Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон

– Вам ничто не мешает.

– Обидеть хотите?

– Не имел такого намерения…

– Я к тому, что недолго ей во вдовах ходить. Охотники найдутся. Другое изумляет: как жадность людям затмевает глаза. Прожженный купец верит, что из четвертого измерения ему достанут древние вещи. Сынок его проще: ему золото подавай. А милая вдовушка мыслит практично: хочу гору брильянтов… Никто из них не шевельнул мозгами: а если обман? Если нет никакого четвертого измерения… Правы доктора: сумасшествие заразительно…

– Чудо заманчиво, – сказал Ванзаров. – Прогуляетесь со мной до Казанской?

От такого предложения Аполлон Григорьевич никогда бы не отказался. Его любопытство, как известно, вовсе не порок, а часть профессии. Горе тому, кто подумает иначе.

70

Радость дворника – жильцы тихие и послушные. Чтобы платили вовремя, не мусорили, не скандалили, не дрались, пьяными под воротами не валялись, девок не водили, а на праздники подарки дарили. Таким чудесным экземпляром, по твердому мнению дворника Прокопа, был жилец из квартиры номер восемнадцать.

Прокоп расписал его в лучшем виде, не забыв упомянуть, что с рождественским подарком в эти праздники жилец оплошал. Да и то сказать: последнюю неделю на глаза не попадался. Может, по гостям гуляет или дела сердечные завелись. Ему позволительно: мужчина одинокий, ни жены, ни детей. Господин небогатый, в одном костюме круглый год ходит, зато вежливый. Чем занимается жилец, Прокоп доподлинно не знал, но был уверен, что он доктор психических наук, лечит сумасшедших частным порядком. А вот человека в длинной шинели, шарфе и черной фуражке не примечал. Однажды к ночи показалось, что промелькнул, но такого жильца в их доме не имеется. В этом вопросе дворник держался уверенно. Прокоп старался не ради чиновника сыска. Статный господин роскошного вида с желтым саквояжем произвел впечатление, показался большим начальником. А может – полицмейстером. На всякий случай дворник расстарался.

– Квартира, которую снимает Чухонцев, имеет выход на черную лестницу? – спросил Ванзаров, оглядывая окна, смотревшие во двор.

– Как оно тому по расписанию полагается. Токмо лестница прямиком на улицу следует.

– Жилец сейчас у себя?

Дворник пожал плечами:

– Сего мне доподлинно неведомо по причине полной неизвестности.

Прокоп считал, что в присутствии важного лица надо выражаться высокопарно. Как начальство привыкло меж собою болтать. А вот господина из сыскной не одобрял. Такой строгий, что только держись. Когда же тот потребовал проводить до квартиры, захватив запасные ключи, разонравился Прокопу окончательно: где это видано людей праздничным утром тревожить.

Упираться дворник не посмел, повел на третий этаж.

– Извольте пожаловать, – сказал он, протягивая руку к двери, давно требующей покраски. При этом поглядывал на важного господина, ожидая, когда тот начнет командовать.

Ванзаров трижды повернул рычажок механического звонка. Колокольчик звенел и прятался в тишине.

– Аполлон Григорьевич, не чувствуете?

Мощные ноздри криминалиста осторожно втянули воздух, как гурман пробует редкое вино. Странным образом сигарильи не отбили нюх, а сделали удивительно острым. В запахах Лебедев разбирался тоньше охотничьей собаки. Правда, не настолько, чтобы идти по следу. Да и как бы это выглядело: почтенный господин на коленях обнюхивает тротуар. Что напишут газеты! Не говоря о том, что скажут дамы… Но мы отвлеклись.

– Да, похоже на то, – сказал он, присел перед дверью и приблизил нос к замочной скважине. Чем поразил Прокопа: где это видано, чтоб начальство замки нюхало?

Сняв перчатку, Ванзаров приложил ладонь к неплотной щели меж створками двери.

– В квартире давно открыто окно или форточка.

Прокоп хотел возразить: напускать холодный воздух при такой дороговизне дров никому в голову не придет. Выразиться ему не дали. Потребовали открыть дверь запасным ключом. Дворник окончательно возмутился. Возмущение его задушили таким манером, что осталось прикусить язык, вынуть из-под фартука большое кольцо, на котором болтались дубликаты, и отпереть. Заглянуть внутрь Прокопу не дали. Господа вошли и захлопнули дверь перед ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Никаких сомнений, – сказал Лебедев, принюхиваясь в тесной прихожей. – Можно делать ставки.

