«Если», 2000 № 11 - Аллен Стил

Однако осторожный намек писателя на расстояние, которое отделяет автора критической статьи от России, нам представляется сомнительным. Литература — не таможня, где предъявляют паспорта. Единственное, что вправе требовать объект критического анализа, это досконального с ним, объектом, знакомства. При наличии Интернета, переполненного текстами, спорами, информацией, при наличии книг российских фантастов, разлетевшихся по всему свету, подобное знакомство можно сделать вполне исчерпывающим. Было бы желание.

Желание у П. Амнуэля, видимо, было, просто автору хронически не хватает времени. Хотя бы для того, чтобы прочесть последние работы не самых последних авторов: А. Громова, О. Дивова, М. и С. Дяченко, А. Саломатова, В. Хлумова — и того же Е. Лукина. Социальных «наработок» у перечисленных и других, менее известных, авторов более чем достаточно. Настолько, что, честно говоря, появляется даже ощущение избыточности: в последние год-два социальная фантастика явно теснит остальные направления НФ.

Не хватило автору времени и на то, чтобы познакомиться со статьей Э. Геворкяна «Последний бастион», опубликованной в февральском номере журнала. Многое из того, что открыл для себя П. Амнуэль, уже было сказано российским писателем — с меньшим пылом, но с той же горечью. Статья положила начало дискуссии, но любопытный факт: никто из критиков не взялся оспорить сам диагноз. Лишь редактор «Семечек» С. Соболев попытался сообщить читателям, что пациент — «твердая» НФ — скорее все-таки жив, чем мертв, но сам же и опроверг приведенные примеры.

Да, фантастике жизненно необходимы новые идеи. На наш взгляд, этот тезис П. Амнуэля столь же очевиден, сколь и размышления Е. Лукина по поводу повести С. Синякина. Да, есть громадный отряд читателей, который ищет в фантастической прозе прежде всего нестандартные вопросы, оригинальные замыслы, неожиданные решения. На то она и фантастика — несомненно, область литературы, но ОСОБАЯ область: со своими богатейшими возможностями и сложнейшими задачами, со своими способами и методами воздействия на аудиторию. Откажись от этих критериев — и жанровую принадлежность произведения можно будет определять лишь по атрибутике («космолеты-звездолеты»), как предлагают многие критики и даже сами писатели. Но в этом случае фантастика немедленно окажется за рамками общего литературного процесса, против чего так страстно возражает Е. Лукин.

Можно, конечно, вообще не заниматься определениями. Эта идея, неоднократно высказанная уважаемым членом Творческого совета на страницах «Если», столь же благородна, сколь и невыполнима. Человечество на протяжении всей своей истории играло в забавную игру «кто есть кто», регулярно перетряхивая свои шкафы и полки, и остановить это увлекательное занятие нам не под силу. И зачем?

И еще одно «да»: с литературной карты российской фантастики действительно исчезла «твердая» НФ.

Но чему же здесь радоваться, Евгений Юрьевич? Мы пускаем слезу по поводу исчезновения с лица земли какой-нибудь редкой пичужки — и аплодируем, наблюдая гибель целого материка со всеми его обитателями.

Если уж копить гвозди и примериваться, куда бы их вколотить, то нужно, по крайней мере, быть последовательным. Почему бы не отправить на погост ныне здравствующих и весьма популярных писателей — Г. Бенфорда, Г. Бира, В. Винджа, Ч. Шеффилда, Б. Шоу, Д. Брина и еще два десятка подобных им? И какое нам дело до того, что тысячам читателей вольготно и уютно под сенью их книг,» как и в тени взращенного собственными усилиями сада — талантом Г. Альтова, Д. Биленкина, С. Гансовского, А. Беляева… Если авторитетнейший ботаник заявляет, что пейзаж не радует глаз и деревья здесь не плодоносят, то по нашей разгульности и вечному желанию начинать с нуля возьмем да и спалим сад! А потом начнем водить хороводы на пепелище…

Мы не дети собственного времени — мы его слуги. И даже бунтарь остается слугой до той поры, покуда помнит окрик хозяина… Те же восьмидесятые лукаво ухмыляются измученному литературными инвалидами автору «Миссионеров», заставляя его уже чисто рефлекторно реагировать на слово «научность».

Из той же эпохи — и моя стойкая аллергия на слова «должна» и «обязана» применительно к литературе, щедро рассыпанные по страницам газет и журналов тех лет. На самом деле литература НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖНА и НИКОМУ НИЧЕМ НЕ ОБЯЗАНА. Это в зрелую пору обнаружил даже певец восходящего социализма, изумленно воскликнув: «Но поэзия — пресволочнейшая штуковина; существует — и ни в зуб ногой!» А мы по-прежнему упрямо загоняем литературу в рамки собственных представлений и взятых — на себя — обязательств. Сейчас, действительно, мало кто говорит, какой она должна быть, зато дружно заклинают, каковой ей быть не следует.

Императивы убоги в любом случае — независимо от знака. И не стоит собирать гвозди: мы ведь, слава Богу, пока еще не на кладбище. □

Рецензии

Джин ВУЛФ

МЕЧ ЛИКТОРА

Москва: ЭКСМО, «Александр Коржепевскнй», 2000. — 544 с.

Пер. с англ. М. Юрченко и А. Кириченко —

(Серия «Знак единорога»).

8100 экз.

________________________________________________________________________

Под одной обложкой изданы два романа Джина Вулфа «Меч ликтора» и «Цитадель автарха», завершающие его тетралогию «Книга Нового Солнца» (первая часть вышла несколькими месяцами раньше под названием «Пыточных дел мастер»).

Главный герой, подмастерье Северьян из гильдии палачей, продолжает свое бесконечное путешествие-жизнь, сражается, любит и теряет любовь, оживляет усопших, общается с фантастическими существами. В конце концов он превращается в могущественного Автарха — повелителя городов и народов. Иными словами, любители драйва получат драйв.

Но над сюжетными поворотами безраздельно господствует сложный философский контекст. Урс, мир Северьяна, находится в состоянии глубочайшего упадка: гаснущее холодное солнце, вечные войны, заброшенные города, мрачная угроза со стороны магов, чудовищ и демонов с характерными именами, вроде Эребуса… Спасти этот мир способно только «Новое Солнце», появление которого ассоциируется с пришествием некоего Миротворца — человека, который способен творить чудеса. Он уже бродил когда-то по страдающей земле… Кажется, Джин Вулф при помощи сложных философских и литературных средств рисует аналог человечества в предапокалиптическую пору, за шаг до вторичного явления Спасителя. Он расширяет христианскую эсхатологию до вселенских масштабов. Некие инопланетные создания, иеродулы, оказываются «священными рабами» Предвечного, а автарх — носителем сакральной власти с каким-то неясным мерцающим знаком. Из сторонников техногенного прогресса формируется армия кошмарных демонических владык, той стороны в последней битве…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});