Книга о Боге - Кодзиро Сэридзава

Осознав это, я устыдился и возблагодарил Родительницу, ведь бранные слова, которыми она осыпала меня все это время: лентяй, забывчивый, беспамятный, гулена — были для меня все равно что легкие удары хлыста, нанесенные любящей рукой…

Когда же я вспомнил о том, как обрадовались и Бог-Родитель, и живосущая Родительница, узнав о том, что моя книга «Улыбка Бога» вышла и поступила в продажу, мне стало мучительно стыдно. Ведь я не выполнил слишком многого из того, о чем просил меня Бог-Родитель. К примеру, не написал ни слова о своей благодарности родителям, хотя Он до последнего постоянно напоминал мне об этом…

Дня два или три у меня все валилось из рук. На третий день к вечеру ко мне в кабинет внезапно заявился уже известный вам Дзиро Мори.

— Ну что, вышла наконец твоя долгожданная книга, — бесцеремонно обратился он ко мне. — Я, конечно, тут же ее прочел.

Я молча смотрел на него.

— Помнится, ты собирался начать книгу с диалога между дряхлеющей дзельквой и поэтом? Хорошо, что потом ты все переиначил. Во-первых, эта книга могла быть написана только тобой, и никем иным. Прекрасно передано, как несчастный сирота, выросший в хворого и неверующего мужчину, смог дожить до девяноста лет благодаря милосердной любви Бога-Родителя, все эти годы не выпускавшего из объятий возлюбленное чадо свое. Одновременно читателей подталкивают к мысли, что точно так же и все они могут рассчитывать на поддержку и любовь Великого Бога-Родителя… Описания всяких невероятных с точки зрения здравого смысла явлений, вроде говорящих деревьев и гласа, взывающего с небес, возможно, благодаря твоему девяностолетнему опыту и особому дару слова, не производят впечатления чего-то исключительного, они воспринимаются вполне естественно и сразу же находят отклик в сердце, ну просто прекрасно! Да, это точно книга о вере, тут не может быть никаких сомнений!

— Вот как… Боюсь, что ты просто прослушал много кассет с более поздними записями живосущей Родительницы, в результате у тебя сложилось определенное представление о вере, которое и помогло тебе ориентироваться в книге. Меня беспокоит скорее литературная сторона.

— Литературная? Ну, во-первых, меня потрясло, с какой молодой энергией все это написано. Там много фактов, о которых ты уже писал раньше, но на это просто не обращаешь внимания, я так увлекся, просто оторваться не мог… Словом, и с литературной точки зрения книга замечательная. Причем прекрасен не только стиль, но и композиция… Так что можешь не волноваться.

— Когда так говоришь ты, от кого обычно доброго слова не дождешься, я, наоборот, начинаю бояться каких-нибудь подвохов…

— Глупо об этом спрашивать, но все же спрошу… Ведь ты описываешь реальные события, не вымышленные?

— Разумеется. Это-то и лишает меня уверенности. Ведь, когда, приступая к воплощению своего замысла, ты вынужден основываться только на фактах, заранее отказываясь от всякого вымысла, невольно чувствуешь себя слишком скованным…

— Ты меня успокоил. А то, помнишь, ты там описываешь свою жизнь в отвильском санатории?.. Я был просто в восторге от этих трех глав, прочел их на одном дыхании — о том, как вы вчетвером боролись с болезнью, как, оказавшись перед лицом смерти, бросили ей вызов своей дружбой, и особенно о тех истинах, которые открыл вам гениальный Жак. Эти три главы — лучшее, что есть во всей книге, я был просто потрясен… Но знаешь, когда я дочитал всю книгу до конца и потом, немного придя в себя, стал вспоминать эти главы, то вдруг решил, что ты все это выдумал. Они, конечно, хороши, но слишком уж искусно выстроены.

— В каком смысле? Объясни, пожалуйста. Разумеется, там нет ничего выдуманного, и все же…

— В своей первой повести «Буржуа» и в нескольких других произведениях ты тоже описываешь высокогорный санаторий, но нигде нет таких ярких образов четырех друзей… И мне непонятно, почему, если это, как ты утверждаешь, не вымысел, а реальные факты, ты не использовал эти столь впечатляющие факты в более ранних своих работах?

— Свою первую повесть я написал около шестидесяти лет тому назад, другие произведения о санатории тоже были написаны еще до войны. Тогда я думал, что, если напишу о моих друзьях, читатели сочтут это просто нелепой выдумкой, плодом разыгравшегося воображения и мне не удастся найти отклик в их душах… А теперь, когда мечта Жака о космических путешествиях стала реальностью, я решился написать об этом, строго придерживаясь фактов, мне кажется, что нынешние читатели смогут принять и идею Жака о едином Боге — великой силе, приводящей в движение Вселенную. Правда, те довоенные произведения, в которых описывается жизнь в высокогорном санатории, тоже не являются голым вымыслом, они основаны на реальных событиях, на моем собственном жизненном опыте.

