул и, размахнувшись, далеко зашвырнул огрызок яблока. Пожилой истерей удивленно проследил за полетом огрызка. Я усмехнулась и, отвернувшись от истерея, прошлась в высокой траве и села рядом с кейстом. Кое-кто из моих ребят тоже сидел на земле, торренс обрывал листочки с розового куста и задумчиво отправлял их в рот.

— Это не те, кого мы ищем, насколько я понимаю, — сказал кейст.

— Вороны всегда Вороны, даже если они, в основном, воронята, — пробормотала я, — Нам сойдут и эти.

Слева возвышались горы, справа текла Белая, и за ней снова были горы. За домами тянулось некошеное поле с пожелтевшей сухой травой. Колыхались метелки ковылей. Среди высохших желтоватых стеблей тимофеевки цвели еще зеленые кусты ромашки и высокие палки цикория; белые и синие цветы виднелись там и тут. Жужжали пчелы; истереи разводят пчел, и дальше по дороге располагалась пасека. Было тихо-тихо, пахло травой и солнцем.

— Но кого мы все-таки ищем? — продолжал спрашивать кейст.

Я взглянула на него. Его смуглое тонкое лицо, подставленное солнцу, было освещено до мельчайшей черточки. Коротенькая черная челка топорщилась надо лбом, ясно виден был маленький белый шрам над левой бровью — моя давняя работа. Когда-то я во время тренировочного боя заехала ему деревянным мечом по лицу. Тогда я еще, по-моему, и мердом-то не была, мне было лет пятнадцать, наверное. Он-то и тогда уже был кейстом, впрочем, я и сама стала кейстом в восемнадцать. Только я-то потом стала тцалем, а ему это пока не светило — разве что этот пресловутый занд с Перевала Снов приговорит меня.

— Так кого мы ищем?

— Когда найдем, тогда и узнаешь.

— А не будет ли поздно тогда что-то объяснять?

— Послушай, остальные едут себе и вопросов не задают. Ты, что, хочешь быть умнее всех?

Он рассмеялся.

— А ты не считаешь, что я и так тут всех умнее? — шутливо сказал он, — Ну, кроме тебя, разумеется.

— Ну, разумеется, — пробормотала я, срывая травинку и прикусывая стебелек, — разумеется. Будто я не знаю, что ты на мое место метишь. Я уж боюсь к тебе спиной поворачиваться.

— Да, конечно. Нужно мне твое место, как же. Столько хлопот, да зачем они мне нужны? Ты уж сама как-нибудь справляйся, ладно?

Мы лениво переговаривались, сидя в траве и греясь на солнышке. Я жевала травинку и думала о Воронах. Они шли пешком, через горы, по небольшой тропе от озера Елкысыккан. По это озеро есть легенда, в которой говорится, что некогда из него вышел табун волшебных коней, и якобы от них и пошли знаменитые каргские скакуны. Правда, я эту легенду слышала и в другом варианте, там крестьянин, которому духи и посулили этот табун, оглянулся, не доехав до дома, и тут же весь табун прыгнул обратно в озеро. Спрашивается, и от кого же пошли каргские скакуны, если весь волшебный табун утопился?

— Пора, — сказал кейст, вопросительно глядя на меня, — Если хочешь перехватить их возле входа. Иначе придется драться в самой пещере.

— Да, пожалуй, — сказала я, поднимаясь, и крикнула, — Эй! — все обернулись ко мне, — Идем, — сказала я.

Все зашевелились. Кейст, поднявшись, широким шагом направился в конюшню за вещами, за ним потянулись и все остальные.

От кордона до входа на Перевал Снов было не больше лиги. Мы, в общем-то, не слишком торопились. Шли так, как обычно ходят в степи, не гуляя, а направляясь к какой-то определенной цели. Местность постепенно повышалась. Слева, у реки, видны были густые заросли ивняка. Направо за полем начинались невысокие обрывистые горы с каменистыми белесыми склонами и зеленеющими вершинами. На одном сколе чернел треугольный вход в небольшую пещерку. Дальше на склонах среди рыжеватых валунов росли невысокие деревья и колючие кусты чилиги. Склоны понижались и становились пологими; горная цепь заворачивала вправо. На пологих склонах росла редкая невысокая трава; среди редкой растительности виден был каменистый рыжеватый грунт. Перед самым лесом поле было выкошено, и там и тут лежали маленькие копны высохшего сена. Мы вошли в лес; дорога — до этого две наезженные колеи — здесь была засыпана белым и серым гравием, и он хрустел под нашими ногами. В лесу был сумрак, вечнозеленые высокие деревья далеко отстояли друг от друга, но совершенно заслоняли свет. Меж деревьями рос высокий темный папоротник, на самой земле видна была высокая подстилка из засохших белесо-серых стеблей.

В лесу было прохладно. Далеко позади послышались трели какого-то (судя по голосу, молодого) истерея. Он не пел, а скорее распевался. Отдельные мелодичные ноты далеко разносились по округе; какая-то птица над нашими головами откликнулась на его трели, они посвистели немного вместе, но скоро затихли. Слышен был только шорох и хруст гравия.

Мы прошествовали через маленькую залитую солнцем поляну. Высокая светло-зеленая трава достала бы мне до плеч, вздумай я по ней прогуляться. Слева местность повышалась, где-то там, за деревьями, была пасека. Направо, в темный лес, уходила боковая дорога. Пахло травой и медом — то ли от пасеки, то ли от мелких белых цветочков ползучего растения-медоноса, оплетшего ближайшие кусты. Кейст, шедший впереди меня, поправлял пояс с сумками. Торренс насвистывал какую-то песенку, запрокинув голову. По голубому небу плыли белые барашки кучевых облаков.

Скоро мы вышли к реке. Здесь берег был обрывист, и внизу, у самой воды, росли деревья. Возле обрыва был дом со странной крышей, доходящей почти до земли. Перед домом был вкопанный в землю столик с двумя скамейками, за ними резной указатель на столбе оповещал всех на трех языках о том, что их путь приближается к Перевалу Снов. Дальше дорога снова углублялась в лес, отклоняясь от реки вправо. Вороны были совсем близко, они шли уже по той же дороге, что и мы, спустившись на нее с севера. Они были совсем близко, может быть, в метрах пятистах от нас. Ребята мои уже все почувствовали их и были напряжены, особенно два мерда, впервые попавшие на задание.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});