Королева Бедлама - Роберт Маккаммон

Тут донесся новый звук — кто-то тронул струны лиры. Мэтью глянул в сторону и увидел, что Черная Бекки расположилась в кресле и играет на этом инструменте, склонив голову, а ее единственный глаз полузакрылся, будто в грезе. Женщина запела какую-то вест-индскую песню, тихий и певучий мотив сопровождался словами наполовину английскими, наполовину из ее островного наследия. Мэтью почти ничего не понял из-за сильного акцента певицы, но в этой прекрасной и грустной песне он уловил звук общей для всей вселенной тоски.

Чья-то рука скользнула в руку Мэтью.

— Идите сюда, — сказала Полли все еще приглушенным голосом. — Сядьте со мной.

Она отвела его к дивану. Неожиданно для себя Мэтью оказался на диване рядом с известной всему Нью-Йорку содержательницей борделя. Она прислонялась к его плечу и предлагала ему засахаренный миндаль на серебряном блюде. Он попытался взять у нее миндаль — она засмеялась и вложила орех ему в рот.

— Расскажите мне о себе, — попросила она, кладя ему руку на бедро.

Как-то он забрел на глубокую воду. Сюда он пришел не для распутства, а ради информации. Ради встречи с Грейс Хестер, если получится. И надо держать себя в руках. Интересно, что сказала бы Полли Блоссом, узнай она, что он не уверен, девственник он или нет, потому что воспоминания о жаркой встрече с Рейчел Ховарт могли быть как истинными, так и порожденными горячечным бредом и странным эликсиром, которым отпаивал его индейский лекарь три года назад после поединка с медведем по прозвищу Одноглазый. Он просто слышал, что ответила бы на это мадам Блоссом: «После вашего ухода отсюда память будет отлично вам служить». Но он сюда пришел по делу, по профессиональному долгу, а не по вожделению плоти. Он должен как можно быстрее и точнее все выяснить — прояснить суть вещей. Должен… черт, как же близко эта женщина села!

Шаги — кто-то спускался по лестнице. Мэтью увидел узкие ступеньки в дальнем конце гостиной. И по ним, несколько расплываясь, то ли от выпитого, то ли от любовной усталости, спускался Сэмюэл Бейтер, все еще с синяками на лице после игры в кости у него дома в субботу вечером. В одной руке он держал треуголку, другой подтягивал панталоны.

— Доброй ночи, мадам Блоссом, — сказал он хрипло, проходя мимо, и эта леди ответила ему:

— Доброй ночи, мастер Бейтер.

И снова обратила внимание на того, кого кормила засахаренным миндалем.

— Да, вы очень красивый молодой человек. Но наверняка вам уже это говорили многие дамы куда моложе и куда красивее меня, правда ведь?

Вопрос этот был заряжен смыслами и подтекстами туже, чем многоствольные пистолеты, о которых упоминал недавно Эштон Мак-Кеггерс.

— Нет, не говорили, — ответил Мэтью.

— Тогда вкус нью-йоркских дам внушает мне ужас, сэр, и я опасаюсь за их здравый рассудок — как можно выпустить вас на улицы этого города без сопровождения прекрасного пола? Красив, хорошо воспитан, хорошо одет — и еще умен! О, как стучит мое бедное сердце!

Она потянула его за руку, чтобы он в полной мере ощутил если не как бьется ее сердце, то как мягка ее грудь.

Флаг на флагштоке Мэтью развернулся и взмыл вверх. Если так пойдет дальше, он потеряет всякое профессиональное достоинство.

Кто-то из гостей кончил рассказывать анекдот, и обе женщины захохотали так, будто впервые услышали историю о фермерской дочке и бродячем продавце щеток. Черная Бекки играла и пела, Полли Блоссом смотрела на Мэтью, будто он был инкарнацией Эроса, и он понимал, что это у нее профессиональное, потому что Эросом он не был и знал это твердо.

Мадам Блоссом резко прервала свое воркование и ястребиным взглядом проследила, как двое гостей выбрали себе получасовых подруг и положили монеты в белую фарфоровую тарелку возле Черной Бекки, которая не перестала играть ни на секунду. Один из этих мужчин был то ли сумасшедший, то ли невозможно близорукий, потому что выбрал великаншу в белом парике. Может, его манило то, что почти вываливалось из ее панталон. Они поднялись по лестнице, болтая и смеясь, оставив забракованную девушку — тощую шатенку с острым личиком, покрытым коркой румян и белил, — сидеть в кресле со смертельно скучающим видом. Она энергично махала черным веером, разгоняя запахи мужского мускуса и нечистого дыхания.

