Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

Прислужники, как один, выступили из ниш, опоясывавших зал. Их было девятеро, все закутаны в серые одеяния, лица спрятаны под серебряными масками, закрывавшими все, кроме левого глаза. Они взяли старика в кольцо. Тот продолжал кричать, но теперь во рту у него что-то шевелилось, что-то билось, вырастая из горла. Он начал выкашливать звуки, которые могли быть словами, но хлюпали и хрипели, будто перебитая трахея и пузырящийся гной. Кольцо прислужников сжалось плотнее. Когда они находились в двух шагах, Летописец замер. Свечи погасли. Звуки, доносившиеся из его горла, превратились в предсмертный скулеж. Старик стал совершенно неподвижен, а затем повалился вперед, упав лицом на еще влажные чернила труда своей жизни.

Прислужники без промедления взялись за работу. Все, кроме одного, раньше уже делали это, и все знали, что времени в обрез. Они подняли дымящееся тело Летописца с кафедры, по ходу дела отсоединяя из разъемов кабели и трубки. В куполе открылся диафрагменный люк. Сверху на лебедке опустили бессознательную фигуру. Порты-разъемы уже покрывали его тело, а визор из серебра скрывал глаза. Из конечностей у него оставалась только левая рука. Прислужники встретили его внизу, подсоединив кабели и сетку трубок, прежде чем поместить за кафедру.

Один из прислужников взглянул на покрытую кляксами страницу — та начала обугливаться по краям. Остальные также это заметили и принялись работать быстрее. Наконец, они вложили перо в руку человека и отступили к стенам. От книги поднимался дымок.

Человек пробудился. Рот нового Летописца зашевелился, как будто в нем оставался язык, затем остановился. Он медленно перевел слепой взор на страницу перед собой. Одна за другой зажглись свечи, их пламя загорелось синевой. Рука Летописца дернулась, и перо задвигалось по пергаменту. Прислужники у стен зала снова наблюдали, и ждали.

Часть первая

Война пророчества

I

Сны

Уже скоро.

Гримур Красное Железо закрыл глаза, чувствуя вокруг рычание абордажной торпеды, пронзающей пустоту. Он облизал зубы — они стали длинными. Воин поерзал, ощутив узел плохо сросшихся поврежденных мышц в согбенной спине. Охота была долгой, но теперь почти подошла к концу.

«Скоро», — снова подумал он и открыл глаза.

Его стая ждала подле него, их доспехи и оружие казались окровавленными в сигнальном освещении. Узкое пространство заполняли тридцать фигур в сером железе. На каждом время и сражения оставили свои метки: шрамы на боевой броне, истертые рукояти оружия, но сильнее всего их молчание.

Воздух наполнился криком рвущегося металла. Торпеда безостановочно тряслась, ревел со скрежетом проносящийся мимо обшивки металл. Гримур ощутил, как напряглись мышцы, и сгруппировался. Торпеда резко остановилась, и ее острие взорвалось наружу. В отсек потекли дым и расплавленные капли металла. Гримур сорвался с кресла, и его сородичи по стае, как один, поднялись и последовали за ним.

Он выбежал из дыма. Перед ним стоял человек с широкими от ужаса глазами на зашитом и изрытом шрамами лице. Гримур заметил заляпанный грязью комбинезон и шипованный железный ошейник на шее. Секира разрубила человека напополам, от головы до паха. По палубе растеклась кровь и внутренние жидкости. Воин даже не почувствовал, как дрожит рукоять секиры при убийстве. Возникла еще одна фигура, лишь неровные очертания на границе зрения. Гримур выпрямился и выстрелил. Болтерный снаряд превратил человека в красные куски мяса и осколки костей.

Воин чувствовал приторное зловоние варпа даже внутри шлема, словно запах гниющего мяса и меда. Но сквозь клубы дыма и стробирующие разрывы его вел иной аромат — запах души, что ходила этими палубами и касалась его кожи. Той, что, по их мнению, давным-давно сбежала отсюда, но оставила след. Сикльд и Лотер шли за запахом через Нижний мир варпа и привели их к этому кораблю, что вращался вокруг мертвой звезды на границе Ока. Наполовину обездвиженный и почти без команды, он казался трупом, но продолжал хрипеть свое название, как будто бросая вызов затравившим его кораблям Гримура. «Кровавый полумесяц», — шипел он по воксу. Ему суждено умереть, но это было не важно; главное, что перед смертью он выдаст свои секреты.

