Фантастика 2024-84 - Константин Давидович Мзареулов

на пол. Мы разговаривали на бывшем наблюдательном пункте фрицев, тут вон и рация имеется, и даже кровать стоит заправленная.

— Восемь убитых, учитывая плотность огня, это немного. Раненых вот много, каждый второй помечен, кто-то сильнее, кто-то не очень. Сейчас подсчет закончу и скажу, сиди здесь, сестру я пришлю.

Взводный ушел, а мне вдруг так захотелось спать, блин, я тут вообще всегда хочу спать, да еще есть очень хочется. Даже не заметил, как прямо тут и вырубился. Очнулся только от того, что кто-то тряс за плечо.

— Родненький, эй, ты потерпи, я сейчас перевяжу, — писклявый голосок, совсем детский, выдернул меня из сна.

— Да я нормально, сестренка, уснул просто, — я разглядел деваху, господи, кого на фронт берут таких, как мы, таскать, ладно еще я вот небольшой, так и то восемьдесят килограммов вешу, а тут девчонка, лет шестнадцать, маленькая, худенькая, нос крючком, глазищами хлопает да все причитает.

— Как же ты, родненький без каски-то воюешь, нельзя же? — причитала и спрашивала одновременно девчонка.

— Почему без каски, — я и правда удивился, ведь я ж ее почти не снимая таскал. Хотел ощупать голову, но сестра уже занималась перевязкой и мягко так отстранила мои руки.

— Подожди, сейчас закончу.

— Как тебя звать-то, родная?

— Маша. Тебе больно? — она заглянула мне в глаза.

— Да нет, а чего там, на голове-то? — хотелось знать, на фига она на меня бинты переводит.

— У тебя и лоб, и голова рассечена, даже не знаю, чем это тебя так…

— Сань, каска с «девяткой» твоя? — в комнату вошел Петруха, с забинтованной левой рукой. В другой у него было каска. Я давно любимую цифру на своей каске нацарапал.

— Ага, это чего, моя? — Петя протянул мне каску, а я, поглядев на нее со всех сторон, вскинул брови.

— Сам, что ли, проткнул? — показывая на дырку в каске, спросил я у напарника.

— Мне что, заняться больше нечем было? — Петя покрутил пальцем у виска.

— Тоже зацепило? — я ткнул пальцем в свежую повязку на руке.

— Осколок мимо пролетал, зацепил немного, падлюка такая, ерунда. Ты чего каску не застегнул, когда в атаку рванули?

— Да фиг его знает, забыл, наверное, — пожал плечами я. Вот так случай, как бы на этом везение не кончилось. Пуля попала мне в каску и, пробив ее, рассекла голову вскользь, как внутрь не вошла, уму непостижимо.

Девушка-санитар, закончив свои докторские дела, ушла, даже поблагодарить не успел, сидел тут задумавшись, надо будет хоть шоколадку ей подарить, мы у немцев много взяли. «Nestle», кстати.

— Взводный как, посчитал уже людей? — спросил я севшего рядом и достававшего еду Петра.

— Ага, с нашего взвода один убит и один ранен, обоих на тот берег отправили. Во втором взводе, где политрук командовал, трое раненых и тоже один покойничек, остальным меньше повезло. Мы ведь уже в доме были, когда немец отвечать-то начал всерьез. А те наши два взвода, что соседями по дому были, только еще бежали, вот им и прилетело серьезно. Там уж и минометы долбили вовсю, и пулеметов хватало. Ты, брат, меня напугал даже. Я не сразу вообще понял, куда ты сорвался, выскочил из дома, а ты уже почти досюда добежал. Бегу, смотрю, каска полетела, а ты дальше чешешь, ее подобрал на ходу и за тобой. Только в доме тебя потерял, пока искал, тебя уж тут сестренка бинтовать стала. Ну и здоров же ты, братец, бегать, быстрее пули, наверное, бежал.

— Сам знаю, что дурак, да уж больно Нечаев у нас кричит хорошо, так и хочется быстрее приказ исполнить. — Мы вместе рассмеялись и перекусили.

— Покемарь чуток, пойду, узнаю, дадут нам отдохнуть-то, или опять побежим? — Петя встал и, кивнув, вышел. А я взял и завалился на фрицевскую кровать, нехай ищут, если нужен буду, найдут.

Сколько прошло времени, не знаю. Но как-то даже выспался. Встав с кровати, надо же, сапоги кто-то с меня сдернул, вот молодцы, намотал портянки и влез в стоявшие возле кровати сапоги. Петруха наверняка расстарался, блин, вот ведь Человек, с большой буквы! На столе возле окна стояла банка тушенки и рядом, на клочке газеты лежал хлеб, да свежий, однако. Достал трофейный складной нож, в нем есть консервный нож, и вскрыл банку. Эх, жить — хорошо, а хорошо жить еще лучше. Схомячив почти полбуханки хлеба и вычистив корочкой банку, запил все это из фляги водой. Чего-то опять в сон потянуло, э, нет, пойду-ка командира поищу.

Лейтенант оказался этажом выше, что-то разглядывал в бинокль.

— Здравия желаю! — бодро отчеканил я.

— Чего орешь-то? Да и одни мы тут, не тянись. Как отдохнул?

— Замечательно, а сколько времени?

— Почти три часа дня, — посмотрев на часы, сказал командир.

— Ого, я чего, целых три часа спал и меня никто даже не пнул?

— Да пытались разбудить, да ты как покойник спал. Не шевелишься, не храпишь, вот и оставили в покое.

— Спасибо, товарищ лейтенант, большое человеческое спасибо, — искренне сказал я.

— Нам дали передышку, учли, что мы всю ночь воевали. Комполка по телефону благодарил за то, что домик тот, что ты взял, вовремя захватили.

— Ага, — скорчив рожу, киваю, — взял, да в одиночку полроты гансов смахнул, как крошки со стола, и сижу теперь как герой. Ты чего, лейтенант, очумел, что ли?

— Ладно, мы взяли, так что начальство довольно.

— Ну и слава богу, это же хорошо, когда начальство довольно, — улыбнулся я.

— Вторая рота нашего батальона пошла дальше, если захватят соседние дома, нам вообще хорошо будет. А у первого батальона плохо, они вокзал штурмуют, у них в батальоне ведь тоже уже далеко не полный состав, а гитлеровцы сидят основательно. Разведка у соседей ходила прошлой ночью, говорят, совсем там туго. Несколько раз с фашистами местами менялись. Тут вообще дальше легко не будет. Это сюда немцы большие силы не бросают, экономят, а в двух сотнях метров отсюда танки стоят, вот где сложно-то.

— Прорвемся, командир, не мы, так те, кто за нами пойдет. Всегда так было и всегда так и будет. Кто-то гибнет, кто-то прорывается и побеждает. Сейчас-то нам что делать?

— Курочкин сказал, что это ты немецкого офицера из снайперки положил?

— Да, с третьего выстрела. Потом пристрелялся и еще вроде нескольких «заземлил».

— Вот, а ты спрашиваешь, зачем я тетрадь веду и все про вас записываю. Ты себя слышишь? Откуда у тебя словечки такие, я так иногда тебя вообще не понимаю, как будто и не нашем языке говоришь.

— Извини, Леш, да сами как-то придумываются, я не специально.