— Мастер Корбетт, — вернулась Полли к тому же флирту, — я сожалею, что не могу сегодня предложить вам себя, как мне хотелось бы, из-за проклятия Евы. Могу ли я предложить вам Николь, которая будет чудесной компанией? Николь! Сядьте прямо и покажите ваши хорошие манеры, дорогая моя. — Николь послушалась с застывшей улыбкой. — Еще у меня тут есть весьма приятная и очень разумная юная блондинка, приехавшая из Лондона только на прошлой неделе, почти девственница — настолько она свежа, такая сочная и молодая. Но если вас влечет опытность, определенный шарм экзотики, то есть у нас и смуглая цыганка, доставляющая невероятное наслаждение. Что вы предпочтете, сэр?

— Я… — Нервы подвели Мэтью, голос его сел. Он прокашлялся и начал снова: — У меня есть одна просьба. — Она внимательно слушала, с каким-то твердым кремневым блеском в ясных глазах. — Я хотел бы быть представленным…

— Черт, ну и ночка! — прозвучал пронзительный женский голос. Его обладательница спускалась по лестнице. — У этого паразита Бейтера хрен такой, что на трех мужиков хватило бы!

— Придержите язык, Мисси! — Мадам Блоссом вскочила, кипя негодованием. — У нас джентльмен в гостях!

Мэтью тоже вскочил, потому что на лестнице была та самая молодая проститутка, которая висла на Эндрю Кипперинге в «Терновом кусте». Темно-каштановые волосы — настолько темные, что почти черные, — зачесанные назад, оставляли лоб открытым и сходились сзади в хвост, перехваченный красной лентой. По обычаю дам из верхов и самых низов общества она была густо напудрена, брови вырисованы тонкими черными дугами. Как Мэтью заметил еще в «Терновом кусте», было ей около двадцати лет, не так чтобы непривлекательная, потому что черты лица хорошо вылеплены, выражение сексуально-хитрое, как у кошечки. Одета она была в панталоны, но на плечи наброшен тонкий шелковый халат, спадающий на грудь. Черные глаза остановились на Мэтью, но остались пустыми. Она подчеркнуто произнесла:

— Примите мои сожаления, сэр. Я просто заметила, что получается, если запихивать огромную колбасу в шелковый кошелек.

— В извинениях нет необходимости, — ответил Мэтью Грейс Хестер прежде, чем хозяйка заведения успела вмешаться. — Я понимаю, что не все колбасы созданы равными, но все шелковые кошельки имеют дно. Я выразил сожаление, что у так называемого джентльмена нет понятия о соотнесении физических объемов.

Наступило молчание. Черная Бекки прервала музыку на фальшивой ноте.

Грейс Хестер нахмурилась:

— Вы еще кто такой? — спросила она. — Псих бормочущий?

— Тихо! — одернула ее Полли и тут же смягчила тон, хотя глаза ее остались твердыми, как ее репутация: — Это мастер Мэтью Корбетт, милочка. Клерк магистрата и хорошо известный в городе молодой человек. Его хвалебно описали в последнем выпуске «Уховертки», так что можно считать его знаменитостью. И нам оказана честь…

Грейс зевнула, поерзала, почесала себе пах.

— …его посещением, — закончила Полли. — Ох эти молодые дамы! — обратилась она к Мэтью, покачивая головой. — Совершенно не умеют себя вести.

— Я на эту ночь работу закончила. — Грейс пошла вниз по лестнице, заметно покачивая бедрами. Она не прикидывалась леди и не давала себе труда скрывать ни дурного характера, ни грубости. — Налейте мне, мать вашу, выпить, к черту.

— Сама себе, мать твою, наливай выпить, к черту, — ответила хозяйка, сбрасывая маску цивилизованности. — Ты мне уже два шиллинга должна за выпивку. Когда заплатишь?

Девица пожала плечами, прошла мимо Мэтью и Полли к буфету, где стояли три открытые бутылки вина и несколько бокалов. Вдруг сверху донесся взрыв женского смеха и неразборчивый мужской вопль. Черная Бекки вернулась к лире, на этот раз играя более ровную и замысловатую мелодию, уже без слов. На Мэтью ее музыкальные таланты произвели впечатление, и стало интересно, какова может быть история ее жизни. Но сюда он пришел за историей Грейс Хестер, и настало время приступить к ее изучению.

— Это вино для клиентов. — Полли оказалась рядом с девицей прежде, чем та успела наклонить бутылку. — Ты мне сперва заплатишь, что должна, иначе ни хрена не получишь.

— Прошу прощения, — вступил в разговор Мэтью раньше, чем эти кошки сцепились когтями. — Эта леди может получить мой бокал. — Женщины обе посмотрели на него так, будто никогда еще не рождалась на свет тварь более мерзкая. — Мне ведь полагается бокал за счет заведения? Если да, то эта леди может его получить.

Надо отдать должное Полли Блоссом: она мгновенно умела переключаться с роли начальницы шлюх на роль флиртующей деловой женщины. Очевидно, подумал Мэтью, это ключ к ее успеху. Полли скромно потупила взор: