Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Поклажа твоего старшины, Самми? — спросилъ м-ръ Уэллеръ старшій своего возлюбленнаго сына, когда тотъ явился на дворъ гостиницы "Пестраго Быка", въ Уайтчапелѣ, съ чемоданомъ и дорожной сумкой.

— Угадалъ ты, дядюшка, спасибо на добромъ словѣ,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ младшій, складывая съ плечъ свое бремя и усаживаясь на чемоданъ.

— Будетъ сейчасъ и самъ старшина.

– Ѣдетъ на извозчикѣ? — сказалъ отецъ.

— Восемь пенсовъ за двѣ мили кабріолетной встряски для размягченія костей и полированія крови, — отвѣчалъ сынъ. — Ну что, дядя, какъ мачеха сегодня?

— Рычитъ, Самми, рычитъ, — отвѣчалъ старикъ Уэллеръ, качая головой.

— Это что такое, куманекъ?

— Блажитъ твоя мачеха, Самми, блажитъ, провалъ ее возьми. Недавно приписалась она къ методистской сходкѣ. Я недостоинъ ея, другъ мой Самми, чувствую, что недостоинъ.

— Право? Этакой смиренности за тобою не водилось, старичина.

— Да, любезный, послушливъ я, смиренъ сталъ и кротокъ, какъ ягненокъ. Это, говоритъ твоя мачеха, дѣлаетъ мнѣ честь. Ты вѣдь, я полагаю, не знаешь, въ чемъ состоитъ вѣра этихъ методистовъ? Стоитъ посмотрѣть, какъ они тамъ куралесятъ: потѣха да и только. Ханжи, провалъ ихъ возьми, лицедѣи; и народъ вообще демонски буйный.

— Запрети мачехѣ ходить на такія сборища.

— Вѣтренная голова ты, Самми, вихровая башка, — возразилъ Уэллеръ, почесывая переносье большимъ пальцемъ.- A что, думаешь ты, — продолжалъ онъ послѣ короткой паузы, — что они подѣлываютъ тамъ на этихъ методистскихъ сходкахъ?

— Не знаю, — сказалъ Самуэль.- A что?

— Пьютъ чай, видишь ты, и поклоняются какому-то пронырѣ, который называется y нихъ пастыремъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Разъ какъ-то я стоялъ, выпуча глаза, подлѣ картинной лавки на нашемъ дворѣ, и вдругъ увидѣлъ выставленное въ окнѣ объявленіе, гдѣ было крупными буквами написано: "Билеты по полкронѣ. Обращаться съ требованіями въ комитетъ, къ секретарю, м-съ Уэллеръ". — Пошелъ я домой, Самми, и увидѣлъ въ нашей гостиной четырнадцать женщинъ, молодыхъ и старыхъ. Это и есть комитетъ. Какъ онѣ говорили, Самми, провалъ ихъ возьми, какъ онѣ говорили! Дѣло шло о какихъ-то резолюціяхъ, прожектахъ, вотахъ, и все это было крайне забавно. Меня сначала хотѣли выгнать: но я низенько поклонился, вынулъ кошелекъ и учтиво потребовалъ билетъ на запись въ ихъ компанію по методистской части. Вечеромъ въ пятницу я умылся, причесался, надѣлъ новое платье и отправился съ своей старухой. Мы пришли въ первый этажъ довольно невзрачнаго дома, и, когда кухарка отворила дверь я увидѣлъ чайные приборы на тридцать персонъ. Женщины, можно сказать, переполошились всѣ, когда взглянули на меня, и между ними поднялся такой дружный шепотъ, какъ будто никогда не приходилось имъ видѣть плотнаго джентльмена пятидесяти восьми лѣтъ. Вдругъ поднялся внезапный шумъ, какой-то долговязый парень съ краснымъ носомъ и въ бѣломъ галстукѣ, вставая съ своего мѣста, затянулъ пискливымъ визгомъ: "идетъ пастырь, посѣтить свое вѣрное стадо". И вслѣдъ за тѣмъ въ комнату вошелъ жирный прежирный толстякъ съ бѣлыми широкими щеками и открытымъ ртомъ. Мы всѣ встали. Женщины отвѣсили низкій поклонъ и продолжали стоять съ опущенными руками и понурыми головами. Жирный толстякъ перецѣловалъ всѣхъ до одной молоденькихъ и старыхъ женщинъ. То же самое послѣ него учинилъ и долговязый парень съ краснымъ носомъ. Я думалъ, что теперь моя очередь для цѣлованія и уже собирался чмокнуть въ алыя уста свою хорошенькую сосѣдку, какъ вдругъ вошла твоя мачеха, и съ нею — огромные подносы съ хлѣбомъ, масломъ, яйцами, ветчиной и сливками. Подали чай, сначала пропѣли гимнъ, a потомъ всѣ принялись закусывать и пить съ методистскимъ аппетитомъ. Я тоже навострилъ зубы и выпилъ стаканъ чаю. Жирный толстякъ тоже величественно выпилъ стаканъ чаю, закусывая въ то же время колбасой и ветчиной. Сказать правду, Самми, такого питуха и обжоры не видалъ я никогда. Красноносый парень тоже ѣлъ за четверыхъ, но былъ онъ, можно сказать, младенецъ въ сравненіи съ этимъ жирнымъ толстякомъ. Очень хорошо. Послѣ закуски тѣмъ же порядкомъ пропѣли гимнъ. Затѣмъ жирный толстякъ, взъерошивъ свои волосы, сказалъ проповѣдь, которая произвела сильное впечатлѣніе на слушателей. Послѣ проповѣди онъ, махнувъ рукой, пробасилъ съ какимъ-то голодно-дикимъ остервенѣніемъ: — "Гдѣ есть грѣшникъ? Гдѣ оный несчастный грѣшникъ?" — При этомъ всѣ женщины обратили на меня свои глаза и начали стонать общимъ хоромъ, точно пришелъ ихъ послѣдній часъ. Мнѣ это показалось довольно страннымъ, но изъ приличія я не сказалъ ничего. Вдругъ онъ всполошился опять и, взглянувъ на меня сердитыми глазами, проревѣлъ: — "Гдѣ есть грѣшникъ? Гдѣ оный оканнный грѣшникъ?" — И всѣ женщины заревѣли опять, вдесятеро громче, чѣмъ прежде. Это ужъ меня совсѣмъ сбило съ панталыку. Я сдѣлалъ два шага впередъ и сказалъ: "Мой другъ, не на меня ли вы намекаете?" — Но вмѣсто того, чтобы извиниться, какъ честному человѣку, онъ взбѣленился, какъ помѣшанный, и началъ гвоздить съ плеча, называя меня сыномъ гнѣва, чадомъ ярости и другими раздирательными именами. Я не выдержалъ, другъ мой Самми, и кровь, что называется, хлынула y меня подъ самый затылокъ. Три тумака закатилъ я ему въ брюхо, съѣздилъ по башкѣ красноносаго дѣтину, да и поминай какъ звали. Только меня и видѣли. О, если бы ты слышалъ, Самми, какъ взвизгнули и завыли всѣ эти бабы, когда пастырь ихъ опрокинулся навзничь и сдѣлалъ кувырколѣтіе черезъ краснаго дѣтину! Это былъ демонскій шабашъ, гдѣ твоя мачеха отличалась пуще всѣхъ. — Однакожъ вотъ и твой старшина, если не ошибаюсь.

