Вампир Арман - Энн Райс

Почему те, кто находится со мной рядом, оставили мне эти мысли? Конечно, они читают их. Я чувствовал присутствие вождя, черноволосого, могущественного. Возможно, я остался с ним один. Если он наделяет это каким-то смыслом, если он видит в этом цель и тем самым сдерживает зверства, значит, он, должно быть, святой. Я увидел грязных, голодающих монахов в пещерах.

Я перекатился на спину, блаженствуя во всплесках омывшей меня красно-желтой боли, и открыл глаза.

15

Мягкий, успокаивающий голос обращался ко мне, непосредственно ко мне:

– Все тщеславные работы твоего господина сгорели; от его картин остался один пепел. Да простит его Бог, что он использовал свои величайшие силы не во службу Господу, но во службу Миру, Плоти и дьяволу, да, я говорю – дьяволу, несмотря на то что дьявол – наш знаменосец, ибо Нечистый Дух гордится нами и удовлетворен нашими страданиями; но Мариус служил дьяволу безотносительно к желаниям Бога, к дарованному им милосердию, ибо мы не горим в адском пекле, а царим в земном мраке.

– А, – прошептал я, – я разобрался в твоей перекошенной философии.

Увещеваний не последовало.

Постепенно, хотя я предпочел бы слышать только голос, окружающие предметы начали обретать очертания. В куполообразный потолок над моей головой были вдавлены человеческие черепа, побелевшие, покрытые пылью. Они закреплялись в земле известковым раствором, так что весь потолок состоял из черепов, как из чистых, белых морских раковин. Раковины мозга, подумал я, ведь что остается от них, выпирающих из скрепленной раствором земли, кроме купола, когда-то прикрывавшего мозг, и круглых черных дыр, откуда раньше смотрели желеобразные глаза, бдительные, как танцоры, чтобы неусыпно доложить о чудесах мира заключенному в панцирь разуму.

Сплошные черепа, купол из черепов, а там, где купол переходил в стены, – обрамление из берцовых костей по всей окружности, а внизу – разные кости человеческих тел, не образующие определенного узора, как простые камни, подобным образом вдавленные в раствор при постройке стены.

Это помещение состояло из одних костей и освещалось свечами. Да, я уловил запах свечей, чистейший пчелиный воск, как в богатом доме.

– Нет, – задумчиво сказал голос, – скорее как в церкви, ибо ты находишься в церкви Господа, хотя наш Верховный глава – дьявол, святой основатель нашего ордена, так почему бы не пчелиный воск? Предоставляю тебе, тщеславному светскому венецианцу, считать его роскошью, путать его с богатством, в котором ты барахтался, как свинья в помоях.

Я тихо засмеялся.

– Поделись со мной еще своей великодушной и идиотской логикой, – сказал я. – Фома Аквинский от дьявола. Давай, говори.

– Не стоит надо мной насмехаться, – искренне и умоляюще ответил он. – Я же спас тебя от огня.

– Иначе я был бы уже мертв.

– Ты хочешь сгореть?

– Нет, только не так мучиться, нет, я и помыслить не могу, чтобы мне или кому-то еще пришлось так страдать. Но умереть – да, хочу.

– А как ты думаешь, если ты все-таки умрешь, какая участь тебя ожидает? Разве адский огонь не в пятьдесят раз жарче костра, разожженного для тебя и твоих друзей? Ты – дитя ада; ты стал им в тот момент, когда богохульник Мариус влил в тебя нашу кровь. Никто не сможет изменить этот приговор. Твою жизнь хранит проклятая кровь, противоестественная кровь, кровь, приятная сатане, кровь, приятная Богу лишь потому, что ему приходится держать при себе сатану, чтобы проявлять свою доброту и давать человечеству выбор между добром и злом.

Я опять засмеялся, но постарался проявить побольше уважения.

– Вас так много, – сказал я, оглядываясь вокруг. Многочисленные свечи ослепили меня, но не доставили неприятных ощущений. Казалось, на фитилях танцует другое пламя – не то, что поглотило моих братьев.

– Они были твоими братьями, эти избалованные, изнеженные смертные? – спросил он. Его голос не дрогнул.

– А ты сам веришь в тот вздор, который мелешь? – спросил я, передразнивая его тон.

Он рассмеялся в ответ, тихо, как в церкви, как будто мы перешептывались друг с другом о нелепости проповеди. Но здесь не было Святого причастия, как в освященной церкви, – зачем же шептаться?

– Дорогой мой, – сказал он, – как просто было бы устроить тебе пытки, вывернуть наизнанку твои высокомерные мозги, превратить тебя в инструмент для хриплых криков. Как просто было бы замуровать тебя в стену, чтобы твои крики доносились не слишком шумно, а стали бы приятным аккомпанементом для наших ночных медитаций. Но я не питаю вкуса к подобным вещам. Вот почему я так хорошо служу дьяволу; я так и не полюбил зло и жестокость. Я их ненавижу, и, если бы мне было дозволено взглянуть на распятие, я смотрел бы на него со слезами, как смотрел смертным человеком.

Я прикрыл глаза, принося в жертву танцующие огоньки, окроплявшие полумрак. Я украдкой послал навстречу его мыслям сильнейший импульс, но наткнулся на запертую дверь.

– Да, этим образом я преграждаю тебе путь. Болезненно буквальный образ для такого образованного язычника. Но ведь твою преданность Господу нашему Иисусу Христу взрастила сухая и наивная среда? Но подожди, сюда несут дары для тебя, они весьма ускорят наше соглашение.

– Соглашение, сударь? О каком соглашении идет речь? – спросил я. Я тоже услышал чье-то приближение. Мне в ноздри ударил крепкий, отвратительный дух. Я не шевелился и не открывал глаз. Я услышал, как пришелец рассмеялся низким грохочущим смехом, так хорошо освоенным теми, кто распевал «Dies Irae» с непристойным лоском. Удушающий запах вызывал в памяти горелую человеческую плоть или что-то в этом роде. Мне было противно. Я начал было отворачиваться, но постарался остановиться. Звуки и боль я мог выдержать, но не этот ужасный, ужасный запах.

– Подарочек для тебя, Амадео, – сказал пришелец.

Я поднял глаза. Я смотрел прямо в лицо вампиру, созданному из молодого человека с пепельно-белыми волосами и длинным худощавым телом скандинава. В обеих руках он держал большую урну. Потом он ее перевернул.

– Нет-нет, прекрати! – Я вскинул руки. Я понял, что это. Но было уже слишком поздно.

На меня посыпался поток пепла. Я задохнулся, крикнул и перевернулся. Я не мог вытрясти пепел из глаз и рта.

– Прах твоих братьев, Амадео, – сказал скандинав. Он разразился безудержным взрывом смеха.

Беспомощно лежа на животе, прижав к лицу руки, я стряхивал с себя горячую кучу пепла. В результате я несколько раз перевернулся, вскочил на колени, потом поднялся. Я попятился к стене. Упала огромная железная подставка для свечей, перед моим затуманенным взглядом заискрились огоньки, сами свечки попадали в грязь. Я услышал, как загремели кости. Я вскинул руки к лицу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});