ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

— В смысле дисциплины Гувер прав; в смысле своего решения — не прав, — сказал Никсон Митчеллу. — Он просто не может — и я действительно ощущаю, что вы должны сказать ему это — он не может, — учитывая то, что завтра я собираюсь выступать на церемонии вручения дипломов выпускникам Академии ФБР, а также дело Эллсберга — он не может вносить в ряды ФБР разногласия. Это просто поднимет неимоверный шум. Они скажут: «Этот капризный старик опять это сделал». Вот что я об этом думаю[495].

Митчелл ответил:

— Полагаю, что в этом нет никаких сомнений, господин президент. Что касается его, то мне кажется, это может стать последней каплей.

Никсон сказал:

 — Вы скажете ему: «Я поговорил с президентом, и, Эдгар, он не хочет ставить вас в неловкое положение в дисциплинарном вопросе, где он взял верх над директором, но он очень сильно переживает. Он придет в ФБР, и в конце концов мы… а он знает, что дисциплина важна, но он очень переживает, что мы должны сделать так, чтобы дело Эллсберга не стало причиной раздоров в Бюро. Это может поднять неимоверный шум». Так будет правильно?

— Да, сэр, — подтвердил Митчелл. — Мы попробуем сделать так и посмотрим, как пойдет. Надеюсь, что он не станет рвать и метать и не оставит своих единомышленников.

Никсон сказал:

— Ну, если он это сделает сейчас, я буду готов.

Верховный суд вынес 30 июня постановление, что газеты имеют право публиковать документы из Пентагона. Это судебное решение появилось, когда Никсон восхвалял Гувера перед сотнями выпускников Академии ФБР.

«Будучи молодым конгрессменом, я работал с ним и другими сотрудниками Федерального бюро расследований, ведя основные расследования по делам различных лиц, занимавшихся антиправительственной деятельностью, — сказал он. — Позвольте мне кое-что сказать. Всякий, кто силен, кто борется за то, во что верит, кто поднимается навстречу трудностям, непременно полон противоречий. И я скажу, что насколько это касается его, то здесь могут быть разногласия, но огромное большинство американского народа поддерживает господина Гувера»[496].

Вопрос состоял в том, по-прежнему ли Никсон и Гувер поддерживают друг друга. На следующий день они разговаривали по телефону. Никсон спросил Гувера, что означает решение Верховного суда для ведения дела Эллсберга.

Президент Никсон. Каково ваше мнение по этому вопросу, Эдгар? Мне просто хочется знать.

Гувер. Мое мнение, господин президент, таково, что вы должны хранить об этом полное молчание.

Президент Никсон. А вы стали бы?

Гувер. Я стал бы… И я думаю, что нам следует быть крайне осторожными в том, что мы делаем по делу этого человека, Эллсберга. Потому что они собираются сделать из него мученика. Вся пресса страны собирается, разумеется, выдвинуть на первый план то, что он мученик. А ввиду того что сейчас сказал Верховный суд, я сомневаюсь, что мы сможем признать его виновным.

Президент был в гневе.

— Вчера вечером я разговаривал с Гувером, и Гувер не собирается занимать такую жесткую позицию в отношении этого дела, как мне хотелось бы, — пожаловался Никсон Холдеману. — Что-то заставляет его тянуть время.

— У вас нет ощущения, что ФБР на самом деле добивается этого? — спросил Холдеман.

— Да, особенно в отношении заговора, — сказал Никсон. — Я хочу прижать всех. Мне не так интересен Эллсберг, но мы должны преследовать каждого, что является членом заговора.

До глубины души Никсон верил, что он выступает против огромного заговора «левых» — различных сил: от разведок коммунистических диктаторских режимов до либерального крыла Демократической партии, — и что западная цивилизации висит на волоске в зависимости от исхода этой борьбы.

6 июля он выступил с речью для руководителей газет и телевидения в огромном здании с колоннами, в котором размещался Государственный архив и находился оригинал Конституции Соединенных Штатов. «Когда я вижу эти колонны, — сказал он, — я думаю о том, что случилось с Грецией и Римом. Они утратили волю к жизни. Они подверглись упадку, который уничтожает цивилизацию. Соединенные Штаты подходят к такому периоду».

«Ад конфронтации»

Билл Салливан поставил ультиматум: Гувер должен уйти. Он пошел повидаться с Робертом Мардианом в отделе внутренней безопасности министерства юстиции, захватив с собой опасное оружие — два чемодана с расшифровками и сводками незаконно прослушанных Киссинджером разговоров, которые вели помощники Никсона и журналисты. Прослушивания телефонных разговоров были, вероятно, незаконными; без сомнения, они были политически взрывоопасны.

