Декабрист - Максим Войлошников

Медокс отправился к Черниговцеву и сказал:

— Я съезжу в Благодатское, с вашего позволения.

— Разумеется, езжайте, — сказал маркшейдер.

— Кстати, — как бы после небольшого раздумья добавил Роман: — Мне показался немного странным господин Сухин. Могу ли я дать вам совет — повнимательнее приглядеть за ним?

— Сухин? Что вы — совершенно напрасно! У господина Сухина отличные аттестации, и он показал себя как дельный работник.

— Что же он забрался сюда, в глушь сибирскую?

— Как будто скомпрометировал себя в обществе, но больших денег ему и не доверяют…

— Дело хозяйское, господин горный инженер…

Маркшейдер внял-таки предостережению Медокса. Им был послан следить за Сухиным и его приятелями один ссыльный. Эта личность была наиподлейшая, но горький пьяница.

Тем же вечером сидели в кабаке Сухин и его приятели из караульных солдат и из ссыльных. Вдруг ввалился этот ссыльный, уже пьяный, и, не чинясь, сообщил на ухо одному из солдат, что Сухин затевает бунт и надо за ними приглядывать.

Весть эта тотчас достигла нужных ушей.

— Что делать? — поставили вопрос каторжные.

— Начинаем, господа! — воскликнул Сухинов, выхватывая пистолет и вскакивая на стол.

— Бунт! — закричал он страшным голосом, и этот крик подхватили многие, сидевшие в кабаке ссыльные, вслед за этим вырываясь наружу.

— Все к кордегардии, забирай ружье! — направлял всех главарь мятежа.

Глава 53

Тревога

Земля была покрыта молодой травой, шуршавшей под ногами. Впереди поднимался невысокий хребет. Группа шла к перевалу. День был пасмурный и оттого прохладный. Отряд шел уже много часов, избегая деревень и даже населенных зимовий. Ломоносов старался держаться порослей, хоть как-то маскировавших отряд в почти лишенной лесов местности. Впереди двигался дозор из четырех человек, им самим возглавляемый. Лошадей вели в поводу. Те, кто шел позади, вели за собой по три оседланных коня, покупка которых изрядно опустошила бюджет заговорщиков.

Внезапно шедший впереди Зырянов поднял руку. Впереди, в кустарнике, был замечен человек. Он сидел возле небольшого костерка, разложенного так, чтобы не давал дыма. Сделав знак товарищам обойти его, Петр быстро вышел вперед. Незнакомца застали врасплох. Лишь в последний момент чуткий, точно зверь, он вскочил на ноги. Теперь с хмурым вызовом он глядел на окруживших его людей. Это был высокий, широкоплечий, плотного сложения мужчина, со шрамом на мужественном лице, заросшем бородой. Одет был в нагольном полушубке, перепоясанном ремнем, за который были заткнуты два больших ножа. Вид он имел разбойничий, что и соответствовало его вольной профессии.

— Кто таков? — спросил его Ломоносов.

Беспокойные, отчаянные глаза незнакомца искали лазейку, но слишком серьезны были лица пришельцев — не задумаются пустить в ход оружие, которое у них в руках.

— Орлов, мое фамилие, в Енисейской губернии известное.

— Ты, Орлов, беглый, что ль?

— Надоело мозоли в руднике натирать и вшей с клопами кормить. А вы хто таки?

— Мы люди вольные, ходим где душа лежит. А ты не с Благодатского рудника сбег?

— Ну и што?

— У тебя там корешки остались?

— Да они там все мои корешата! — рассмеялся беглый.

— Мы туда идем. Осужденных по питерскому бунту как лучше упредить?

— Да лучше всего будет через барыню Волконскую — хорошая бабенка, не из робких. Енералова дочка будто. Она их каженный день навещает.

— А к ним, значит, жены приехали?

— К двоим, какие не побоялися…

— Вижу я, Орлов, ты нужнейший нам человек. Присоединяйся — хуже не будет. Хуже будет, если откажешься.

— А вы, видать, господ пришли вызволять? Вот умора — уж за ними-то погоню наладят! И мене за кумпанию возьмут! Куды уйдете-то, с бабами да больными?

— Так ты присоединяешься, али как? — Ломоносов, точно невзначай, положил руку на пистолет.

— А присоединюсь — хуже уж не будет! — И Орлов дико захохотал.

Мария Николаевна Волконская — невысокая, темноволосая молодая женщина, в которой мужчин привлекала не красота, а внутренний огонь. Она вышла замуж девятнадцати лет от роду не столько по любви, сколько по настоянию отца, генерала Николая Николаевича Раевского. Ребенок родился, когда муж уже сидел в крепости. Выпросив у победившего императора разрешение ехать к мужу и, оставив ребенка на попечение родных, она отправилась на каторгу в Сибирь. Не любовь двигала ей, но жертвенность и сострадание, в сочетании с доставшейся в наследство непреклонной волей.

Когда, еще зимой, Мария приехала в Благодатский рудник, она с ужасом увидела изменения, произошедшие с мужем. Полгода в руднике превратили блестящего и храброго боевого генерала почти в старика, павшего духом, потерявшего надежду, оборванного и больного. Пожалуй, почти ни с кем из тех, кто здоровым покинул крепостные казематы, не произошло столь разительных изменений.

Тогда всю свою энергию она посвятила спасению мужа и остальных узников. Вместе с ней здесь уже была Екатерина Трубецкая, урожденная графиня Лаваль, на которую положил глаз сам Николай Павлович, — а она предпочла поехать следом за мужем. Но энергия этой полуфранцуженки не могла сравниться с той, что кипела в жилах родственницы великого Потемкина. Поселившись в деревенских домах, они стали кормить, одевать и снабжать новостями всех узников по 14 декабря, оказывая разное пособие и остальным каторжным, которые за это их уважали. И так произошло, что в большом сердце Марии, где жила щемящая жалость к мужу, нашлось еще место для другого чувства, которое вспыхнуло к одному из его товарищей в беде, оказавшемуся более стойким к ударам судьбы.

Итак, сейчас Мария Николаевна вышла из дома, собираясь идти в сторону тюрьмы.

В это время к ней подъехал вдруг какой-то незнакомец — он спешился и поклонился. Незнакомец был невысок, но крепко сложен, рыжеват и голубоглаз. Нечто нерусское было в его лице, однако партикулярное платье было самое скромное.

— Вижу ли я перед собой Марию Николаевну Волконскую, о великом самоотвержении которой идет слава по всей Руси? — обратился он к ней.

— Я Мария Николаевна, — ответила она. — А кто вы такой? У нас редко бывают приезжие.

— Сударыня, — целуя ей руку сказал незнакомец, — слава богу, что я вовремя нашел вас. Меня зовут Роман Медокс, я природный англичанин, волею судьбы ссыльный в Иркутске. Нынче друзья вашего мужа и его товарищей, которые удостоили меня своим доверием, организовали мне командирование на рудники под видом составления художественного альбома (я художник). Они разработали план побега вашего мужа и их товарищей. Необходимо предупредить их. Ждите вестей со дня на день.