Георгий Скорина - Николай Садкович

Юрий Адверник собирался ехать в дом Бабича, где в этот вечер братчики праздновали выход в свет первой виленской печатной книги, когда слуга передал ему небольшой пакет.

– От кого это? – спросил пан Юрий.

Слуга пояснил, что письмо принесено неизвестным человеком, который наказал передать его пану в собственные руки.

Адверник не удивился: ему ежедневно приходилось получать различные деловые послания. Он отложил письмо в сторону, намереваясь прочесть его на следующее утро. Но пани Маргарита, одевавшаяся в своей спальне, все не появлялась, и пан Юрий, чтобы скоротать время, вскрыл пакет. Письмо было без подписи. Автор письма, именовавший себя неизвестным другом, сообщал, что супруга пана Юрия еще в Кракове, до вступления своего в брак, состояла в тайной связи с неким схоларом Францишком Скориной и, разлучившись со своим возлюбленным по настоянию ее отца, была заключена в монастырь для исправления. Ныне, по прибытии в Вильну, оный Францишек возобновил свою связь с пани Маргаритой, которая, пользуясь легковерием мужа, преступно нарушает супружеский долг и…

– Я готова ехать, пан Юрий… – Маргарита вошла, шурша шлейфом шелкового платья, расшитого серебряными узорами. Пышные белокурые ее волосы были украшены диадемой из сапфиров.

Адверник скомкал письмо. Он был бледен, на лбу выступили капли пота. Маргарита посмотрела на него с беспокойством.

– Может, пан Юрий нездоров?.. Тогда не нужно ехать.

Он улыбнулся через силу.

– Нет, дитя мое… Я немного устал, не больше.

Они ехали молча. Маргарите уже не раз приходилось встречаться со Скориной и у Бабича, и в своем доме. Но все же перед каждой встречей она испытывала волнение и должна была напрягать все свои силы, чтобы никто не заметил этого.

Пан Юрий был поглощен своими мыслями. Он перебрал в памяти всех людей, которых знал, и не нашел среди них врага, способного на подобную низость. Быть может, это сделала какая-нибудь женщина, побуждаемая завистью к Маргарите?.. Он искоса поглядел на жену. Она сидела рядом с ним в коляске молчаливая, немного грустная.

Они приехали к Бабичам, когда все гости уже были в сборе. Скорина любезно приветствовал новоприбывших. Маргарита ответила ему вежливым поклоном и отошла к женщинам, весело беседовавшим в дальнем углу. При всем желании здесь нельзя было обнаружить ничего подозрительного. Скоро хозяин дома пригласил гостей к столу. Все двинулись шумно и весело, предвкушая обильное угощение: дом Якуба Бабича славился хлебосольством. Но не успели еще гости усесться, как вдруг из сеней послышался шум и громкие голоса. В зал вбежал насмерть перепуганный слуга. Следом за ним, грохоча тяжелыми сапогами, показались два рейтара с обнаженными саблями. Гости с изумлением и страхом глядели на это странное явление. Якуб Бабич пошел им навстречу и спросил:

– Что вы за люди и по чьему приказу ворвались в дом мой?

Один из рейтаров, нимало не смутившись, ответил по-польски:

– Мы воеводские люди и явились сюда по приказу ясновельможного пана воеводы. Кто из вас, панове, именуется Францишком Скориной?

Тревожный ропот пронесся по залу.

– Это мое имя, – сказал Георгий, выйдя вперед. – Что вам от меня угодно?

– Нам угодно, – сказал рейтар, – чтобы ты отправился с нами.

– Куда? – крикнул Богдан, сжав кулаки. – Куда вы ведете его?

Рейтар смерил его презрительным взглядом.

– Потише, купец! – сказал он. – Уж не тебе ли мы должны давать отчет?..

– Я – наистарший бурмистр виленский, – обратился к нему Бабич, – Скорина – мой гость. Если он в чем-либо виноват, пусть пан воевода позовет меня.

– Бурмистр – глава мещанам. А над нами ты не волен, – ответил рейтар нагло. – Идем же! – Он схватил Скорину за локоть.

– Прочь! – Георгий оттолкнул руку рейтара.

Он поклонился присутствующим:

– Вины за мной нет, стало быть, скоро вернусь к вам.

Твердой поступью Скорина вышел из залы. Рейтары последовали за ним.

– Пани Маргарита, что с вами? – послышался чей-то возглас.

Пан Юрий бросился к жене, но было уже поздно. Маргарита пошатнулась, протянула руки, как бы ища опоры, и рухнула на ковер.

Понадобилось немало усилий, чтобы привести ее в чувство. Никто, однако, не увидел в этом случае ничего особенного, все присутствующие и особенно женщины были потрясены арестом Скорины.

