Плеханов - Михаил Иовчук

Соляная кислота есть соединение хлора с водородом. Устраните водород — у вас останется хлор, но уже не будет соляной кислоты. Устраните хлор — вы получите водород, но соляной кислоты у вас опять не будет» (2—III, 363–364).

Критике религиозных мотивов в мировоззрении Л. Н. Толстого, богостроительских ошибок А. В. Луначарского в годы реакции и ошибочных, близких к богостроительству тенденций, одно время проявившихся в творчестве М. Горького (в частности, в его произведении «Исповедь»), посвящена вторая статья Плеханова.

В третьей же статье Плеханов вновь обращается к критике религиозных исканий таких декадентов-писателей, как Д. Мережковский, Н. Минский и других, погрязших в мистицизме, охваченных ненавистью к материализму и атеизму и претендующих на роль проповедников «новой религии». «…Мне опять припоминаются, — пишет он, — прекрасные слова Энгельса, цитированные мною во второй статье: «Религия есть, по своему существу, опустошение человека и природы, лишение их всякого содержания, перенесение этого содержания на фантом потустороннего бога, который затем снова дает кое-что человеку и природе от своего избытка». Г-н Мережковский принадлежит к числу самых усердных «опустошителей» человека и природы. Все нравственно возвышенное, все благородное, все истинно человечное принадлежит, по его мнению, не человеку, а именно созданному им потустороннему фантому. Поэтому фантом представляется ему необходимым условием нравственного возрождения человечества и всякого общественного прогресса. Он проповедует революцию, но мы сейчас увидим, что лишь в опустошенной душе могла зародиться склонность к той революции, которую он проповедует» (2—III, 411). Плеханов разоблачает классовую природу нелепых и вздорных обвинений в мещанстве в адрес пролетариата. «Увы! Ничто не ново под луною! Все евангелие от Мережковского, Минского и им подобных оказывается — по крайней мере, в своем отрицательном отношении к воображаемому мещанству западноевропейского пролетариата — лишь новой копией весьма уже подержанного оригинала. Но это еще только полбеды. Беда-то в том, что оригинал, который воспроизводят наши доморощенные обличители пролетарского мещанства, сам насквозь пропитан буржуазным духом. Это какая-то насмешка судьбы, — и надо признаться, очень горькая, злая насмешка! Упрекая в мещанстве «голодных пролетариев», тяжелой борьбой отстаивающих свое право на человеческое существование, французские парнасцы и декаденты сами не только не пренебрегали житейскими благами, но, напротив, негодовали на современное буржуазное общество, между прочим, за то, что оно не обеспечивает достаточного количества этих благ им, гг. парнасцам и декадентам, тонким служителям красоты и истины. Смотря на классовое движение пролетариата, как на порождение низкого чувства зависти, они ровно ничего не имели против разделения общества на классы» (2—III, 418–419).

Плеханов не оставляет камня на камне от «евангелия от декаданса», от мистических построений «религии будущего». «Эти почтенные мистики, — заключает он, — в самом деле не ходят и не бегают — ходить и бегать человек может только по земле, нам же, конечно, не до земли, — а летают, и летают головой вниз. От этого нового способа передвижения у них делается прилив крови к мозгу, и он не совсем хорошо функционирует. Это обстоятельство проливает чрезвычайно яркий свет на происхождение декадентской мистики» (2—III, 437).

Третье направление теоретических исследований Плеханова — история русской общественной мысли XIX века. Кроме названных рецензий на книги Гершензона и Иванова-Разумни-ка, Плеханов написал две работы о Виссарионе Григорьевиче Белинском. Одна из них — «Философские и литературные взгляды Белинского» — написана специально для болгарского издания, другая для «Истории русской литературы XIX века».

Каждую зиму Плеханов по совету врачей уезжал из Женевы. Он проводил зиму то на юге Швейцарии, то на севере Италии. Эти отъезды были огорчительны для него и Розалии Марковны — мучила разлука, жизнь в разных пансионатах была дорогой и не всегда удобной.

В апреле 1908 года здоровье Георгия Валентиновича несколько окрепло, и он решил осуществить свою давнишнюю мечту и осмотреть города и картинные галереи Италии. Он поехал в Рим, а оттуда по выработанному им самим маршруту — Перуджия, Флоренция, Болонья, Равенна, Феррара, Падуя, Милан. В коротеньких открытках он сообщал жене о своем путешествии.

Но, вернувшись из Италии в Женеву, Плеханов снова почувствовал себя плохо. Розалия Марковна сняла ему комнату в деревушке, в горах — там Плеханов мог спокойно работать.

В эти же весенние дни было получено письмо из Москвы, которое имело большое значение для дальнейшей работы Плеханова. Последние годы он получал много предложений от русских и иностранных издательств.

Но это предложение было особого рода — издательство «Мир» предлагало Плеханову написать «Историю русской общественной мысли».

Через несколько дней Плеханов ответил издательству принципиальным согласием и начал работать над планом. В октябре он послал в Москву письмо, где сообщал о необходимости увеличить работу до 36–40 листов, и прилагал «Приблизительную смету» относительно распределения (объема) печатного материала:

1) Общее историческое введение………………………………….3 листа

2) Век Екатерины II (Новиков, Радищев и проч.)………………3 листа

3) Павел I и Александр I. Декабристы…………………………….4 листа

4) Николай I (общий обзор состояния страны и литературы, славянофилы, западники, петрашевцы)……….7 листов

5) Александр II (60-е гг., революционные кружки; народничество, «хождение в народ», «народовольство», катастрофа 1 марта)…….10 листов

6) Александр III (вырождение народничества и возникновение марксизма)………4 листа

7) Николай II — первая часть (спор народников и субъективистов с марксистами; дифференциация в марксизме, т. е. «критика Маркса»)…………….5 листов

8) Николай II — вторая часть (политические партии: европеизованный либерализм; социал-демократы, социалисты-революционеры)……………………….5 листов

9) события 1905–1907 гг. и их влияние на эволюцию русской общественной мысли………5 листов

………………..

Итого 36 листов

Плеханов ошибся при подсчете листов, их получалось совсем не 36, а 46.

В действительности же получилось совсем по-другому. Плеханов работал над «Историей русской общественной мысли» почти до самой смерти. За 8 лет (1909–1916 годы) он написал три тома общим объемом 57 листов. Предполагалось, что он напишет еще четыре тома. Главная трудность для Плеханова состояла в том, что он написал историю русской общественной мысли XVII и XVIII веков, то есть за тот период, которым он раньше не занимался. Поэтому надежды на то, что он сможет использовать в этой работе ранее написанные труды, не оправдались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});