Немного о себе - Редьярд Киплинг

Киплинг первым создал «непарадный» портрет английской армии, сделав главными персонажами своих стихов простых солдат и офицеров.

На снимке: Киплинг (сидит справа) и его герои

Стихотворение «Бремя белых» на долгие годы стало «Символом веры» англичан, своеобразным оправданием колониальной политики Великобритании

Твой жребий — Бремя Белых!Как в изгнанье, пошли Своих сыновей на службуТемным сынам земли;На каторжную работу —Нету ее лютей, —Править тупой толпою То дьяволов, то детей.Твой жребий — Бремя Белых!Терпеливо сноси Угрозы и оскорбленьяИ почестей не проси;Будь терпелив и честен,Не ленись по сто раз —Чтоб разобрался каждый — Свой повторять приказ.Твой жребий — Бремя Белых!Забудь, как ты решилДобиться скорой славы,— Тогда ты младенцем был.В безжалостную пору,В чреду глухих годинПора вступить мужчиной,Предстать на суд мужчин!

Бирма. Храм Шуэ-Дагоу в Рангуне Китай.

Крестьяне едут на заработки в город

«И вот я в Японии — на земле грациозных людей с изысканными манерами… Я оказался среди нации художников»

Магазин бронзовых изделий

В 1889 году вышла книга путевых очерков Киплинга «От моря до моря»

«Я прибыл в Америку… и был потрясен душой и телом»

Знакомством с Марком Твеном Киплинг гордился всю жизнь

В американском суде (карикатура из журнала «Тайм»)

Обряд крещения у мормонов

«Книга джунглей»

«Я работал над книгой для детей с громадным увлечением. Мой гений подсказал мне — сам сделай к ней рисунки!»

«Три солдата»

«Через несколько недель после того, как мы вернулись из замечательного путешествия по Канаде, меня уведомили, что мне присуждена Нобелевская премия по литературе за 1907 год»

«Вступайте в армию!» — плакат, появившийся на улицах британских городов в конце лета 1914 года

Начало Первой мировой войны англичане восприняли с небывалом подъемом — молодежь спешила на призывные пункты.

Но кровавые фронтовые будни быстро отрезвили энтузиастов… художник уберегся от гнева судей, указал им на столбы, украшенные трилистником, доказав тем самым, что он обыкновенный смертный и не претендует на большее. Говорят, что художник не оставил после себя ни чертежей, ни описаний храмов Никко. За это дело мог бы взяться немец, но ему не хватит вдохновения, а француз не достигнет необходимой точности.

Я припоминаю, что проходил через дверь, петли которой были из клуазонне, перемычка — из золота, косяки — из красного лака, панели — из лака черепахового цвета, а бронзовые скобы сплошь покрывала резьба. Эта дверь вела в полутемный зал, где на голубом потолке, изрыгая пламя, резвилась сотня драконов. В этом сумраке, бесшумно ступая ногами, двигался какой-то жрец. Он показал мне пузатый фонарь в четыре фута высотой, который когда-то очень давно прислали в подарок храму голландские купцы. Потолок в этом зале поддерживали столбы, покрытые красным лаком, словно присыпанным золотой пудрой. На одной из опор покоилась лакированная стрелка свода шести дюймов толщиной, которая была покрыта то ли резьбой, то ли горельефами. Лак застыл, сделавшись тверже хрусталя.

Ступени храма покрывал черный лак, а рамы скользящих ширм — красный. На создание этого чуда не пожалели сотни и сотни тысяч рупий, но не это произвело на меня впечатление. Я захотел узнать, кто были те люди, которые (когда криптомерии были еще молодыми деревцами) провели всю свою жизнь в нише или в углу храма, украшая их, а когда умирали, то завещали своим сыновьям продолжать начатое, хотя ни отец, ни его сын не надеялись увидеть работу завершенной. Я задал этот вопрос гиду, а тот ткнул меня носом в хитросплетение даймё и сегунов, то есть сообщил сведения из путеводителя.

И все же я постиг замысел Строителя. Он сказал так: «Давайте построим в Соборе кроваво-красные часовни». Итак, триста лет назад они поставили Собор, предвидя, что его опорами будут служить стволы деревьев, а крышей — само небо.

Каждый храм окружала небольшая армия бесценных каменных или бронзовых фонарей со знаком трех листьев, что является гербом даймё. Фонари эти позеленели от старости, покрылись лишаями и совсем не освещали красноватые сумерки. Внизу, у священного моста, мне казалось, что красное — цвет радости. На склоне холма, под сенью деревьев и карнизов храма, я понял, что это отсвет печали. Ведь убив нищего, Повелитель и не думал смеяться. Ему стало грустно, и он сказал: «Искусство есть искусство, оно требует любых жертв. Унесите труп и молитесь за обнажившуюся душу».

Глава 19

Рассказывает, как я грубо оклеветал японскую армию и редактировал «Сивил энд милитари газегг», которая ни в коей мере не заслуживает доверия

И сказал князь: «Да будет кавалерия!» — и стала кавалерия. Тогда он сказал: «Пусть они едут медленно!» — и всадники поехали медленно, чертовски медленно, и он назвал их — Японская императорская конница.

Я знаю, что не прав. Мне следовало бы пошуметь под дверью дипломатической миссии ради пропуска в императорский дворец, надо бы походить по Токио и познакомиться с лидерами Либеральной и Демократической партий. Есть многое, чего я не сделал, но, как бы там ни было, прохладным утром под окном запели трубы, и я услышал мерный топот вооруженных людей. Плац находился в двух шагах от отеля, а императорские войска следовали на парад. Станете ли вы после этого забивать себе голову политикой или храмами? Я побежал вслед за солдатами.

Получить подробную информацию о японской армии довольно трудно. В настоящее время она, кажется, переживает длительную агонию реорганизации. Ее численность, насколько можно понять, составляет сто семьдесят тысяч человек. Каждый обязан отслужить три года, однако уплата ста долларов сокращает срок службы по меньшей мере на год. Так сказал человек, который сам прошел эту суровую школу; он завершил свою информацию словами: «Английская армия — нет польза. Только флот хорошо. Видел двести английская армия. Нет польза».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});