Доверие - Димитр Ганев

пойду по следу, по следу и найду их, — думаю про себя. — Рота не могла уйти далеко, часа два пути — и дойду».

Гусеницы уплотнили снег, идти легко. На небе появились звезды, выглянула из-за облаков луна — романтика! Только ветер навстречу — след заметает.

После часа ходьбы начал чувствовать каждую вещичку. После второго часа чемоданчик казался тяжелее ящика со снарядами, а автомат, перекинутый через плечо, — пулеметом. Через три часа начали мучить сомнения: неужели не осилю эту снежную пустыню? Ноги становились ватными, руки закоченели, а лица вообще не чувствовал. Хотелось сесть хоть на минутку, чуточку отдохнуть. Но в ушах слышался голос шофера, и я с ужасом думал о белой смерти. Вещи валились из рук, но я не садился. Садиться нельзя. Идти, идти любой ценой! Наши, вероятно, где-то близко. Не могли же они уехать за сто километров. Смотрю на уходящие вдаль широкие белые рельсы, слух напряжен до предела, чтоб не пропустить человеческий голос.

Вдруг мелькнула темная тень — несется на меня. Сжался от страха. Волки! Патронов нет, только тащу на спине это бесполезное железо. «Нож!» — приходит спасительная мысль. Вытащил его из ножен и лихорадочно ищу хоть какое-нибудь деревце. Кругом пусто. Голое поле. Почувствовал, что силы покидают меня, как воздух — проколотую камеру. Набросится на меня стая, успею взмахнуть два-три раза ножом — и только. Останется чемодан, останется противогаз, комбинезоны тоже останутся целенькими. Только от Профессора ничего не останется. Нелепая смерть, глупая… Задыхаюсь от злости. Что это я собрался так быстро сдаваться? У меня есть руки, ноги, зубы, нож… и чемодан. Был уже готов загородиться им, как щитом, но тут заметил, что тень-то только одна. Осмотрелся, чтобы увидеть, откуда нападут на меня другие волки. Кругом ни души, тут я воспрянул духом. Раз он один, справлюсь. А тень то исчезнет, то опять прыжком ко мне приближается.

Стиснул в руке нож, жду нападения. И тут понял собственное заблуждение: ветер гнал пучок сухого чертополоха, а я чуть не умер от страха. Меня начал разбирать смех, дух не могу перевести. Иду и хохочу как сумасшедший, а горло замерзает от леденящего ветра. Охватывает волна теплого воздуха, и мне опять хочется сесть, минутку передохнуть. Но я не сажусь: спешу, потому что ветер начал заносить следы, а без них я пропал.

Только на рассвете услышал я голоса и рев моторов. Закричал, собрав последние силы, бросился вперед по колее. Спотыкался, падал, поднимался и снова бежал… Сколько времени продолжался мой бег, не знаю, но я увидел лагерь, увидел людей, бежавших мне навстречу. Почувствовал, что меня несут и называют по имени… Не мог понять, почему меня раздели, потом опять одели, для чего растирали снегом — ведь скулы и так сводило от холода. Когда я проснулся, прежде всего увидел перед собой очки Бурмы. Потом меня опять растирали, давали коньяк и сахар. В палатке гудела походная печка — командир роты приказывал дневальному не жалеть горючего. Ребята угощали меня хлебом, солониной, наперебой совали куски сахара, вафли и другие солдатские запасы.

На ногах у меня были чужие шерстяные носки. Чужая была на мне и рубаха, надетая прямо на голое тело. Лежал, глотал горячие куски и чувствовал, как меня опять разбирает дикий смех, из глаз текут слезы. Вспомнил, какое чудо произошло со мной ночью, схватился за живот, стараясь не показаться сумасшедшим. А ребята притихли и удивленно смотрели на меня. Понял, боятся, как бы я опять что-нибудь не отмочил!..

Тогда я рассказал им, как перепугал меня пучок сухого чертополоха, как готовился сражаться с волками, как собирался укрыться за чемоданом. В палатке грохнул здоровый мужской смех. Брезент заколебался, послышался хруст покрывающего его льда.

Снаружи доносился отчаянный голос старшины: «Нет его нигде, товарищ старший лейтенант! Дайте мне машину с опытным водителем! Поеду искать! Пропадет парень напрасно. Сколько сил у этих интеллигентов…»

Входит старшина в палатку, чтобы погреться, и не верит своим глазам. Затем хватает меня за плечи и начинает трясти, хотя уставом не допускается такая сентиментальность. Ребята рассказывают старшине, когда и как я добрался. Старшина вздыхает и ругается на чем свет стоит, грозится спустить шоферскую шкуру с водителя Минчо за то, что тот въехал в канаву и около двух часов из нее выбирался. Затем они ждали меня на перекрестке, искали меня вокруг всю ночь, а уж потом отправились в лагерь роты.

— А ты, герой, отмахал за эту ночь более сорока километров, — шепотом сообщил мне старшина, угощая сахаром.

Неожиданно в палатку вошел командир части. Все вскочили, и я — в своих безобразных носках. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

— Жив и здоров? — дружески спросил он меня.

— Так точно! — выпалил я и почувствовал неловкость, что ничего связного не могу сказать командиру.

— Более сорока километров, товарищ полковник, — нешуточное дело! — хитро улыбнулся старшина.

Казалось, командир понял его намек, минуту-другую помолчал, внимательно посмотрел на находящихся в палатке бойцов и объявил:

— За проявленную находчивость награждаю вас пятнадцатидневным отпуском с выездом на родину! Вы побили рекорд зимнего пешего перехода… — добавил он. — Старшина, подготовьте документы и отправьте его до обеда! А мы пойдем на совещание в штаб, — обратился он к командиру роты и, подхватив его под руку, направился к выходу.

Я был просто поражен.

— Товарищ полковник! Разрешите принять участие в зимних учениях вместе с ротой! — громко попросил я.

Командир полка отправляет меня в отпуск, а я, как осел, упираюсь! Да, теперь ребята действительно подумали, что ночное приключение подействовало на мою психику… Они удивленно смотрели на меня.

— Разрешаю! И очень рад, что у меня такие бойцы! — сказал командир перед выходом.

С этого момента я стал признанным авторитетом у бойцов. Они смотрели на меня с восхищением, старались во всем услужить мне, не упускали случая о чем-нибудь спросить. Старшина сходил куда-то, рассказал, какие у него в роте бойцы. Бурма срочно выпустил боевой листок о моем поступке. И призыв: «Последуем примеру рядового Тимова!» Просил командира роты не создавать столько шума. Он был категоричен:

— Бойцам нужен пример, и ты его показал! А другое поймешь потом…

Кто знает, может быть, командир роты был прав, потому что в течение всех учений солдаты действовали безукоризненно. Ни холод, ни снег, ни усталость, ни бессонница их не пугали. Задачи следовали одна за другой. Если бы об этом рассказывал кто-то посторонний, не поверил бы, но я видел собственными глазами, как посредник выставлял отличные оценки… И в конце, как вы понимаете, — первое место, похвалы, благодарности и хорошее настроение.

Окончилось это зимнее учение,