Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев

Выгрузка и погрузка на пароход с помощью зависавших над палубой вертолётов в условиях крепчайшего мороза и тёмной полярной ночи превратилась в героическую эпопею. Капитан судна дал указание машины не останавливать, и пароход не стоял неподвижно на месте, а всё время маневрировал. Но и это не помогло, и пароход всё-таки сковало льдом. Лёд вокруг парохода пришлось подрывать, но для этого потребовалось разрешение сюссельмана. В ночной кутерьме в воду попало несколько пассажиров, но их, слава богу, удалось спасти.

Прибывшие в консульство дипкурьеры не попадали зубом на зуб от холода и затравленно озирались по сторонам, ожидая с нашей стороны какого-нибудь подвоха. Когда их отпоили «баренц-бургским грогом», они произнесли только одну фразу: «Никогда больше ногой на Шпицберген» — и чуть не разрыдались.

Весь мой юбилей прошёл под знаком отправки парохода, и от стола отходил то один гость, то другой, чтобы тоже подключиться к подвигу.

А подвигам в нашей русской жизни действительно всегда есть место.

Прав был классик — он как в воду глядел.

Воду Гренландского моря.

В этой связи вспоминается следующий характерный для первых лет «демократии» эпизод. В Баренцбурге одним ранним мартовским утром 1991 года случился переполох. Без всякого предупреждения в порт прибыл огромный — водоизмещением 80 тысяч тонн — ледокол! Спустя час в консульстве появился его бравый капитан, чтобы засвидетельствовать нам своё почтение, с одной стороны, и объяснить причину нежданного визита — с другой.

Оказалось, что Мурманское пароходство, получив самостоятельность, решило немедленно ею воспользоваться в самых благородных целях — заработать для порта и его акционеров валюту.

— Ну и что? — спросили мы недоумённо капитана.

— Как что: у нас ледокол, у вас — лёд. Мы готовы...

— Позвольте, позвольте. То, что вы готовы колоть лёд, у нас сомнений нет. А для кого вы хотите его колоть?

— А разве Баренцбургу не нужно?

В ответ мы дружно расхохотались, а капитан укоризненно посмотрел на нас, принимая, вероятно, за слабоумных.

— Да у нас не то что оплатить ледокол, нам не на что купить... — И директор рудника стал перечислять, на что у него не хватает средств.

— Вы бы спросили нас по радио, прежде чем заходить, — посоветовал консул Еремеев.

— А норвежцы? Может, им нужно? — не совсем уверенно спросил капитан ледокола.

Мы позвонили в контору сюссельмана и поинтересовались, не нужен ли им ледокол.

—А зачем?—удивился губернатор. — Во-первых, навигация у нас начнётся в мае, и к этому времени лёд в заливе вскроется, а во-вторых, откуда у вас появился ледокол?

Мы объяснили откуда, и сюссельман проникся к русскому капитану жалостью, но помочь делу ничем не мог.

— Ну так что будем делать? — спросил Еремеев затихшего капитана.

— Да ничего. Придётся возвращаться домой. А давайте я вас прокачу на ледоколе. Посмотрите, что это за зверь и как он ходит во льдах.

— С удовольствием.

Мы быстренько собрались и поехали в порт. По льду перешли до середины залива и с трудом поднялись на высоченный борт ледокола. Тут же прошли в огромную рубку, и капитан дал команду «вперёд». Машины послушно заработали, и несколько тысяч лошадей стронули огромный утюг с места. «Утюг» наползал тупым носом на лёд, подминал его всей своей тяжестью под себя, хрустел, проглатывал и выплёвывал мокрую кашу за кормой.

Слов нет! Впечатление было сильное. Мы убедились, что техника работала отлично.

Только попала она в дурные руки.

Мы «прокатились» туда-сюда по Грён-фьорду и пожалели, что ледокола не было в ту драматическую февральскую ночь, когда он действительно был нужен.

На душе после ухода ледокола было смурно. Если у нас будет такой капитализм, то хорошего для страны он ничего не принесёт.

Я как в воду Ледяного фьорда смотрел!

СИНДБАДИАДА

Скользим мы бездны на краю,

В которую стремглав свалимся...

Г.Р. Державин

В наше первое морское самостоятельное путешествие мы отправились вчетвером: кроме меня (естественно, капитана), наш экипаж состоял из Димы Балашова (рулевой-моторист), вицеконсула Валеры Каменскова (стрелок-навигатор) и дежурного коменданта-водителя Саши Потехина (матрос). Жёны снабдили нас съестными припасами, а Борис Иванович Синицын — новенькой армейской рацией, чтобы держать связь с посёлком. Естественно, захватили с собой два дробовых ружья, два карабина с большим запасом амуниции и ракетницу с ракетами на случай необходимости подать и визуальный сигнал с противоположного берега фьорда, который хорошо просматривался с балкона консульства.