— Ясно. В связи с этим мне вспомнилась одна вещь. Один мой друг, молодой дипломат, горячий поклонник твоей первой повести «Буржуа», еще до войны служил в посольстве Японии 8 Берлине. Так вот, однажды летом он поехал в отпуск в Швейцарию, в Ко, то есть туда, где разворачивались события, описанные в «Буржуа». Ко действительно оказалось весьма живописным местечком. И тропа, по которой гулял герой, и отель — все было точь-в-точь как в повести, но самого главного, то есть санатория, он не нашел. Удивившись, он стал расспрашивать в гостинице, но ему ответили: «Санаторий? Откуда здесь взяться санаторию? Наш город — город для здоровых, разве вы не заметили везде табличек, предупреждающих о том, что больного туберкулезом не примут ни в одном отеле?» Мой молодой друг написал тебе в связи с этим письмо и получил от тебя ответ, который до сих пор является предметом его гордости. Оказывается, ты тоже видел в Ко соответствующие таблички и это так возмутило тебя, что когда ты писал «Буржуа», то нарочно выбрал местом действия Ко, с превеликим удовольствием превратив живописнейший чистенький городок в высокогорный курорт, разместив там санаторий и различные связанные с ним лечебные учреждения… Прочтя твой ответ, мой друг пришел в еще больший восторг. «Что может быть прекраснее писательских фантазий? — заявил он. — Я совершенно не жалею, что, прочтя этот шедевр, попался на удочку автора и специально поехал в Ко». Вот почему, когда я дочитал до конца твою книгу, у меня, при всем моем восхищении, словно осталась какая-то заноза в сердце, хотя, в сущности, мне ведь совершенно все равно — было ли то, о чем ты рассказываешь в главах, посвященных жизни в санатории и твоим друзьям, в действительности, или ты все это выдумал. Почему это меня так мучило? Там в самом конце у тебя появляется живосущая Родительница и начинает рассказывать о Боге-Родителе. И ты явно хочешь подтолкнуть читателя к мысли, что этот Бог-Родитель и тот единый Бог, о котором рассказывал Жак, то есть Сила Великой Природы, приводящая в движение Вселенную, одно и то же. Мне показалось, что ты придумал своих друзей только для того, чтобы навязать читателю соответствующий вывод, и это меня раздосадовало. Но если там нет выдумки, я должен заново все обдумать.

— Те главы я написал по одной-единственной причине: мне захотелось воспользоваться последней возможностью и изобразить во всех деталях столь важный для меня эпизод из моей жизни, о котором я шестьдесят лет молчал. Я сам считаю, что эти главы мне удались, и я рад, что они подтолкнули тебя к тому выводу, о котором ты говоришь.

— Что ж, раз сам автор утверждает, будто все это реальные факты, я не вправе сомневаться. Но не лучше ли было в таком случае обеспокоиться судьбой своих друзей сразу же после того эпизода, где ты узнаешь о существовании Бога-Родителя? Таким образом у читателей возникло бы ощущение достоверности описываемых событий.

— Но ведь я написал о том, что попросил Жана и Мориса отыскать Жака. Или тебе этого мало?

— Помнишь эпизод, когда накануне своего отъезда из отвильского санатория вы вчетвером идете к Скале Чудес, чтобы помолиться в последний раз перед разлукой? Он написан так трогательно, что даже я прослезился. Так вот, тогда Жак, наверное, молился собственному Богу, остальные двое, будучи католиками, естественно, молились Господу Иисусу, а вот ты, неверующий, — кому молился ты? Ты пишешь, будто присоединился к их благоговейной молитве. И если это правда, то впоследствии, когда Родительница рассказала тебе о Боге-Родителе, ты должен был вспомнить тот случай и понять, что тогда ты совершенно неосознанно молился Богу-Родителю, ощущая себя защищенным его любовью… Мне кажется, такой писатель, как ты, обязан был написать еще и главу о своей благодарности Богу-Родителю.

— Вот как?

— Кстати, еще кое-что меня задело. Не слишком ли определенно ты пишешь о юноше Ито, ведь читатели могут принять его за медиума? Не исключено, что люди, лишенные всякой душевной подготовки, проявят любопытство и захотят встретиться с ним. В результате у юноши может возникнуть иллюзия собственной значительности и, как следствие, нравственная деградация… Ведь в наши дни даже достигшие совершеннолетия студенты — что дети малые.