Перемирие - Лилия Баимбетова

А то, что Вороны гоняются за этой книгой несколько столетий, так это и вовсе наиестественнейший факт на свете. Они будут искать ее, пока не найдут — или пока новую не напишут. Ведь эта книга позволит им меньше заботиться о существовании в физическом мире и больше времени уделять мирам духовным.

Но если это байка…. Нет, не могу я и вообразить нечто, столь же значимое для Воронов, как это чертово пророчество.

Так, может быть, книга действительно существует?

Но ведь не книга Вороны искали в Кукушкиной крепости, нет!

Они знали о крепости, знали обо мне, они искали путь, они пришли туда — и что? Так же ушли.

Дело было не в книге.

Создается впечатление, что они просто хотели дойти и убедиться в наличии этого места. Быть может, дарсай пхотел понять, есть ли они в реальности — серые стены, лестницы, переходы — или это просто видение, предутренний сон. Странная мысль. Но ведь и мне нужно было именно это — прийти и убедиться.

Какой жуткий раздрай царил в моей душе, пока я пребывала на Севере, как я металась, и плакала, и жаловалась — но все это прошло, исчезло, как ночной кошмар испаряется на солнечном свету. Я пришла в свою крепость с болью в сердце и глазами, полными слез, но уходила я оттуда успокоенная и опустошенная, что, в общем-то, вполне меня устраивало. Я побывала в Кукушкиной крепости, и сей факт словно заставил передохнуть всех кошек, царапавших мне душу.

Я долго выбиралась с пограничного севера, сказать по правде. Начиналась война, и все перепуталось там. Я видела разоренные нильфами деревни, беженцев и двигающееся им навстречу ополчение. Но все это прошло мимо меня, все это затронуло меня меньше, чем трогает порой ярмарочное представление.

Я ехала все дальше и дальше на юг, а на улицах кричали о новой северной войне. Но чем южнее я забиралась, тем меньше тревоги было в этих криках, а больше — жадного любопытства. Даже сюда, на Границу, долетали мрачные известия, и люди на рыночной площади охали, обсуждая северные дела, — как месяц назад обсуждали предстоящую свадьбу лорда Итена.

Никого здесь не трогали северные проблемы, и меня — меньше всего.

Но что же было причиной наших совместных странствий? Итак, мы дружною командой явились туда и убедились, что Кукушкина крепость вполне себе на месте, стоит и ждет чего-то — своего часа, надо полагать.

Дело, значит, не в книге.

Хорошо, в этот раз они искали Кукушкину крепость, но что они искали в тот раз, когда мой дарсай угодил в плен к нильфам?

И тут мне отчего-то вспомнился — кто? — муж Лорель Дарринг. Неведомый странник, что пришел из нильфьей страны. И спас своим появлением Птичью оборону и весь человеческий север.

Он был… кем он был — пришелец с северной стороны, почему он вспомнился мне, когда я думала о молодом Вороны, отпущенном из нильфьего плена?

И тут я пошла — быстро-быстро — пошла прочь от себя, от своих мыслей, от этого места меж золотистых кленов. Что за чушь порой лезет в голову!

Я шла сквозь сухую душицу, словно сквозь воду, и сухие соцветия колыхались у моих коленей. У самой стены казармы доцветал непобедимый ни холодом, ни временем белый тысячелистник — самый стойкий солдат цветочного воинства.

Я завернула за угол.

Возле изгороди на перевернутой бочке сидел пленный Ворон с кое-как перевязанной культей вместо правой руки. Я на его присутствие до сих пор и внимания не обращала, настолько он был ко всему безучастен, что и мы становились к нему равнодушны — сидит и сидит, внутреннюю нашу струну затрагивает не больше, чем вороньи разъезды в десяти лигах отсюда.

Ничего особенного, подумаешь, Ворон.

Но эта картина странным образом напомнила мне россказни хэрринга о моем детстве.

Я невольно прислушалась к себе — к нему, к Ворону. И впрямь ведь ирис, как и тот, выдавший меня некогда хэррингу.

Мимо проехала изящная крытая повозка с шелковыми занавесями на окнах — не иначе, как кто-то из семьи лорда. В окошке показалось светловолосое дитя — длинные кудри, бледное личико, огромные любопытные глаза.

Я смотрела, как завороженная. Это так и выглядело — тогда, в моем исчезнувшем детстве? Иди это просто наваждение, чушь мистическая?

Ирис поднял голову, невольно заинтересованный. Солнечный свет отразился в вороньих глазах, и они засияли этим светом — полные чистейшего пламени алые озера.

И я отогнала появившуюся было мысль. В рукописи — той, что давала мне Лайса Эресунд, — говорилось о муже Лорель Дарринг: "глаза его налиты кровью". И на какой-то нелепый миг мне подумалось….

Существует целая куча аргументов против, целая куча. Но у меня есть один поистине неоспоримый: не могу я представить себе человека, который про этакое вот чудо, про величайшую эту драгоценность (даром, что в ожерелье ее не ставить и в перстень не вмуровать), про живой этот ясный свет скажет "глаза, налитые кровью".

И я отправилась на растерзание делам, которые уже выстроились в очередь за моим вниманием. Но когда я беседовала с новичками, и ходила в поисках кейстов, которые разбрелись кто куда, и сидела над картами, мысль о Лорель Дарринг и ее советнике не покидала меня.

И в какой-то момент мне причудилась вековая тьма, холод сырой, каменный — тихий плеск маленьких волн, которые сами собой рождаются даже в полном безветрии.

Но я забыла об этом и вышла из казармы на свет. На чисто выметенный двор падал, лениво переворачиваясь в движениях воздуха, алый кленовый лист. Я следила за его полетом, и сердце мое — глупое сердце — болело и беспокоилось. Как сказал поэт:

С древнейших временДля всех неизбежна смерть.Но вспомню о ней —И сердце бедою жжет.[32]

Не своей смерти я боялась, а смерти другого. Не меня ли пошлют уничтожить его, когда вычислят, наконец? Хэрринг считал мои страхи безосновательными, и, может быть, следовало разубедить его? Если бы я рассказала ему — шаг за шагом — все то, что я видела и что убеждало меня, хэрринг поверил бы тоже. Но надо ли было мне это сделать? Я не была готова отправиться за его головой, но еще меньше я готова была доверить это кому-то другому…

А вокруг пахло осенью: пахло высыхающими листьями и еще чем-то, что летало в воздухе, словно паутинки, носимые осенним ветром.

Глава 15 Перевал Снов

В том месте, где горная цепь ближе всего подходит к югу и где в времена брала исток Черная речка, нет надежных перевалов через горы. Вороньи и истерейские караваны, ходившие испокон веков из Эльста в Нуваралию, используют обычно пещерные ходы, получившие название Перевала Снов. Место это тайное, и купцы из людей, которые тоже не прочь нажиться на торговле с Воронами, не знают, где оно находится. Наши купцы считают, что с тем же успехом и люди могли бы снабжать вороний народ; им словно безразличен (а может, и правда, безразличен) тот факт, что именно Вороны грабят их караваны; купцы — это такая особая порода людей, они готовы торговать хоть с дьяволом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});