Целью «экспедиции» было дойти до мыса Старостина, а потом через свободную протоку, соединявшую озеро Линнея с морем, пройти в озеро и наловить как можно больше гольца для наших жаждущих красной рыбы семейств. По пути туда и обратно предстояло настрелять диких уток, которые огромными стаями носились над Грён-фьордом, садились на воду и вновь поднимались в воздух, красиво подставляясь под выстрел.

Море было спокойно, и вовсю светило ослепительное солнце. Температура воздуха, вероятно, достигла максимума — около плюс 12 по Цельсию, но на море было достаточно прохладно.

Мотор катера с нескольких попыток завёлся, и мы лихо вырулили из портовой акватории на «простор морской волны». Берег стал медленно удаляться от нас, предметы и береговые сооружения — постепенно терять свои очертания. Впереди по курсу у мыса, отделявшего Зелёный фьорд от Ледяного, пенились бурунами волны. Это была известная скала по имени Крепость. За мысом мы резко поворачивали на юг, где, собственно, начиналось уже Гренландское море и тонкой белесой полоской выступала Земля Принца Карла.

Настроение у всех было приподнятое, сравнимое, может быть, с настроением мальчишек, тайно улизнувших из дому в поисках клада и приключений. Мотор мерно стучал под толстым кожухом, катер шёл со скоростью 40—45 километров в час, оставляя за собой гладкую, заутюженную полосу воды, а вокруг открывались чарующие глаз виды.

Раздался первый выстрел Каменскова, и на дно упала выловленная багром из воды первая утка. Потом выстрелы зазвучали всё чаще, они не все попадали в цель, но через минут пятнадцать наша добыча пополнилась ещё тремя или четырьмя экземплярами крякающей фауны. Мы беспорядочными зигзагами носились посреди Грён-фьорда за стаями уток, мало обращая внимание на берег, потому что он находился от нас не менее чем в километре.

Так, преследуя уток, мы вышли из Зелёного фьорда и вошли в Ледяной, более широкий и, как мы полагали, более глубокий.

У заветной протоки началась песчаная отмель, и мы, подняв на корме винт и попрыгав в воду, подтянули катер на берег, хорошенько закрепили его тросом и отправились на озеро пешком. Протока оказалась мелкой и для нашего катера непроходимой.

Несмотря на середину июня, озеро Линнея было покрыто сплошным льдом и обещало оттаять не раньше августа, чтобы через месяц вновь покрыться ледяным панцирем. Но и на лёд выбраться было невозможно из-за освободившихся окраин.

Вычеркнув из плана пункт о красной рыбе, мы вернулись на катер, чтобы продолжить увлекательную охоту на уток. Отплыв на достаточное расстояние от берега, мы взяли курс на ближайшую стаю уток и приготовились к стрельбе. Вдруг днище катера под нами вздрогнуло, раздался характерный скрежет металла, и мотор заглох.

— Может, налетели на белуху или на моржа? — высказал предположение Потехин. Высказывание дежурного коменданта было не лишено смысла, потому что белухи, уже давно не появлявшиеся в этих водах, последнее время стали «баловать» нас своим вниманием. Мы неоднократно наблюдали из консульства этих крупных морских животных, идущих всегда ровной цепью, чтобы загнать в кучу рыбу.

— А почему же такой скрежет? — робко задал вопрос Балашов.

Мы подняли навесной винт и увидели, что его лопасти были искорёжены, ось заклинена, и о дальнейшем его использовании не могло и быть речи.

— Мы налетели на подводный камень, — сказал вслух Балашов то, о чём мы все одновременно подумали в эту минуту.

— Но ведь до берега вон сколько — откуда здесь рифы? — недоумённо спросил Каменсков.

— Рифы встречаются и подальше от берега, чем здесь. Надо было запастись лоцией, — вовремя сделал полезное заключение Балашов.

У всех на лицах появился извечный вопрос: «А что же нам делать дальше?»

Осмотревшись, мы обнаружили, что находились метрах в трехстах от берега примерно на линии, отделяющей Ледяной фьорд от океана. При этом из глубины фьорда подул ветерок, и нас стало сносить медленно, но верно в открытое море.

— Гребём веслом и всем, чем попало, — скомандовал я.

Здоровяк Балашов схватил весло и сделал несколько глубоких гребков, после чего послышался треск, и половина весла осталась у него в руках, а вторая, более нужная, — за бортом.