Доверие - Димитр Ганев

руку помощи? Где был комсомольский секретарь Бурмов? Командиры только требуют, предупреждают и наказывают. А знают ли они, что говорил Суворов о духе солдата? Что писал Наполеон по этому вопросу, что думал и говорил Фрунзе?»

И вот называю им имена великих людей, смело привожу сентенции и афоризмы, а солдаты слушают, словно я рассказываю приключенческую историю. Сел и подумал, что опять выкрутился. А ребята мне даже зааплодировали. Так и не смог понять почему. Тогда встал командир роты. Он только что возвратился из отпуска, и с ним я еще не сталкивался. Но он оказался очень умным человеком — низкий ему поклон, — а всего на три года старше меня. Старший лейтенант сказал, что ждет помощи от меня. Чтобы учил бойцов тому, что знаю лучше их и даже лучше его, чтобы помогал комсомольской организации, потому что имею опыт и обладаю богатыми знаниями. И прямо мне сказал: казарма не терпит сентиментальности, ей нужны настоящие мужчины. С того собрания командир роты мне стал очень симпатичен. А когда он сделал меня ротным писарем и забрал из-под начала старшины, стал симпатичен вдвойне.

Работы хватало с подъема до отбоя. Наравне со всеми изучал обязанности заряжающего, а потом — дела в ротной канцелярии. Надо подготовить расписание, отпечатать программу, составить списки — и так без конца.

Приближалось большое зимнее тактическое учение. Навалилась масса работы, голову некогда поднять, А тут с ножом к горлу пристал Бурма со своим комсомольским поручением:

— Ребята просят прочесть им лекцию по литературе. Не откажи!

— Откуда тебе приходят в голову такие глупости? — спрашиваю его, но тут входит ротный.

— Тимов, уж если тебя просят ребята, уважь! Сейчас на занятиях бойцы должны полностью выкладываться…

«Хорошо, — думаю, — значит, ротный занял сторону комсомольского вожака. Ну погодите, рассчитаемся за это общее наступление на собрании. Поймете, что и мы не лыком шиты».

— А о чем, впрочем, вы хотели бы послушать лекцию? На какую тему? — спрашиваю я задиристо. — Литература — это океан, можно говорить много.

Бурма помолчал, переступил с ноги на ногу и заговорил:

— Самой подходящей была бы военная тема. Скажем, «Образ солдата в мировой литературе». Скажу откровенно, ничего подобного никто из нас до сих пор не слышал.

«Ну, хватил, ничего другого не пришло в твою тупую голову!» — зло мелькает в моем мозгу. Еле сдерживаюсь, чтобы не обругать его и не послать ко всем чертям.

Однако понимаю, что в присутствии командира роты так поступать недопустимо.

— Очень интересная тема! Приду и я послушаю! — подытожил старший лейтенант тоном, не допускающим возражений.

Внутри все клокочет от злости, но держусь. Сквозь зубы дал согласие. Пять почти бессонных ночей. Верчусь в постели, не могу уснуть до рассвета, часами сижу в полковой библиотеке, но что в ней можно найти?! Чувствую, что дело идет к провалу.

Подошел назначенный день. Предстал перед ротой с красными от недосыпания глазами, нервничаю, волнуюсь. Злой на себя и на весь свет, что не смог подготовиться как следует. А ребята ждут, ждет командир роты, ждет и старшина. Начал. Пытаюсь общими рассуждениями ввести в курс. Вспомнил, что во все времена солдат был все-таки особенным человеком. Начинаю со Спартака, перешел ко временам Толстого, попросил помощи у Гашека и Хемингуэя, цитировал Эренбурга и Симонова, Ивкова и Вазова, Павла Вежинова и Людмила Стоянова. Произвольно поделил историю на периоды, по мировой литературе курсировал, как по танкодрому. А горящие глаза бойцов вызывали прилив красноречия. Губы еле шевелились, в горле пересохло: говорил, не умолкая, два часа. В заключение коснулся предстоящего зимнего учения, на котором не на словах, а на деле мы должны показать, что мы представляем собой как бойцы.

Когда я замолчал, больше десяти минут не смолкали аплодисменты, а я стоял, не зная, что делать. Затем ребята засыпали вопросами, да такими, что не сразу ответишь. Сидел, записывал в блокнот и чувствовал, что стена, которую я воздвиг между собой и другими солдатами, рушится. Эти остриженные наголо юноши смотрели на меня совсем по-другому. Много общего было между нами, однако чувство, что я нахожусь на две ступеньки выше других, окончательно не покинуло меня. И в то время, когда наш разговор подходил к концу, появился дежурный по роте: «Тревога!» Секунда — и никого не осталось. Командир роты на ходу отдал распоряжение: «Уложить в чемодан расписание, уставы и другие пособия! Взять два новых комбинезона для меня и посредника! А когда подготовите к выходу машины, ждите за складами старшину. Он заберет вас вместе с багажом!»

У меня, кажется, выросли крылья. За минуту уложил все необходимое в чемодан, схватил вещи и побежал в танковый парк. Прибежал к нашей машине, а оттуда к складам боеприпасов. Раньше ящики со снарядами казались мне страшно тяжелыми, а сейчас вез их на вагонетке, словно ящики с помидорами, и поторапливал других: «А ну, ребята, поторапливайтесь, подтянетесь!»

Боеприпасы погрузили. Танки потянулись по указанному маршруту, а я вышел и стал ждать. Начало смеркаться. Ветер бесновался, и так мело, что, если даже в кино увидишь, мурашки побегут по спине. Прыгаю полчаса, чувствую, как взмокшая рубаха начинает остывать, начинаю превращаться в сосульку. «Постою здесь еще десять минут, — думаю, — и превращусь в ледяное чучело! Где мотается старшина, что так долго не идет?»

Прошел час, два, а его нет! Неужели забыл про меня? Однако не верю в такую версию. Он человек серьезный!

Наконец вдалеке показались две фары. Сквозь зубы бормочу проклятия: «Ну скорей же, будь человеком! С ума спятишь от такого холода!» Остановил машину. Смотрю — гражданская. Что за чертовщина? Спросил шофера, не видел ли он по пути военную машину. Нет, не видел. Решил ехать с ним. Будь что будет. Если опоздаю, подведу всю роту. Опять же подведу проверяющего, не доставлю комбинезон — больше тройки не поставит.

В кабине немножко согрелся, разговорились с шофером, а тяжелая машина ревет и с трудом преодолевает снежные заносы. Прошло около часа с тех пор, как сел в машину. На одном из поворотов увидел следы — танки пересекли шоссе и пошли в сторону.

— Остановись, — прошу шофера. — Дальше нам не по пути. Мне — по этому следу.

— Подожди, парень! Куда ты один пойдешь? Видишь, как метет! Переночуешь в селе, а завтра найдешь своих!

— Ты служил в армии?

— Служил!

— Ну, раз служил, тебе объяснять не надо. До свидания, спасибо за транспорт!

— Эй, парень, — услышал я, — смотри не садись! Схватит тебя за горло белая смерть…

И зашагал я по этим белым колеям, которые уходили вдаль, тянулись под ногами, как белые рельсы. «Так