SPAсибо партии. Отдых, путешествия и советская мечта - Дайан Коенкер

коммунистической партии 1962: 62–63]. Пассажиры отправлявшихся из Москвы туристических поездов (1960) были в основном служащими и студентами. В двух поездках, по которым имеются данные, рабочие составляли 12 и 14 % всех пассажиров; студенты – около одной трети в каждом случае. А двумя годами позже, если брать семь поездок по маршруту № 187, рабочие составляли 40 % всех туристов, специалисты и интеллигенция (включая студентов) – 47 %, служащие и чиновники – 16 %[498].

Несмотря на отрывочность данных, они подтверждают заявления туристических функционеров. Туристические путевки не дотировались из фондов социального страхования, в отличие от путевок в дома отдыха и на курорты. «Рабочий не в состоянии приобрести путевку за полную стоимость на юг, она 65–70 р. стоит, да на дорогу надо столько же», – указывал представитель Пермского ТЭУ на совещании 1961 года. Разница в заработной плате уменьшилась в 1960-е годы, но чиновники, как и раньше, полагали, что нежелание рабочих заниматься туризмом вызвано стоимостью путевок, а не предпочтениями самих рабочих [Hanson 2003: 65; Hewett 1988: 48] [499].

Еще большее беспокойство вызывали стоимость путевок за границу и ее влияние на социальный состав туристов. Судя по разрозненным местным отчетам, в 1960 году рабочие составляли от 9 до 25 % участников тургрупп, отправлявшихся в социалистические страны, но среди тех, кто посещал капиталистические страны, их было совсем немного[500]. Эти цифры тревожили профсоюзных деятелей, особенно по той причине, что туристы, выезжающие за рубеж, должны были возвращаться с новыми предложениями насчет организации производства. Чиновники обсуждали между собой, как можно повысить этот процент (давать путевки передовикам в качестве награды?). Но они признавали, что высокая цена путевок оказывала сдерживающее действие. В то же время рабочие составляли 60 % тех, кто отправлялся за рубеж на отдых и лечение (цифра, подозрительно близкая к целевым показателям 1930-х годов). Поскольку такие поездки проводились из медицинских соображений, участники оплачивали только 30 % стоимости путевки. По мере того как число заграничных поездок увеличивалось и они становились привычным делом, а также по мере роста уровня жизни, возрастал и процент рабочих среди членов тургрупп. А. X. Абуков сообщал, что в 1977 году среди туристов, выехавших за рубеж, фабричные и заводские рабочие и колхозники составляли более 40 %, причем многие группы были посланы конкретными предприятиями для обмена производственным опытом с зарубежными коллегами [Абуков 1983: 244][501].

Существовала тесная связь между уровнем образования и участием в туризме, выпускники средних школ – их становилось все больше – пополняли ряды советских туристов. Абуков отмечал – похоже, с удовлетворением, что в 1980 году рабочие образовывали самую многочисленную группу туристов (28 %), за ними следовали инженерно-технические работники (25 %), служащие (23 %), студенты (13 %), представители творческих профессий (5 %). Он указал также, никак не комментируя этот факт, что лишь 0,5 % туристов были сельскохозяйственными рабочими [Абуков 1983:72]. Как говорилось в предыдущей главе, рабочие в 1963 году составляли 45,3 % отдыхающих в санаториях и домах отдыха (табл. 5.2). Итак, лишь 28 % туристов были рабочими – сыновья и дочери пролетариев были недостаточно представлены среди советских туристов. Дело пролетарского туризма продолжил образованный средний класс – советская интеллигенция.

Все большая часть советского населения вовлекалась в туризм, но это необязательно способствовало увеличению однородности общества. Напротив, в дискуссиях о заграничных турах упоминалось о желательности формировать группы в соответствии с социальным положением – отправку рабочих вместе с интеллектуалами признали не вполне удачным решением. Руководители групп постоянно говорили о том, что у представителей различных профессий не совпадают интересы и привычки и поэтому нужно разрабатывать разные программы. У нас не хватает удовлетворительных данных о социальной стратификации советских отдыхающих, но кое-что можно установить благодаря отрывочной информации из источников. Лучшие места и месяцы доставались элите общества – руководителям высокого ранга, творческой интеллигенции, ведущим ученым, – которые получали в преимущественном порядке право отдыхать на юге в июле-августе. Работники ручного труда чаще проводили отпуск неподалеку от дома. Согласно исследованию 1985 года, интеллигенция и инженерно-технические работники больше других были заинтересованы в активном отдыхе на турбазах, рабочие же предпочитали более пассивное времяпровождение, выбирая туристические поезда [Иващенко 1985: 7][502]. Туристические путевки, внутренние и заграничные, чаще приобретали представители образованного среднего класса, чем рабочие.

Была ли эта стратификация результатом выбора или экономической реальности? Дискомфорт, возникавший внутри смешанных в социальном отношении групп во время зарубежных поездок, заставляет предполагать, что интеллектуалы и рабочие были не слишком рады обществу друг друга. Но существовали места – охотничьи и рыбачьи избы, суда для речных круизов, дома отдыха предприятий, – где социальные различия значили не так много[503]. В конце 1950-х годов американский журналист Р. Миллер не обнаружил в стране классовых различий и отметил, что эгалитарная культура пользовалась большим почетом.

Таким образом, интеллигенция имела меньше оснований чувствовать классовое превосходство, исходя из своих интересов и способностей. Быть специалистом, как считалось, доступно почти каждому; в самой легкой из современных комических пьес («Дикари» Михалкова) дипломат и ветеринар, отправляющиеся на машине к Черному морю, завязывают знакомство с женщиной-милиционером и укротительницей львов, также приехавшими туда на машине; имеются функциональные различия в статусе каждого из них, но ни на что большее нет ни малейшего намека[504].

В фильме «Москва слезам не верит» (1980) подчеркивается отсутствие классовых различий: слесарь Гоша изображен как соль земли и одновременно – как равный ученым, с которыми работает [Miller 1961: 139][505]. Во время выезда на шашлыки интеллигенты восхваляют его «золотые руки». Перед нами – идеал массового туризма: представители разных классов общаются, невзирая на различия в происхождении и образовании.

Однако были и другие различия – между мужчинами и женщинами. Среди постпролетарских туристов – по крайней мере, если говорить о групповых турах по СССР и Восточной Европе, – вторых было вдвое больше первых[506]. Гендерный дисбаланс частично объяснялся послевоенной демографической обстановкой: в 1959 году женщин было 55 % от всего населения, в 1987-м – все еще 53 % [Народное хозяйство СССР за 70 лет 1987:379]. Но доля женщин в тургруппах была еще выше: часто две трети или даже больше. Исследование, проведенное в Казани (1966), продемонстрировало, что мужчины и женщины выбирают разные виды отдыха: 25 % женщин в выборке провели последний отпуск, посещая другие города, среди мужчин таких оказалось всего 10 %. На море ездили 10 % женщин и лишь 1 % мужчин. Мужчины чаще отправлялись в деревню (24 и 11 %), в санатории и дома отдыха (16 и 7 %), на природу или в плавание по Волге (14 и 5 %) [Журавлев 1969: 388]. Специалисты по планированию и чиновники, похоже, не