Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

убийцей. Она единственная, кого убрали, скажем так, по объективным причинам. Ее хотели заставить замолчать. Истину следует искать на киносъемочных площадках.

Бивен хлопнул себя по ляжкам чисто крестьянским жестом, совершенно не вязавшимся с тем, кем он стал, но выглядевшим до удивления естественно.

— Ладно. Приступим немедленно. Я при исполнении с полудня, но до того успею кое-что сделать.

— При исполнении чего?

— Новая работа в гестапо. Предпочитаю о ней не говорить.

— Очередной благородный труд…

— Намного хуже, чем ты думаешь. Но сначала мне нужно забрать из штаб-квартиры свою папку с делом.

— И тебе позволят? — удивилась Минна.

— Конечно нет. Я просто пересниму наиболее важные детали, а ты потом распечатаешь.

Бивен и Минна с понимающим видом переглянулись. Симон сжал кулаки. Черт знает что… Эти два идиота не только считали себя хитроумными ищейками, но, кажется, еще и вообразили, что влюблены.

Симон по-прежнему восседал на столе, уставившись на дверь: красноречивое приглашение очистить помещение.

— Потом, — продолжил Бивен, словно не замечая его знаков, — Минна начнет поиски гинеколога, курировавшего жертв.

Симон вдруг вспомнил, что сегодня понедельник и у него расписан весь день после двенадцати. Если он хочет что-то выяснить о Рут Сенестье и киностудиях, придется отменить встречи. Господи, эта история оставит его с голой задницей.

Засунув руки в карманы, он направился к входной двери, чтобы выпроводить посетителей.

— И последнее, — предупредил Бивен, — берегись Грюнвальда. Он не из тех, кто легко выпускает добычу.

— Что я могу поделать? Если я не убивал Грету, что́ он может мне пришить?

— Просто будь осторожен, и все.

Если профессиональный мастер устрашения дает такие советы, значит вчерашний нацист действительно ужасен. Что ж, посмотрим.

Он закрыл дверь за посетителями и рухнул в кресло. Ему не давала покоя все та же мысль, все то же унижение: вранье его пациенток. Как он мог проморгать такое? Как мог ничего не почувствовать? Любовники. Беременности… Он подумал о дисках с записями, о своем «храме истины». И горько усмехнулся.

Чего он решительно не понимал, так это глубинных причин их лжи. Для чего приходить к нему на консультацию и при этом вешать ему лапшу на уши или скрывать правду? Без сомнений, все четверо им манипулировали. Но зачем? И сговорились ли они заранее?

Он подумал, что стаканчик шнапса ему не помешает, но не выбрался из кресла. Заснул, как труп в глубине озера.

87

— Проезжай чуть подальше.

— Докуда?

— Еще немного. Вернешься за мной через полчаса.

— Ты управишься?

— Не волнуйся. Останови здесь.

Бивен вышел из «мерседеса», взял фотоаппарат «Voigtlander Avus» и попрощался с Минной коротким кивком. Почти бегом двинулся в обратном направлении по Принц-Альбрехтштрассе, миновал постовых, которые не бросили на него ни одного косого взгляда и не начали шептаться у него за спиной. В конечном счете вполне возможно, что новость о его разжаловании еще не разнеслась по кабинетам или же о смерти Краппа официально до сих пор не объявили. Странно.

Он пересек залитый светом вестибюль и зашагал по широким ступеням. Он ожидал, что штаб-квартира гестапо покажется ему чужой, а то и враждебной. Ничего подобного. Старая добрая школа искусств по-прежнему принимала его, как князя в родном замке.

На третьем этаже Бивен еще ускорил шаг, но на него никто не смотрел. Дверь его кабинета была надежно заперта. В это мгновение появился Альфред, ступая таким легким шагом, что больше напоминал жука, а не солдата в подкованных сапогах.

— Гауптштурмфюрер? Но что…

— Я забыл свои вещи. У тебя есть ключи от моего кабинета?

— Да, но…

— Давай открывай.

Альфред повиновался.

— И чтоб никто меня не беспокоил, — приказал он, как будто все еще оставался здесь хозяином.

Он вытащил связку ключей из пальцев Альфреда, закрыл и запер дверь. И наконец перевел дух, привалившись спиной к стене. Он даже позволил себе усесться — не на свое привычное место за письменным столом, а на стул для подозреваемых. Будет ли ему не хватать этого кабинета? Конечно нет. А его обязанностей? Еще того менее. Погон? В конечном счете все эти знаки различия были лишь химерой. В определенном смысле прилежнее всего свой долг выполняли те, кто находился в самом низу иерархии. Доблесть рядовых…

Он достал фотоаппарат Минны. Грюнвальд еще не засылал своих сбиров совершить набег на его папки. Он быстро выбрал самые главные — сфотографировать все не хватит времени, и в любом случае Минна выдала ему всего три кассеты на двадцать четыре кадра каждая. Он разложил листы на столе и принялся за дело.

Весь в поту — жара, мандраж, дверная ручка, которая могла задергаться в любую секунду, — он старался действовать как можно скорее. Закончив, глянул на часы: двадцать три минуты. Он даже опережал график, обговоренный с Минной. Сложил папки, осторожно высунул нос в коридор. Путь был свободен.

Он засунул пленки в карман, спрятал фотоаппарат под куртку и вышел. Редкие мундиры, попадавшиеся по дороге, казалось, его не замечали. Может, он просто стал невидимкой.

Он отдал ключи Альфреду и пошел дальше. И уже почти добрался до лестницы, когда его окликнул голос:

— Бивен.

Он обернулся и увидел приземистого типа, затянутого в пожеванный мундир. Лицо его имело цвет репы (и такую же форму). Волосы торчали во все стороны, а мутные глаза отливали светло-серым. Один глаз затянут белесым бельмом — взгляд слепца. Мужик вряд ли хорошо видел.

— Я унтерштурмфюрер Кохмидер. Твой новый шеф, парень.

Мужчина сжал его руку, как будто хотел ее отвинтить.

— Очень приятно, — ответил Бивен.

Мужчина разразился свирепым смехом — его зубы призывали к молчанию: любые руины, где бы они ни находились, достойны уважения. «Очень приятно» Бивена прозвучало как провокация. В СС так не выражаются.

— Кончай выдрючиваться, — ответил Кохмидер. — Грузовик на заднем дворе. Отправляемся через десять минут.

— Какое задание?

— Я же тебе сказал: не выдрючивайся.

Бивен посмотрел на унтерштурмфюрера. И вот с таким отребьем он будет отныне проводить свои дни. Totengräber. Сборщики трупов. Стервятники службы СС.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Кохмидер сделал глубокий вдох и изрек напыщенным тоном:

— Я бы сказал так: наше сегодняшнее задание не будет существенно отличаться ни от вчерашнего, ни от завтрашнего. — Его лицо неожиданно приобрело плотоядное выражение. — Мы подберем все чертовы еврейские трупешники, которые валяются в Берлине. Вот что мы сделаем.

— Короче, гарантийное обслуживание.

Кохмидер подмигнул ему — бельмо исчезло под бледным веком.

— Чую, ты мне понравишься, — бросил нацист, сплевывая на пол. — Будешь делать ровно то, что тебе говорят, и забудь свои прошлые замашки. С этим покончено.