Немного о себе - Редьярд Киплинг

— Обратите внимание на автографы, — сказал я профессору. — Скоро здесь не останется ни лака, ни золота — ничего, кроме отпечатков пальцев иностранцев. Все же давайте помолимся за душу В. Гея. Возможно, он был миссионером.

Иногда японские газеты помещают следующие объявления, втиснув их между рекламами железной дороги, горнорудной промышленности и трамвайных концессий: «Прошлым вечером доктор… совершил харакири в своей личной резиденции на такой-то улице. Мотивом этого акта послужило осложнение семейных обстоятельств». Харакири ни в коей мере не означает обыкновенного самоубийства каким-то особым способом. Харакири есть харакири, и интимное исполнение его в частной обстановке еще более отвратительно, чем на публике. Трудно себе представить, что любой из этих подвижных человечков с цилиндрами на головах и с ридикюлями в руках, добившихся собственной конституции, может в минуту душевного расстройства, раздевшись до пояса, сотворив молитву и напустив волосы на глаза, вспороть собственный живот. Когда приедете в Японию, взгляните на рисунки Фарсари, где изображается харакири, и выполненные им фотографии последнего распятия на кресте, которое имело место в этой стране двадцать лет назад. Когда будете в Пекине, попросите показать вам копию головы джентльмена, не так давно казненного в Токио. В этом образчике позднего искусства проявлена какая-то мрачная скрупулезность, вызывающая чувство неловкости. В силу определенной общности в складе ума с другими обитателями Востока японцы наделены характерной жилкой кровожадности, которая сейчас тщательно завуалирована. Однако некоторые картины Хокусая обнаруживают кое-что, доказывая, что еще недавно люди упивались открытым проявлением жестокости. Тем не менее японцы относятся к детям с нежностью, намного превосходящей это чувство на Западе, они взаимно вежливы, намного опережая в этом англичан, и предупредительны к иностранцам как в больших городах, так и в провинции. Во что они превратятся, когда их конституция поработает три поколения, знает только Провидение, которое сотворило их такими, какие они есть.

Весь мир, кажется, готов снабжать японцев советами. Некто полковник Олкотт бродит сейчас по Японии, убеждая японцев в том, что буддизм необходимо реформировать, предлагает свою помощь в этом и всем напоказ поедает рисовую кашицу, которая подается ему в чашке восхищенными служанками. Путешественник, вернувшийся из Киото, рассказывает, что всего три дня назад в великолепном Чион-Ине видел полковника в рядах буддийских монахов во время процессии, подобной той, которую я тщетно пытался описать. «Он ступал так, будто представление было организовано в его честь». Помпезность этого мероприятия вообще трудно вообразить, если вы не видели ни полковника, ни храм Чион-Ин. Оба сложены по различным канонам и поэтому, кажется, не гармонируют. Под криптомериями Никко недостает лишь мадам Блаватской с сигаретой во рту да появления мистера Кейна (члена парламента) и того, чтобы они проповедовали против греховного употребления сакэ, — тогда зверинец полон.

Однако пора что-то делать с Америкой. В Японии много американских миссионеров, и некоторые из них наспех сколачивают дощатые церквушки и часовенки, но никакая духовная убежденность этих людей не в состоянии компенсировать безобразный вид подобных построек. Миссионеры еще глубже внедряют в сознание японцев вредную идею «прогресса». Они поучают, что обогнать ближнего просто необходимо ради улучшения своего положения, да и вообще следует разбиться в лепешку в борьбе за существование. Они не проповедуют этого буквально, но их неуемная деловитость подает пример. Американец вызывает раздражение. И все же (эти строки писаны в Иокогаме) до чего обворожителен американец, чья речь очищена от дурных словечек и понижающейся интонации. Я только что встретил одного такого — калифорнийца. Он был вскормлен в Испании, возмужал в Англии, вышколен в Париже, но везде он оставался непременно калифорнийцем. Его голос и манеры были одинаково вкрадчивы, суждения — сдержанны и выражались умеренными выражениями, его житейский опыт был велик, юмор — неподдельный, а слова текли из его уст, едва их успевал отчеканить монетный двор разума. Только в самом конце беседы он несколько обескуражил меня.

— Насколько я понимаю, вы собираетесь провести некоторое время в Калифорнии? В таком случае разрешите дать вам небольшой совет. Я буду говорить о наших городах, которые все еще славятся грубыми нравами. Так вот, когда вам предложат выпить, немедленно соглашайтесь, а затем ставьте угощение сами. Не хочу сказать, что вторая часть программы настолько же обязательна, как и первая, однако она необходима для вашего полного спокойствия. Запомните прежде всего: куда бы вы ни шли, не носите с собой оружия. Люди, с которыми вам придется общаться, привыкли ко всякому. К несчастью, в некоторых районах Америки первым схватиться за оружие — вопрос жизни или смерти, равно как и обычной практики. Я знаю немало печальных случаев, которые произошли оттого, что человек, носивший револьвер, не умел им пользоваться. Вы смыслите что-нибудь в оружии?

— Н… нет, — пробормотал я, — конечно, нет.

— Вы собираетесь носить при себе револьвер?

— Разумеется, нет. Я же не самоубийца.

— В таком случае вы спасены. Но помните, что вы будете вращаться в кругу людей, которые ходят хорошо вооруженными, услышите много рассказов и небылиц по этому поводу. Конечно, вы можете послушать эти россказни, но не должны приобщаться к самой привычке носить револьвер, как бы вас ни искушали. Вы лишь ускорите свою смерть, если прикоснетесь к оружию, в котором не разбираетесь. В местах с дурной репутацией никто не размахивает оружием зря. Оно извлекается с вполне определенной целью и прежде, чем вы успеете моргнуть глазом.

— Но ведь если взвести курок первым, то можно добиться преимущества перед соперником, — сказал я, расхрабрившись.

— Вы так думаете? Смотрите! Вообще я не пользуюсь оружием, но кое-что у меня все-таки есть. Унция демонстрации стоит тонны теории. Футляр вашей трубки лежит на столе. Мои руки тоже на столе. Попробуйте воспользоваться этим футляром как револьвером, и побыстрее.

Я действовал футляром в манере, одобренной грошовыми романами ужасов: нацелился напряженной вытянутой рукой в голову моего друга. Но раньше, чем я сообразил, что произошло, футляр вылетел из моей руки, которая была перехвачена «противником» у локтя. Прежде чем до моего сознания дошло, что от моей руки нет толка, над столом раздалось четыре щелчка. Джентльмен из Калифорнии успел в одно мгновение извлечь из кармана свой револьвер и, держа оружие у бедра, четырежды нажать на спусковой крючок. Я не успел даже вытянуть руку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});