Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

их обольщал и ими же манипулировал, он их шантажировал… но не знал основополагающего факта: в последние месяцы они преобразились, они готовились родить, а он-то еще грозился выдать их гестапо…

Очередная промашка… Но зачем они приходили на сеансы? Зачем им нужны были эти урезанные откровения? Но они не выдумывали пугающие сны. Может, ключ именно в этом. Они были беременны. От мужа. От любовника. Их дело… Но Мраморный человек действительно являлся им во снах. Именно страхом и объяснялись их регулярные посещения — они хотели избавиться от страха. Носить ребенка в полном спокойствии. Очистить душу…

— Что вы задумали на самом деле? — спросил он больше для того, чтобы положить конец собственным размышлениям.

— Начать расследование с нуля.

86

Симон не был уверен, что готов подписаться на новую кампанию. Если он правильно понял, четвертое убийство произошло, пока он сидел в камере. Чем и объясняется его утреннее освобождение. Однако нож гильотины прошел слишком близко… У него пропало желание заигрывать с миром СС.

Бивен не дал ему времени на размышления:

— Мы с Минной думаем, что беременность и была побудительной причиной убийств.

— То есть?

— По словам судмедэксперта, убийца каждый раз изымает эмбрион.

Симон вспомнил виденные им снимки. Убийца погружал руки во внутренности жертв. Он их кромсал, резал, осквернял. Но это не было ни чистой жестокостью, ни мерзким ритуалом — он доставал эмбрионы.

— Может, он гинеколог? — предположил Симон.

— Не исключено, — откликнулась Минна. — Во всяком случае, он умеет оперировать, а это не всякому доступно.

— Почему он это делает?

— Кто его знает, — ответил Бивен, — но он был в курсе беременностей, а ведь это держалось в глубоком секрете.

— Кто тебе сказал?

— Ты.

— Как это я?

— А ты сам знал?

— Нет.

— Раз уж даже их собственный психоаналитик ни о чем не подозревал, значит эти женщины действительно не желали ни с кем об этом говорить.

Минна прикурила сигарету и с самым серьезным видом заявила:

— В конечном счете, может, это их гинеколог и есть.

— Прежде всего следует выяснить, кто был их ведущим врачом, — кивнул Бивен. — С некоторыми шансами окажется, что у всех четверых один и тот же.

Симон пробрался к себе за стол и достал «Муратти». Эта парочка начала действовать ему на нервы. Они что, уже забыли, как промахнулись со своими первыми гипотезами? И что из-за их бредовых домыслов погиб человек? Труп еще не остыл, а они уже готовы все начать по новой…

— Погодите, — призвал он их к порядку. — Что-то вы слишком торопитесь выбросить на помойку все, что вчера еще казалось звонкой монетой. Значит, наш убийца уже не фетишист обуви? И его вовсе не тянет на берега Шпрее? И его маска больше не имеет значения?

Минна встала и с серьезной миной принялась разглядывать, как в первый свой визит, корешки книг по психиатрии в его библиотеке.

— Ничего мы не выбрасываем, — буркнул Бивен, — но мы же видим, к чему это нас привело. Теперь нужно искать новые зацепки. Убийца знал, что эти женщины беременны. Он или медик, или кто-то из близких, или же, почему бы и нет, их общий любовник. Придется копать в этом направлении…

Минна повернулась к Симону:

— Кто знает? Может, это ты отец…

Мысль уже приходила ему в голову. Что до Сюзанны и Лени, это исключено, он с ними не спал как минимум год. С Маргарет месяцев шесть назад…

А вот Грета… Нет, и с Гретой невозможно.

— А почему бы мужьям не быть отцами, по-простому?

На самом деле Симону и карты в руки, чтобы ответить на его же вопрос: если вспомнить промышленника Вернера Бонштенгеля, который весил чуть ли не больше, чем поставляемые им станины, генерала Германа Поля, не вылезающего с маневров, и банкира Ганса Лоренца, которому перевалило за семьдесят пять, ни один из них не мог считаться идеальным производителем, но всяко бывает…

Оставался Гюнтер Филиц, пятидесятилетний аристократ, безусловно готовый выполнить свой супружеский долг. Но Грета не высказывала особых восторгов на эту тему. По правде говоря, когда все четыре дамы рассказывали о своей сексуальной жизни, будь то на кушетке в кабинете или даже в его постели в спальне, то повторяли одно и то же: ее не было.

— Так в чем на самом деле заключается ваша идея? — не сдавался Симон. — У четырех женщин был один любовник на всех, и теперь он надумал вернуть себе то, что забыл в их животах? Ничего умнее вам в голову не пришло?

Никто не ответил. Это молчание несло в себе их личное поражение, их угрызения за склонность к чересчур легковесным гипотезам, к непродуманным подозрениям, вплоть до их общего фиаско — смерти Йозефа Краппа.

Версия была красивой, что да, то да. У Минны настоящий талант строить карточные домики, а Бивен, этот мужлан на подхвате, всегда готов поддержать ее, не задавая вопросов. Вообще-то, Симон мог и не завидовать: его теории о человеке, который беспрепятственно перемещался из снов в реальность, тоже дорогого стоили.

— Одно совершенно очевидно, — заговорил эсэсовец, — история с беременностями не может быть простым совпадением. Из этого и будем исходить. Надо найти отцов. Опросить гинекологов. Наверняка между убийствами есть связь.

— Они не хотели детей.

— Что? — вздрогнув, спросила Минна.

— Эти женщины не хотели детей. Они выполняли свой супружеский долг, принимая меры предосторожности, и ничего больше. Они боялись будущего, того мира, который строит Гитлер. Они не хотели такого для своего потомства.

Бивен пожал плечами:

— Они просто врали. Мне кажется, не очень-то они тебе доверяли…

Соль на открытую рану.

— К вопросу о доверии, — перешел Симон в контратаку, — как ты объяснишь, что судмедэксперт сообщил тебе о беременностях только после четвертого убийства? И то лишь потому, что Минна была там и сама заметила?

Бывший офицер поморщился:

— Кёниг, судмедэксперт, признался, что получил особые указания. Ни я, ни Макс Винер не должны были знать об этом важнейшем факте.

— Почему?

— Представления не имею. Может, мое начальство решило, что это вызовет дополнительный скандал. В нацистском мире Mütter[128] неприкасаемы.

Симон встал, обошел стол и прикурил новую сигарету, присев на край столешницы.

— Копайтесь в вашей истории с эмбрионами, если вам угодно, а я по-прежнему сосредоточусь на маске.

— То есть? — спросила Минна с искренним любопытством.

— Вспомни, — ответил он. — Это ведь ты сказала нам, что Рут Сенестье работала в кино.

— Верно. Она изготавливала декорации и бутафорию.

— А вдруг это она сделала маску к «Der Geist des Weltraums»? Рут, без сомнения, была знакома с