Якуб немедля отправился к воеводе, гости остались дожидаться его. Адверник же повез домой внезапно заболевшую жену.

* * *

Никогда еще Адвернику не было так тяжко, как в эти последние несколько дней.

Письмо «неизвестного друга», к которому он вначале отнесся с презрением, после того, что произошло в доме Бабича, пробудило в нем тревогу.

А что, если и в самом деле Маргарита?..

Он старался отогнать от себя эту назойливую мысль. Он больше не мог встречаться с женой, не мог смотреть в ее красивые, казалось, такие честные глаза.

Нет, он не верил… не хотел верить письму Давно следовало бы уничтожить эту грязную бумажку… А все-таки…

Разве не должен он, муж и глава семьи, разобраться в том, что происходит с его женой с того дня?.. Со дня появления в городе Георгия Скорины.

То она печальна, молчалива, рассеянна. То вдруг становится беспричинно веселой. И оживление это какое-то необычное. Не так веселятся здоровые, спокойные люди… А этот обморок?

Все любят Скорину, дорожат им. И сам он, Юрий Адверник, не менее других печется о его спокойствии. Однако почему арест доктора Францишка взволновал Маргариту больше, чем всех присутствующих?

Если бы он мог пойти к жене и заставить ее сказать всю правду… Но как это сделать? Если она могла обманывать раньше, что помешает ей солгать теперь? Пан Юрий опустился на колени, глядя сквозь слезы на мерцающую зеленоватым светом лампаду. Тусклые лики святых загадочно взирали на коленопреклоненного человека. Полумрак и безмолвие царили в горнице. Не произнося молитвы, не крестя лба, Адверник думал о том, что не в силах больше бороться с самим собой, что смятение, охватившее душу, приближает его к концу. Мысли его путались, обгоняли друг друга. Вдруг вспомнилось, что икона, висящая справа, прислана ему московским другом, священником. Насколько она лучше, ясней и понятней работ здешних мастеров. Братство решило послать его в Московию. Это хорошо… Только сможет ли он доехать до Москвы? Пожалуй, уже не много дней осталось ему жить на этом свете.

А надо бы, ох как надо поехать! Свет исходит оттуда, где солнце восходит, а не заходит…

Кто это сказал? Это сказал Георгий Скорина. Какое эго счастье, что он прибыл сюда. Но как тяжело сейчас думать об этом, вспоминать его имя…

Вот она, медвежья лапа его болезни. Давит и давит грудь… Вздохнуть бы!.. Маргарита!..

– Я здесь, пан Юрий!..

Адверник вздрогнул.

– Ты пришла? – спросил он. – Разве я звал тебя?

– Я пришла сама, – ответила Маргарита, помогая ему подняться. – Я хотела говорить с вами, рассказать…

– Завтра, завтра, дитя мое, – торопливо перебил ее Адверник, направляясь к постели, и вдруг, сам не ожидая того, тихо спросил: – О чем рассказать?

– Мне тяжело, пан Юрий, – ответила Маргарита, закрывая лицо руками. – Я не в силах более таиться от вас…

Адверник крепко сжал спинку кровати.

– Никогда не следует говорить того, – сказал он, с трудом произнося слова, – о чем, возможно, придется пожалеть.

Маргарита опустилась перед ним на колени.

– Никогда, никогда не покину я вас, пан Юрий! – услышал он и не мог найти в себе силы, чтобы протянуть ей руку.

Он почувствовал странное, нежданное облегчение. Боль отпускала его, но вместе с ней, казалось, уходила и жизнь.

Глава IV

С того дня, когда праздник выхода в свет первого виленского издания был нарушен приходом воеводских людей, для Георгия Скорины начались новые мытарства. Теперь над ним нависло бог весть откуда взявшееся обвинение в связях с лютеранами и в распространении их еретических книг.

Воевода потребовал залог за Скорину в четыреста злотых и согласился отложить суд над ним на один месяц, чтобы дать возможность обвиняемому представить доказательства его невиновности.

Виленское православное братство, внесшее залог, должно было поручиться, что он не покинет город до окончательного решения. Пока же типография была закрыта.

День ото дня дело принимало все более и более запутанный оборот. Находились какие-то «свидетели», будто бы присутствовавшие при беседе Лютера со Скориной. Отыскивались «очевидцы», утверждавшие, что видели, как Скорина и итальянец Лисманини тайно собирали народ и проповедовали учение Мартина Лютера.

Ни Георгий, ни его друзья не могли понять причины начатого преследования. Братство не жалело денег на подарки канцелярским писцам и подкупы судейских людей, но все это пока не давало результатов.

Тоска снова охватила Скорину. Неужели и здесь, на родной земле, среди близких ему людей, не удастся спокойно и честно служить тому делу, ради которого он скитался так много дней на чужбине?