Еще м-ръ Уэллеръ не кончилъ своей рѣчи, какъ м-ръ Пикквикъ вышелъ изъ кабріолета и вступилъ на широкій дворъ.

— Прекрасное утро, сэръ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій.

— Прекрасное, — подтвердилъ м-ръ Пикквикъ.

— Безподобное, — подхватилъ какой-то рыжеватый джентльменъ съ инквизиторскимъ носомъ и голубыми очками. Онъ вышелъ изъ кабріолета въ ту же минуту, какъ м-ръ Пикквикъ. — Изволите, сэръ, отправляться въ Ипсвичъ?

— Да! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Какое необыкновенное стеченіе обстоятельствъ. Вѣдь и я тоже въ Ипсвичъ.

М-ръ Пикквикъ поклонился.

— На имперіалѣ? — сказалъ рыжеватый джентльменъ.

М-ръ Пикквикъ поклонился опять.

— Скажите, пожалуйста, это просто удивительно — и я вѣдь тоже на имперіалѣ,- проговорилъ рыжеватый джентльменъ, — мы рѣшительно ѣдемъ вмѣстѣ.

И рыжеватый джентльменъ, надѣленный отъ природы важною осанкой и заостреннымъ носомъ, который, по птичьему манеру, вздергивался y него кверху всякій разъ, какъ онъ говорилъ что-нибудь, — улыбнулся такимъ образомъ, какъ будто онъ сдѣлалъ въ эту минуту одно изъ самыхъ удивительныхъ открытій, какія когда-либо выпадали на жребій человѣческой премудрости.

— Мнѣ будетъ очень пріятно пользоваться вашимъ обществомъ, сэръ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ

— И мнѣ. Это, можно сказать, находка для насъ обоихъ. Общество, видите ли, есть… не иное что есть, какъ… какъ… то есть, общество совсѣмъ не то, что уединеніе: какъ вы думаете?

— Истинно такъ, и никто не будетъ спорить, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, вступая, съ обязательной улыбкой въ разговоръ. — Это сэръ, что называется: правда-матка, какъ говаривалъ одинъ собачей, когда горничная, подавая ему баранью кость, замѣтила, что онъ не джентльменъ.

— А! — воскликнулъ съ надменной улыбкой рыжеватый незнакомецъ, обозрѣвая м-ра Уэллера съ ногъ до головы. — Вашъ пріятель, сэръ?

— Не совсѣмъ, — сказалъ вполголоса м-ръ Пикквикъ. — Онъ, собственно говоря, мой слуга; но я охотно позволяю ему нѣкоторыя вольности, потому что, между нами, онъ большой чудакъ, и я отчасти горжусь имъ.

— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ.

— На вкусы, видите ли, нѣтъ закона; Что-жъ касается до меня, я вообще терпѣть не могу чудаковъ — все, что имѣетъ нѣкоторымъ образомъ притязаніе на оригинальность, производитъ во мнѣ корчи. — Какъ ваша фамилія, сэръ?

— Вотъ моя карточка, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, забавляясь странными манерами забавнаго незнакомца.

— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ, укладывая карточку въ свой бумажникъ. — Пикквикъ, м-ръ Пикквикъ — очень хорошо, можно сказать, прекрасно. Я вообще люблю узнавать чужія фамиліи: это нѣкоторымъ образомъ выручаетъ изъ большихъ затрудненій. Вотъ вамъ и моя карточка, сэръ. Магнусъ, моя фамилія, сэръ, прошу обратить вниманіе на это обстоятельство; Magnus, то есть великій, — какъ вамъ это нравится?

— Хорошая фамилія, — проговорилъ м-ръ Пикквикъ, стараясь подавить невольную улыбку.

— A имя еще лучше, — подхватилъ м-ръ Магнусъ. — Вообразите, вѣдь меня зовутъ Петеромъ! Какъ вы его находите!

— Прекрасное имя — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Вообразите, всѣ мнѣ говорятъ то же. Многіе мои пріятели рѣшительно убѣждены, что я сдѣлаюсь когда-нибудь великимъ человѣкомъ.