Заводная девушка - Анна Маццола

слово.

– Mon ami, я знаю ваши желания. Я уже не могу исполнять их так, как прежде. Но я могу найти других: моложе, красивее и податливее.

Она заранее это обдумала, тщательно и всесторонне. Конечно, затея была отвратительной, но лучше так, чем предоставить Людовику самому искать себе любовниц и нарываться на неподходящих, корыстных, а то и опасных особ.

Он хотел что-то сказать, но Жанна приложила палец к его губам:

– У меня появится больше сил, чтобы заниматься тем, в чем мне нет равных, – заботой о ваших интересах. Сегодня я это уже доказала. В наших отношениях наступит новая стадия, самая важная из всех.

Помолчав, Людовик кивнул, понимая, что Жанна не только предлагала, но и предостерегала его. Она улыбнулась. Какой же глупой она была прежде, полагая потворствование желаниям короля и превращение себя в его послушную игрушку единственным способом сохранить свое положение при дворе!

– Как видите, вы можете прекрасно обойтись без Ришелье. Я вполне его заменю.

– Любовь моя, ты думаешь, стоит мне удалить Ришелье, и его власть и влияние тут же испарятся. Увы, это не так. Уж лучше оставить его в Версале, где мы можем приглядывать за ним.

В словах Людовика была своя правда, но Жанна слишком ненавидела Ришелье и хотела, чтобы этот человек исчез с ее горизонта.

– В таком случае прошу вас ясно и недвусмысленно ему заявить: если он и дальше будет распространять слухи обо мне, то лишится своего положения, а возможно, и головы. Я больше не позволю обливать себя грязью ни ему, ни любому из его приспешников.

– А ты успела продумать это со всех сторон, – усмехнулся Людовик.

– Неужели вы ожидали меньшего? Разве моя роль не в том, чтобы и дальше бросать вам вызов? Чтобы и дальше вас защищать?

Он протянул руку, чтобы погладить Жанну по щеке. На мгновение в ней вспыхнула прежняя любовь, некогда сильная и лучезарная, а ныне превратившаяся в болезненное недоверие.

– Жанна, мне повезло с такой фавориткой, как ты.

– Вашим другом, Людовик. Советницей, – сказала она, беря его за руки.

– И ты сумеешь разобраться со всем? Сделаешь так, чтобы беспорядки прекратились?

– Все будет так, словно ничего и не было.

По лицу Людовика промелькнула тень недовольства, но он тут же заговорил о другом:

– Да, что касается заводной куклы… Ты была права. Ее нужно уничтожить.

– Поздно, друг мой. Она исчезла.

– Исчезла?

– Да. Можете наведаться в ту комнату. Ее нигде нет.

Людовик вышел. Накидка парусом раздувалась за его спиной. Еще через мгновение в коридоре мелькнула тень.

– Берье быстро принял меры. Это хорошо, – сказала Миетте Жанна.

Отныне Людовик шагу не ступит без присмотра.

Глава 32

Мадлен

За два дня Мадлен привыкла к мысли, что Вероника жива. Полиция так и не являлась в Лувр и не вызывала ее в Шатле. Мадлен ухаживала за медленно поправлявшимся доктором Рейнхартом, читала Эмилю и играла с ним. Луврские апартаменты превратились в своеобразную крепость, в уголок спокойствия среди непрекращавшихся уличных бунтов. К счастью, у Эдме имелся достаточный запас варенья разных сортов, фасоли, чечевицы и гороха. Иногда трехцветная кошка приносила пойманную мышь, показывая, что ее кормят не зря. Руководствуясь указаниями отца, Вероника сделала для Эмиля настойку от кашля. Мадлен отчетливо сознавала: эта спокойная жизнь долго не продлится, и потому наслаждалась каждым мгновением.

Почему же Вероника до сих пор не рассказала отцу и слугам о постыдной роли, которую Мадлен играла в их доме? Горничная терялась в догадках. Трудно было заподозрить девушку в мягкотелости. Стойкостью характера Вероника не отличалась от нее самой: под нежной кожей таились серебро и сталь. Наверное, Вероника понимала, каково иметь неосуществимые желания и каково действовать не по своей воле. Понимала она и то, что Мадлен, когда-то согласившаяся шпионить за ними, была совсем не похожа на Мадлен нынешнюю, стоявшую перед зеркалом в гостиной и смотревшую на след, оставленный веревкой на шее. За эти дни след уменьшился до тонкой красной полоски. Мадлен дотронулась до шеи, удивляясь чуду заживления кожи.

В зеркале что-то мелькнуло. Она обернулась, увидев в дверях Жозефа.

– Все еще болит? – спросил он.

Ее рука продолжала трогать заживающую шею. Глядя на Жозефа, Мадлен чувствовала, что больше не в силах врать ему. Особенно сейчас, когда времени осталось совсем мало.

– Жозеф, я должна кое-что тебе рассказать. – (Он молча смотрел на нее; лицо Жозефа было непроницаемым.) – Когда ты узнаешь, то возненавидишь меня, но я не стану тебя упрекать. Так и должно быть. Но я хочу, чтобы ты знал.

Он скрестил руки на груди:

– Мадлен, если ты хочешь рассказать, что тебя прислали шпионить за доктором Рейнхартом, я давно об этом знаю.

– Тебе Вероника рассказала?

Жозеф покачал головой:

– Однажды я видел, как тот человек обжег тебе руку и угрожал тюрьмой. Мне хотелось его убить.

– Почему ты мне сразу не сказал? Почему не сообщил хозяину?

– Потому что знал, чем это для тебя обернется. Я же понимал: у тебя нет выбора.

Как легко было бы согласиться со словами Жозефа, но Мадлен не хотела врать ему даже в малом.

– Нет, Жозеф, в самом начале у меня был выбор. Я согласилась шпионить ради денег, ради Эмиля. Меня никто не принуждал. Я могла отказаться. Сейчас я понимаю: надо было отказаться.

– Но тогда ты бы не попала в дом доктора Рейнхарта.

– Да.

Она по-прежнему жила бы на улице Тевено, держа сердце закрытым и каждый день понемногу умирая.

– И мы бы с тобой не встретились.

Мадлен посмотрела на Жозефа. Его лицо оставалось все таким же непроницаемым.

– Может, это было бы и к лучшему?

Жозеф молча шагнул к ней и вдруг поцеловал. Мадлен почувствовала его теплые сухие губы. Ноздри наполнил запах лавандовой воды, пудры и его тела. Она ответила на поцелуй. Впервые она целовалась с мужчиной, потому что ей этого хотелось. Жозеф крепко обнял ее. Мадлен обдало жаром. У нее зарделись щеки. Жозеф отодвинулся, положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. Его улыбка была словно глоток свежего воздуха.

* * *

В тот же день к ней явилась маман. Мадлен знала: рано или поздно та обязательно придет. Кожа на лице матери приобрела еще более землистый оттенок, мешки под глазами увеличились, а веки стали заметно бледнее. После подъема по луврской лестнице она шумно и тяжело дышала, словно гнила изнутри.

– Что привело тебя сюда, маман? Говори быстрее, поскольку я занята.

– Эмиль так и не возвращался домой. Я хотела проверить, с тобой ли он.