Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи

делают денежки семьи, а без них мы – пустышки. Что мы бесстыжие и не знаем своего места. – Рука Джулии сжимается в кулак. – Мне безразлично, что про меня говорят, и тебе тоже должно быть все равно. Будешь их слушать – дашь им власть над собой. Жалкие люди, они признаются в собственной зависти! У нас есть все то, чего нет у них, поэтому они и не перестают сплетничать.

Джулия говорит искренне. Беспощадно.

Франка почти ничего не знает о трудностях, с которыми столкнулась золовка. Не представляет, какие унижения терпела Джулия, особенно поначалу, когда свекровь только и делала, что сетовала при всех на ее буржуазное происхождение, и не упускала случая напомнить ей, что их брак с Пьетро был договорным. Что до мужа, то он никогда не вставал на ее защиту и не поддерживал ее. Никак.

Эти годы, однако, научили Джулию не сдаваться, не склонять головы. Они взрастили в ней чувство злости, похожее на то, что всю свою жизнь испытывал ее дед Винченцо. Если ему злость помогала подчинить себе унижавший его город, то Джулии она нужна была, чтобы с нею как с щитом, а затем как с мечом завоевать для себя уважение семьи Ланца ди Трабиа. И теперь, бесспорно, она была хозяйкой в этом доме и в этой семье, что было бы невозможно, если бы она не следовала наставлениям отца, убежденного в том, что ясность ума и самообладание – самые ценные свойства человека. «Слушай голову, а не сердце», – неоднократно повторял он. В глазах мира она представала женщиной высокомерной и грубой, но такой образ она создала намеренно, для самозащиты.

Нет, Франка не может до конца осознать, ценой каких усилий ее золовка стала женщиной решительной, твердой, гордой.

Однако именно это и хочет втолковать ей Джулия: Франка должна завоевать свое место в семье Флорио и в Палермо, потому что другого пути нет. И она сможет сделать это, только если найдет в себе силы и необходимое бесчувствие. Ей следует научиться пренебрегать всем, что заставляет ее страдать. Нужно выстроить защитную стену вокруг души.

Франка смотрит Джулии прямо в глаза, судорожно вытирает слезы со щеки. Размышляет.

Для свекрови быть одной из Флорио означало во всем поддерживать мужа, не давать ни малейшего повода рассердиться или пожаловаться на нее, блистать на светских приемах, быть на высоте при любых обстоятельствах. И если муж ошибался, ее святым долгом было простить его. А для нее Джулия рисует реальность, в которой Иньяцио, по сути, отходит на второй план. Есть только она, Франка, не зависящая – свободная? – от своей роли жены. Прежде всего она должна оставаться самой собой. Должна знать себе цену, ставить себя выше других. Давать отпор. Быть неуязвимой для критики, а если все-таки пропустит удар, то быстро исцелиться.

Франка отпускает руку Джулии, замедляет шаг. Все это так далеко от того, что говорила ей Джованна, от жизненного уклада ее семьи: она всегда была послушной дочерью, верной супругой, а теперь…

– Но я же… хорошо себя вела. Я не возмущалась, не устраивала истерик, когда он… – произносит она с болью в голосе. – Даже когда я узнала, что он мне изменяет, я… Я была хорошей женой, во всяком случае, старалась такой быть.

– Вот в этом и есть ошибка – пытаться всем угодить. Ты не обязана хорошо себя вести. Твоя задача – взять то, что принадлежит тебе по праву, не опасаясь, что тебя осудят. Ты уже не ребенок, чтобы искать одобрения матери. Одного только знатного имени недостаточно. Недостаточно даже родить мужу сына, чтобы завоевать его уважение. И ты не можешь рассчитывать на то, что моя мать по собственной воле вдруг сдаст свои позиции. Она сделает это, когда увидит, что ты доросла до имени, которое носишь, и поверь мне, это будет ни быстро, ни легко. Запомни: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть об этом всю жизнь. – Голос Джулии смягчается, становится ласковым. – В Палермо никто тебе ничего не уступит. – Она кивает в сторону города за стенами палаццо, в направлении виа Кассаро. – В этом городе все, от извозчика до князя, живут только хлебом и завистью. Некоторым легче застрелиться, чем признать себя заурядностью. Когда о тебе злословят, думай о том, что ты Флорио, а они – нет. Если обсуждают твои массивные украшения, подумай, что их драгоценности вполовину дешевле твоих. Если ругают твои наряды, вспомни, что у них нет ни твоей фигуры, ни тем более денег, чтобы носить такие платья. Помни об этом, когда услышишь кривотолки о себе. Всегда держи это в голове и смейся, смейся над ними и их убожеством.

Франка слушает.

Слова Джулии открывают перед ней потайные двери, помогают увидеть мир с другой стороны. Как если бы она впервые посмотрелась в зеркало и обнаружила в себе достоинства, о которых раньше не догадывалась. Перед ней в эту минуту как будто раскрылась жизнь, предлагая бесконечные возможности.

Джулия наблюдает за ней. Как будто читает ее мысли и улыбается. По лицу невестки она видит, что та переживает настоящее озарение, осознает нечто такое, что наконец сделает ее похожей на нее.

– Не бойся. Ты рождена, чтобы стать Флорио. – Она ласково гладит Франку по лицу. – Ты не только красивая, но и умная, и в тебе есть обаяние и грация. В тебе столько силы, что общество не сможет ее не заметить. Не бойся быть самой собой. И запомни: ребенок – это прекрасно, но мальчик – благословение. Тебе нужно как можно скорее снова забеременеть. – Голос становится тише, вкрадчивее. – С мальчиком будет гораздо проще, а ты станешь намного свободнее.

Покидая палаццо Бутера с гувернанткой и маленьким Винченцо, который подскакивает на ходу, все еще возбужденный после игр, Франка испытывает чувство легкости. Смотрит прямо перед собой, не обращая внимания, что небо вот-вот разразится весенним ливнем.

Да. Она была тихой, скромной, терпеливой, покладистой.

Но теперь она должна научиться владеть собой.

Чтобы взять то, что ей принадлежит.

Чтобы стать донной Франкой Флорио.

Мысль настолько новая, что у нее кружится голова.

Она хочет стать самой собой.

* * *

Где-то вдалеке гремит гром.

Иньяцио поднимает голову от бумаг, подходит к окну, распахивает его. Сирокко, поднявшийся несколько дней назад, принес с собой серые тучи, наполненные песком, которые нависают над портом Кала и блестящими черными экипажами, двигающимися в сторону набережной Форо-Италико. Мужчины в рединготах, сюртуках для верховой езды, и женщины в платьях из фая, тафты и муслина сходятся в конце виа Кассаро – себя показать и на других посмотреть.