Психология масс и фашизм - Вильгельм Райх

Биологическая жестокость, неспособность к свободе и авторитарное мировоззрение

Мы стоим перед несомненным фактом: ни разу за всю историю человечества народным массам не удалось сохранить, организовать и развить свободу и мир, завоёванные ими в кровопролитных сражениях. Под свободой здесь подразумевается подлинная свобода личного и общественного развития, свобода жить без страха, свобода от всех форм экономического угнетения, свобода от консервативных торможений развития; короче говоря, свободная саморегуляция жизни. Нам необходимо освободиться от всех иллюзий. В самих народных массах существует сила торможения, которая имеет не только консервативный, но и разрушительный характер. Она постоянно препятствует реализации деятельности борцов за свободу.

Эта консервативная сила появляется в народных массах в виде общего чувства страха перед ответственностью и свободой. Это отнюдь не моралистические оценки. Этот страх глубоко коренится в биологической структуре современного человека. Тем не менее, в отличие от фашистов, мы полагаем, что эта структура не является врождённой; она сформировалась в процессе исторического развития и поэтому в принципе поддаётся изменению. Нелегко дать краткое и ясное описание социальной роли страха перед свободой. Возможно, лучше всего начать с репортажа Джеймса Олдриджа, который появился 24 июня 1942 года в «Нью-Йорк таймс» под названием «Англичанам в Африке не хватает стремления к убийству». Приведём фрагмент из этого репортажа.

«Немецкий африканский корпус разгромил восьмую армию благодаря быстроте, ярости, энергии и упорству. В традиционном понимании немецкие солдаты ни на что не годятся. Но ярость и упорство маршала Эрвина Роммеля и его банды граничат с идиотизмом. Они обладают мужеством и быстротой. У этих головорезов почти полностью отсутствует воображение. Они представляют собой практичных людей, которые жили практичной, трудной жизнью. Их взяли в армию, чтобы они практично воевали. Это — нацисты, обученные убивать. Немецкие командиры — это учёные, которые постоянно экспериментируют и совершенствуют математическую формулу убийства. Их обучали так, как обучают математиков, инженеров и химиков, которым предстоит решать сложные проблемы. Здесь нет места ни искусству, ни воображению. Для них война — это чистая физика. Для психологии немецкого солдата характерно безрассудство трекового гонщика. Немецкий солдат — это сосредоточенный на своём деле профессиональный убийца. Он верит, что он самый стойкий солдат на земле. В действительности он легко теряет самообладание. Противник, использующий такие же безжалостные, оперативные методы, какие использует немецкий солдат, может одержать над ним быструю и убедительную победу. Английский солдат — самый героический солдат на земле. Но не следует смешивать героизм и солдатскую стойкость. Английский солдат обладает решимостью, но у него отсутствует стойкость, благодаря которой он мог бы научно убивать своего врага».

Мне не приходилось встречать лучшего описания механического милитаризма, чем приведённое описание. В нём сразу раскрывается полная идентичность механистической естественной науки, механистической структуры личности и убийцы-садиста. Эта идентичность нашла наиболее полное выражение в тоталитарно-диктаторской идеологии немецкого империализма. Механическое триединство рельефно выступает на фоне мировоззрения, которое не считает человека машиной, машину — хозяином человека, а милитаризм — самым ценным достоянием человека. Это живое мировоззрение нашло своё последнее прибежище в западных демократиях. Будущее покажет, удастся ли ему пережить этот хаос.

Моё утверждение, возможно, покажется странным какому-нибудь генералу, тем не менее я полагаю, что поражения демократий, при всём их ужасе и трагизме, были проникнуты глубокой человечностью, которая составляет полную противоположность механическому автоматизму. Они содержали признание ценности человеческой жизни. Олдридж ошибается, упрекая демократических командиров за стремление сберечь человеческую жизнь вместо того, чтобы подражать человекоподобным роботам. Он ошибается, когда требует, чтобы антифашисты научились убивать более механически, более автоматически, более научно, чем прусские автоматы. Те, кто пытается победить механические автоматы с помощью их собственных методов, лишь попадут из огня в полымя. Другими словами, стремясь стать более квалифицированными убийцами, они сами превратятся в механические автоматы и обеспечат дальнейшее существование процесса, начало которому положили их противники. И тогда окончательно исчезнут последние надежды всех живых людей на создание совершенно иного, вечно мирного общества.