Гримур пробежал сквозь грохочущий орудийный огонь и нырнул в широкий коридор. За ним бросились сородичи по стае, их цепные клинки с рычанием ожили, зубы и костяные амулеты стучали об изрытую шрамами броню. Они шли без кличей и воя, как волки, что повидали немало зим и утратили жажду крови. Погибало все больше изодранных и изувеченных членов команды, их тела взрывались и разрубались на куски, по ржавой металлической палубе растекалась кровь. Громовой ритм болтеров сотрясал воздух, пока стая неслась через сумрак, пробираясь все глубже во внутренности разлагающегося корабля.

Толпы рабов бежали перед Гримуром, забивая коридор криками и телами. Он прорубался через них, даже не замедляясь. Багровая кровь стекала по доспехам, скапливалась во вмятинах и забрызгивала темный мех плаща. Воин убивал с каждым шагом — резал, затаптывал, давил — и он убивал молча, его уста оставались закрытыми, пока оружие и тело работало как единое целое. Он чувствовал лишь толчки секиры, погружающейся в плоть, и отдающуюся в руке дрожь рукояти. Все остальное — кровь на доспехах и вопли мертвых, не значили ровным счетом ничего. Радость от битвы оставила его давным-давно. Резня была тем, чем казалась, тем, чем всегда была: средством дойти до конца.

Коридор огласился ревом, когда Гримур пробился сквозь мертвую и умирающую команду. Он поднял взгляд. На него налитыми кровью глазами смотрело существо из скрученных мышц, на целую голову выше космического десантника и с лицом, скрытым за личиной кованого металла. Вместо рук у монстра были лишь обрубки с приваренными к ним лезвиями. Из его бледной кожи торчали крюки с цепями, лязгающими по палубе следом за чудовищем.

Существо сделало выпад увенчанной клинком рукой. Гримур увидел направление удара. Воин оттолкнулся от пола, ушел из-под точки удара и опустил секиру на голову мутанта. Лезвие вырвалось на свободу, с шипением обращая кровь в пар на силовом поле. Монстр начал падать. Гримур приземлился и побежал дальше. Оно рухнуло позади него на палубу, вздрогнув мертвыми мышцами и жиром.

Неожиданно на груди Гримура разорвался болтерный снаряд. Воин пошатнулся, на визоре его шлема расцвели предупредительные руны. По груди растеклась боль. Он вернул равновесие и развернулся в направлении огня.

На него наступал космический десантник, сжимая в одной руке болтер, а в другой цепной топор с крючьями. Его доспехи были покрыты местами отслаивающейся красной краской. Со штырей на наплечниках свисали обрывки кожи. На цепях у него на поясе болтались отрубленные человеческие руки. Космический десантник был без шлема, скалясь железными зубами-крюками на лице из освежеванных мышц. Для его рода было название. Оно, как всякая другая часть его падшей жизни, была ложью, грязной краской, скрывавшей цвета грехов. Терзание, так они себя называли.

Гримур прыгнул, размахнувшись секирой, старые мышцы приготовились нанести удар.

Тогда воин Терзания едва не убил его. Цепной топор закрутился, оживая, когда он рубанул им вперед. С вращающихся зубьев посыпалась засохшая кровь и куски кожи. Удар был быстрым: очень, очень быстрым. Гримур почти успел отскочить в сторону. Цепные зубья впились в правое плечо и личину шлема. На дисплее замигали сполохи статических помех. Воин ударил обухом секиры, почувствовал, как он попал в доспехи и отбросил противника назад. Все еще ослепленный Гримур ударил ногой, и ботинок угодил во что-то твердое, и воздух огласился яростным ревом. Зрение прояснилось как раз вовремя, чтобы увидеть, как цепной топор несется к его голове, и он выстрелил из пистолета. Снаряды сбили воина Терзания с ног. Гримур раскрутил секиру и опустил ее. Скалящееся лицо врага разлетелось брызгами черной крови.

Гримур встал над поверженным противником. Он осторожно закрепил пистолет на бедре и потянулся, чтобы стянуть с головы обломки шлема. Застойный воздух встретился с обнаженным лицом. Он провел окровавленной рукой по голове, оставив багровый след на узорах поблекших татуировок. Старая привычка, которой он неизменно придерживался, пускай даже от крови несло разрушением. На туннель опустилась тишина, звуки боя превратились в далекий рокот. Собратья по стае действовали стремительно, и скоро они довершат оставшиеся убийства.

В нос Гримура ударила вонь крови. Он почувствовал запах опухолей, разросшихся в плоти воина Терзания, и мертвое мясо. Он задался вопросом, мог ли сам однажды стать таким же, если свет Ока проникнет достаточно глубоко в его кости, превратив из лорда Фенриса в зверя, который скитается в морозной ночи Нижнего мира.