Салливан сказал, что Гувер может использовать эти документы, чтобы шантажировать президента Соединенных Штатов, — поразительная, если не невероятная мысль. Глубоко встревоженный Мардиан позвонил в Белый дом. Президент пришел в состояние повышенной боевой готовности.

«П. согласился встретиться с Дж. Эдгаром Гувером завтра, чтобы просить его уйти в отставку», — написал Холдеман в своем дневнике в пятницу 17 сентября. Но позднее в этот же день Никсон спасовал. Он отложил эту встречу и попытался уговорить министра юстиции сказать директору ФБР, чтобы тот ушел со своего поста в день своего семидесятидевятилетия — 1 января 1972 года. Митчелл сказал, что Гувер не подчинится такому приказу ни от кого, кроме президента.

Боясь разговора, Никсон пригласил Гувера на завтрак в Белый дом в 8:30 в понедельник, 20 сентября. Директор держался превосходно. «Он старался показать, что, несмотря на возраст, он все еще физически, интеллектуально и эмоционально способен продолжать работать, — рассказывал Никсон в своих мемуарах. — Я попытался подчеркнуть так мягко и деликатно, как только мог, что, как дальновидный политик, он должен признать, что такие нападки будут нарастать»[497]. Он был чересчур проницателен. Гувер ответил: «Больше всего я хочу увидеть, как вас переизберут в 1972 году. Если вы считаете, что мое пребывание во главе Бюро сокращает ваши шансы на ваше переизбрание, просто скажите мне».

Президент был сражен. «В конце того дня, — записал Холдеман, — он рассказал мне о своем весьма неофициальном завтраке с Дж. Эдгаром Гувером. Он сказал, что на этот раз «ничего не выйдет». Гувер не проглотил наживку и, очевидно, собирается остаться. Он считает, что для президента будет гораздо лучше, если он так поступит. А затем он уйдет в какой-то момент в будущем, когда президент сочтет, что это политически необходимо».

Десять дней спустя Гувер уволил Билла Салливана и удалил его из его кабинета в ФБР — решение, основанное на его мнении, что Салливан потерял рассудок. Даже подчиненные, верные Салливану, были склонны согласиться с этой оценкой. «Возможно, у него был нервный срыв, — написал Рей Уоннал — высокопоставленный сотрудник ФБР, который знал Салливана с 1947 году, — который, вероятно, был вызван навязчивой идеей стать директором ФБР»[498].

В тот день, когда его выгнали, Салливан тщетно пытался сберечь свои бумаги, включая копию злопыхательского письма, которое он когда-то послал Мартину Лютеру Кингу, среди других потенциально обличающих документов. В коридоре он наткнулся на человека, которого Гувер выбрал ему на замену. Им был высокий, обходительный тридцатилетний ветеран службы в ФБР по имени Марк Фельт, который безуспешно искал копии сводок прослушанных телефонных разговоров, которые украл Салливан. Он был убежден, что Салливан стал предателем, пытавшимся пробиться к власти, «играя на паранойе и политических навязчивых идеях администрации Никсона»[499].

Фельт назвал Салливана иудой. Дело чуть не дошло до драки. В гневе Салливан покинул Бюро в последний раз.

Фельт отправился в святая святых ФБР, чтобы сообщить директору о произошедшей перебранке. Гувер выслушал, покачал печально головой и уставился в окно. Он давно боялся предательства изнутри. «Было несколько человек, которые могли разрушить все, что я построил за эти годы»[500], — написал он. Теперь впервые Фельт видел Гувера таким, каким он был, — изолированным стариком, одиноким на своей вершине, уже не купающимся в лести и страшащимся за свое будущее.

Битва за ФБР усилилась. Судьба Гувера стала предметом яростных дебатов в Овальном кабинете на протяжении октября.

Митчелл. Эти пленки с записями разговоров[501], эти сводки и так далее по тому расследованию у нас, они в сейфе Мардиана; мы прослушивали телефонные разговоры сотрудников Киссинджера, журналистов и так далее…

Эрлихман. Все копии, сделанные ФБР, у нас.

Митчелл. Гувер перерыл все, пытаясь добраться до них… Не следует ли вынуть их из сейфа Мардиана, пока Гувер не взорвал сейф?..