Мы придерживаемся иной концепции антифашистской борьбы. Она заключается в ясном, бескомпромиссном осознании исторических и биологических причин, которые приводят к таким убийствам. Искоренить фашизм можно только на основе такого осознания, а не путём подражания ему. Невозможно победить фашизм, подражая ему и подавляя его с помощью его собственных методов, и при этом самому не стать фашистом. Путь фашизма — это путь автомата, смерти, ригидности и безысходности. Путь жизни принципиально отличается от фашистского пути; он труднее, опаснее, честнее и оптимистичнее.

Оставим на время все текущие политические интересы и рассмотрим только один вопрос: каким образом формируется такая полная идентичность машины, человека и научного убийства. Этот вопрос, возможно, не имеет отношения к таким вопросам, как: соответствует или не соответствует число построенных судов числу потопленных судов, доберутся или не доберутся механические чудовища до нефтяных скважин Баку. Мы понимаем важность текущих вопросов подобного рода. Если мой дом неожиданно загорится, я в первую очередь, естественно, постараюсь погасить пожар и спасти всё, что ещё можно спасти, из самых важных рукописей, книг и аппаратов. Но рано или поздно я вынужден буду приступить к постройке нового дома, и тогда мне придётся поразмыслить о причинах, вызвавших пожар в старом доме, чтобы уберечься от повторения несчастья.

В основе своей человек является животным. Животные отличаются от человека отсутствием механистичности и садизма. Их сообщества (внутри одного вида) несравненно более мирные, чем сообщества людей. В принципе, вопрос стоит так: что привело человека-животного к вырождению и превращению в подобие робота?

Употребляя слово «животное», я имею в виду не нечто порочное, ужасное или «низшее», а некий биологический факт. Тем не менее человек составил себе особое представление, что он — не животное; он был «человеком»; он давно освободился от «порочного» и «скотского». Человек прилагает значительные усилия, чтобы отмежеваться от порочного животного и доказать, что он «лучше», указывая на свою культуру и цивилизацию, благодаря которым он отличается от животного. Вся его позиция, его «теории ценностей», мораль, «лицемерные суды» — всё это свидетельствует о его нежелании, чтобы ему напоминали о том, что в основе своей он является животным, с которым он имеет гораздо больше общего, чем с тем, чем он и мечтает быть. Стремление человека отмежеваться от животного служит источником теории немецкого сверхчеловека. Его порочность, неспособность жить в мире с себе подобными, войны — всё это свидетельствует о том, что человек отличается от других животных безграничным садизмом и механическим триединством авторитарного мировоззрения, механической науки и машины. Если оглянуться на многочисленные плоды человеческой цивилизации, то обнаружится, что претензии человека не только не имеют под собой основания, но и составлены так, чтобы заставить его забыть о том, что он является одним из животных. Где и каким образом человек приобрёл эти иллюзорные представления о себе?

Жизнь человека разделена на две части: одна часть его жизни определяется биологическими законами (половое удовлетворение, потребление пищи, связь с природой); другая часть его жизни определяется машинной цивилизацией (механистические представления о своей структуре, его доминирующее положение в животном царстве, его расовое или классовое отношение к другим группам людей, представления о праве собственности, наука, религия и т. д.). Жизнь и мышление человека проникнуты двойственностью: он — животное и не животное, он имеет биологические корни, с одной стороны, и техническое развитие, с другой. Все представления о себе человек создаёт на основе созданной им машины. Создание и использование машин вселили в человека веру, что благодаря машине его развитие направлено на достижение чего-то «высшего». В тоже время он придал машине облик животного. Двигатель паровоза наделён глазами, чтобы видеть, и ногами для передвижения, ртом для пожирания угля и отверстиями для удаления шлака, рычагами и другими устройствами для подачи сигналов. Таким образом, продукт механистической технологии превратился в дополнение самого человека. Действительно, машины существенно расширяют возможности органов тела человека. По сравнению с руками они позволяют человеку подчинять себе природу в значительно большей степени. Машины позволяют человеку овладевать временем и пространством. Таким образом, машина стала частью самого человека, любимой и бесценной частью. Он мечтает о том, как машины сделают его жизнь лёгкой и приятной. Человек всегда мечтал о наслаждении жизнью с помощью машины. А в действительности? Машина стала, остаётся и будет оставаться самым опасным разрушителем человека, если он сам не обособится от машины.