В гостиной Ванзаров оказался первым. Было холодно, как на улице. Изо рта шел пар. На стеклах не было морозных узоров. Из форточки, распахнутой настежь, дул ледяной ветер. В окна светил тусклый дневной свет. Стулья лежали опрокинутыми. Пол усеян осколками зеркал. Пустая рама валялась около обеденного стола, другая находилась за перевернутой этажеркой, из которой высыпались книги. Среди осколков были разбросаны листы, исписанные быстрым, почти женским почерком, дощечки с закрепленными шнурками и затоптанный огарок свечи.

Аполлон Григорьевич вел себя непривычно смирно, держался позади.

– Вот вам эманация ясновидения, – сказал он, глядя на угол между стеной и небольшим сервантом. Там была разложена длинная шинель старого образца. Рядом стояли помятые сапоги большого размера с клочьями засохшей грязи, на ворот шинели кольцами уложили вязаный шарф и черную фуражку, на нее – круглые очки с черными стеклами.

– Источник запаха…

Отодвинув сапоги в сторону, Ванзаров переложил шарф с фуражкой и очками на стол, сдернул шинель. Под ней оказался господин в сероватом поношенном костюме, белой сорочке и галстуке. Он прилег на бочок, подтянув ноги к животу. Руки его лежали как придется. Вместо лица чернела бурая, засохшая куча.

– Позвольте, – Аполлон Григорьевич беззастенчиво оттеснил чиновника сыска, поставил саквояж у ног мертвеца и склонился, разглядывая голову. – Били зверски, пробита лобная кость, виски, лицевые кости сломаны. Вместо лица – кровавое месиво. По внешним признакам Чухонцев мертв не меньше шести дней. Что теперь нам скажет логика?

С пола Ванзаров поднял исписанный листок.

– Это не почерк доктора Котта, – сказал он, проглядывая записи.

– Какие пустяки вас интересуют, – Лебедев отошел от тела. – Трогать до пристава не имеет смысла, и так очевидно… Или прикажете немедленно сделать вскрытие?

– Не прикажу, – ответил Ванзаров, подбирая еще листок. – Знаете, что в записках?

– Неинтересно, друг мой.

– Описана методика концентрации внимания и мыслей для перехода в четвертое измерение, – не замечая возражений, продолжил Ванзаров.

Лебедев оглядел гостиную.

– Лженаука не помогла, Чухонцев зеркала перебил, и никакого толку. Кстати, обратите внимание на занавески.

– На всех выдран обметочный шнур.

Такого равнодушия Аполлон Григорьевич не понял: как-никак подтвердилась версия, чем душили купца Морозова и его сына.

– Как же объясните наличие шинели убийцы, отодранные шнурки и мертвого Чухонцева? Получается, не он убивал ради четвертого измерения? Это доктор Котт его прикончил? Ради чего? У него ведь аппарат ясновидения, в страсти к иному измерению не замечен… Убил, от тела не избавился, а форточку открыл, чтобы запах выходил. Напрасный труд.

– Доктор Котт не убивал, – ответил Ванзаров.

Он собрал листки, свернул трубочкой, сунул в карман пальто и, переступая осколки, подошел к окну. Постояв молча, приложил лоб к холодному стеклу, словно остужая разгоряченные мысли.

– Вам дурно, друг мой? Глоток «Слезы жандарма» для укрепления сил?

Ванзаров обернулся.

– Напротив окна квартиры доктора Котта, – сказал он.

– Вам виднее. Были у него в гостях, а меня не взяли… И что с того?

– Аполлон Григорьевич, – Ванзаров был собран и строг. – Нужна ваша помощь.

71

Доктору требовалась врачебная помощь. Нездоровая бледность отмечалась на лице красными пятнами. Мутные глаза слезились, от него пахло давно немытым телом. Котт был в сорочке, без жилетки и галстука, ворот глубоко распахнут. В проеме виднелась поросль груди. Встречать гостя в таком виде – верх неприличия.

– А, это вы, Ванзаров, – сказал он сырым голосом. – Опять начальство не дает покоя.