Бессильная - Лорен Робертс

Действительно встречаться с людьми. Узнать их. Большинство людей там, — он указал на каменную стену замка, — чего-то хотят. И они говорят все, что, по их мнению, я хочу услышать, чтобы получить это. Но ты…

Мой сухой смешок прерывает его. — Но я склонна говорить то, что, скорее всего, говорить не следует.

— А мне, как правило, нравится это слышать, — мягко говорит он.

Мои глаза блуждают по цветам, вместо того чтобы встретиться с его взглядом. — Тогда я буду иметь это в виду, когда в следующий раз захочу отчитать тебя.

Я прикусываю язык, как только слова срываются с губ. Я могу говорить Каю все, что угодно, но это будущий король. Если я хочу сохранить свою голову, мне придется научиться держать язык за зубами.

Но парень рядом со мной только смеется, с каждой секундой становясь все менее царственным. — Хорошо, — усмехается он, — потому что мне есть о чем спросить, и я не жду от тебя ничего, кроме жестокой честности.

Я сглатываю.

Во мне нет ничего честного.

— Испытание… — медленно произносит он. — Твои мысли?

Я подавилась своей насмешкой. Такого вопроса я точно не ожидала. — Мои мысли? Ты имеешь в виду, кроме очевидных?

Он прекращает идти и делает шаг ко мне, сокращая небольшое расстояние между нами. — И что же это за очевидность?

Я прижимаю глаза к верхней пуговице его рубашки, чтобы не смотреть в глаза его отцу. — Что эти Испытания — извращенный способ отметить трагедию.

И вот опять я слишком поздно прикусила язык. Но есть что-то в этом принце, что делает меня безрассудной, заставляет меня сказать ему, что именно не так со всем тем, во что он верит.

— Трагедия, — повторяет он, его голос ровный. — Ты имеешь в виду Чистку.

— Да, Чистку, — вздыхаю я. — Изгнание тысяч людей и следующие за этим непрерывные убийства. — Я практически изрыгаю слова измены, но, похоже, не могу остановиться, раз уж начала. — Это твои люди, Китт. Невинные люди, которых и сегодня убивают из-за того, над чем они не властны.

Он смотрит на меня, а я смотрю на его воротник, избегая его взгляда. — Чистка должна была быть проведена, Пэйдин. Ты знаешь это.

Его голос мягкий, а мой — совсем нет. — Почему, потому что Обыкновенные больны? Предположительно, ослабляют Элитных? И это при том, что они десятилетиями жили рядом с Элитными?

Он моргает. — Ты думаешь, они не больны?

Я играю в очень опасную игру.

Я зажимаю рот, понимая, что сказала слишком много. Ответить на этот вопрос правдиво — риск, на который даже я не готова пойти, поэтому я делаю вдох, прежде чем поспешно сменить тему. — Я просто думаю, что тебе, как будущему королю, нужно подумать о многих вещах.

Я не смотрю на него, но чувствую на себе его взгляд. — И ты собираешься просветить меня об этих вещах? Просветить меня о моем собственном королевстве?

Играть роль. Играть роль. Играть…

Я горько смеюсь. — Не будь ослом и не притворяйся, что знаешь свое королевство! Ты видел трущобы? Видел сегрегацию, голодающих граждан? Твоих голодающих граждан.

Вот тебе и роль.

Я вскидываю руки вверх, качая головой на клумбах. — Ты бы хоть послушал меня, если бы я попыталась просветить тебя, сказать, чтобы ты изменился? Он стоит, молчит и не двигается. Тогда я спрашиваю снова, с настойчивостью в голосе. — Ну? Ты будешь меня слушать?

Его руки внезапно обхватывают мое лицо и направляют его к нему, а я борюсь с желанием вздрогнуть. — Если я тебя выслушаю, ты посмотришь на меня?

У меня дыхание перехватывает в горле.

— Посмотри на меня, Пэйдин. Пожалуйста.

И эта мягкость, эта мольба в его голосе заставляет меня перевести дыхание и на мгновение закрыть глаза. Когда я наконец открываю их, то вижу, как в его зеленом взгляде столько сострадания и заботы. И впервые я позволяю себе изучить эти глаза. Потому что никогда еще они не были так не похожи на королевские. Теплота в них омывает меня, переполняет.

— Все это время, — тихо говорит он, — я искал взгляда, который ты не дала бы мне, ждал, когда ты захочешь посмотреть мне в глаза. — Он делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Почему ты избегаешь моего взгляда, избегаешь меня?

Итак, очевидно, что я плохо справляюсь с ролью.

— Ты… — Я сглатываю. — Ты напомнил мне кое-кого из моего… прошлого. Но чем больше я тебя узнаю, тем более разными кажетесь вы оба.

Я некоторое время изучаю его, удивляясь своей честности. Король и его наследник могут быть похожи, но в этот момент они никогда не казались менее похожими.

Он мягко улыбается мне. — Значит ли это, что ты начнешь смотреть мне в глаза?

— Только если ты начнешь меня слушать, — отвечаю я с небольшой улыбкой.

— Договорились, — просто говорит он, и мы снова начинаем медленно идти по тропинке. — У меня к тебе еще один вопрос.

Я почти смеюсь. — А у меня, скорее всего, есть для тебя ответ.

Он улыбается, но затем его лицо становится серьезным, и он закладывает руки за спину, пока мы идем. — На Испытании Эйс заставил тебя… увидеть меня. И при виде моей смерти ты показалась… — Он качает головой, подыскивая подходящее слово. Я вспоминаю, как он наблюдал за этой сценой на экране в Чаше, видел выражение моего лица, когда я увидела его, слышал крик, вырвавшийся из моего горла.

— Расстроенной? — слабо говорю я. — Даже в ужасе? — В кои-то веки я смотрю на него, пока он не встречает мой взгляд. — Когда я увидела тебя мертвым, я, наверное, вдруг увидела, что весь потенциал, которым ты обладаешь, умер вместе с тобой. Весь потенциал, чтобы стать лучшим королем для Ильи, чтобы что-то изменить, чтобы править так, как надо, а не так, как тебе говорят.

Мы наконец-то добрались до центра сада, где остановились возле фонтана. Теперь, когда я наконец-то соизволила посмотреть на него, глаза Китта, кажется, не хотят покидать мои. — Спасибо, — говорит он с улыбкой. — Я знаю, что всегда могу рассчитывать на твою жестокую честность. Ты первый настоящий человек, которого я имею удовольствие знать за последнее время.

Я почти смеюсь над этим.

Если бы он только знал. Я — лгунья и обманщица, использовавшая его в качестве своего партнера, чтобы привлечь внимание людей. Я стою перед ним как Обыкновенная, которую он убил бы, если бы только знал правду, и я умру от руки его будущего Энфорсера, к которому я слишком упряма, чтобы признать свое влечение. И в конце концов не имело бы значения,