Пленники зимы - Владимир Яценко

И, главное, вовремя!

Над кустами приподнялась химера, не менее странная, чем её жертва. Больше всего она напоминала страховочную сеть в лагере отработки прыжков с парашютом. Сеть подтягивалась на своих клейких нитях к моему преследователю, которому пришлось всё-таки сбавить темп. Через мгновение он остановился совсем, и свободными лапами (ветками?) попытался освободиться от лент. Ещё через секунду сеть уже была в метрах трёх под ним. Она растянулась и довольно громко вибрировала, будто урчала от удовольствия.

Паук камнем сорвался с потолка, а тварь снизу развернулась ещё больше, прямо в воздухе подхватила и спеленала свою жертву. Потом послышался хруст, треск и они оба скрылись в кустах в метрах двадцати от меня.

Теперь был слышен только шум приближающейся погони сзади. Нет. Спереди опять знакомые скрипы и рыдания. Наверное, ещё одна тварь решила принять эстафету в облаве на человека. А может, и не одна.

Я всё-таки побежала. Было понятно, что местное ПВО меньше всего заботила моя безопасность. Сеть напала на моего преследователя по своим, неизвестным мне соображениям, и надеяться, что наши с ней интересы будут совпадать и дальше, – глупо.

Ландшафт окружающей местности напоминает хорошо ухоженный парк: стриженые рощицы кустов и невысоких деревьев разделены широкими, метра четыре в ширину дорожками-аллейками.

Думаю, сверху сад выглядит как поверхность футбольного мяча. И то, что в некоторых местах аллейки окружают не кусты, а поляны, с небольшими круглыми озёрами посередине, должно усиливать это сходство. Кстати, то, что я только что использовала понятия "кусты" и "деревья", не должно ввести вас в заблуждение.

Все сомнения в силе: на самом деле я не знаю: растения вокруг меня или животные.

А спросить не у кого.

Фиолетовая дымка, туманом крадущая перспективу, придаёт миру необыкновенную мягкость. Запах ментола бодрит, и я по-прежнему не чувствую никакого беспокойства. Наверное, поэтому, обратив внимание на чёрное пятно, выпадающее из привычных фиолетовых и ядовито-зелёных тонов, перехожу на шаг, останавливаюсь и схожу с аллеи.

Картинка достойна кисти сюрреалиста: поляна, окружённая экзотическими существами, и голубое круглое озеро, в центре которого покоится чёрный шар больше всего похожий на сильно обожжённую человеческую голову.

Бред!

Тем не менее, я приближаюсь и обхожу озеро так, чтобы зайти со стороны лица. Это не занимает много времени.

Я оглядываюсь, потом прислушиваюсь: ничего, кроме моего дыхания. Или погоня сильно отстала, или сбилась со следа. А может, вся эта суета предназначалась именно для того, чтобы пригнать меня сюда. Чтоб, значит, продемонстрировать, как здесь поступают с чужаками: незнакомец был сильно обожжён. Волос не было, кожа почернела и успела потрескаться. Бледно-розовые трещины заметной паутиной покрывали тёмную макушку и всю правую часть лица.

– Эй, парень, тебя, случайно, не Танталом зовут?

Человек с заметным трудом разлепил глаза без ресниц и бровей, сверкнул красными белками и, вместо ответа, наклонив голову вперёд, сделал пару глотков.

– Значит, не угадала, – согласилась я с демонстрацией. – Давно обосновался?

Человек чуть шире открыл глаза. Было видно, как он изо всех сил пытается меня разглядеть. Стало стыдно. Если так обожжена и остальная часть его тела, то этому парню сейчас не до шуток.

– Ну и ну! – прохрипел человек, – никак Калима?!

Вот это да! Мне сразу стало легче. Как же это я упустила такую возможность?

– Привет, Максим! А что это с тобой, горел?

– Загорал, – равнодушно ответил Максим и окунул голову в воду. Через минуту он вынырнул, осторожно очистил лицо от воды, и тускло добавил: – Ступай себе. Чего привязалась?

Руки у него были изранены не меньше, чем лицо, на котором кроме ожогов виднелись свежие шрамы от когтей. Я вспомнила лист, под которым несколько часов отдыхала после обеда, и поёжилась.

– Я товарищей в беде не бросаю!

– Похвально, – усмехнулся Максим и тут же скривился от боли: на сильно распухших бледно-розовых губах выступили крупные капли сукровицы. – А с чего это ты взяла, что я в беде?

Скрестив под собой ноги, я уселась на грунт перед ним.

– Да так, по роже видно!

– Не обращай внимания, неудачно побрился.

Я решила сбавить тон:

– А где остальные?

– На том свете, – его перекосило от скорби, и от этой гримасы мне стало дурно. – Из тридцати двух человек отправились к праотцам двадцать восемь, трое пропали без вести. Да! Чуть не забыл: тут ещё эвакуаторы пожаловали, два человека. Так вот, что там с ними – тоже неизвестно.

Его откровение не убийственно. Я подозревала что-то подобное.

– Ты, всё-таки, не напрягайся…

– Не буду, – Максим согласно кивнул и тут же погрузился в воду по самую макушку.

– Всё хорошо, вот только спать тяжело, – пожаловался он, выныривая. – Захлёбываюсь.

– И давно не спишь? – просто так спрашиваю, чтоб разговор поддержать.

– Глупый вопрос, – заявил он. – Я ведь сейчас и сплю. Раз уж тебя вижу…

***

Бытие определяет сознание… Неплохо! А как быть, если бытие неопределимо сознанием? Когда сознание отказывается это самое бытие определить? Впрочем, всё-таки неладно с бытием, и уж этот факт точно определён моим измученным сознанием.

Сижу по горло в озере и мысли катаю, как шары по бильярду. От борта к борту. По одной и той же траектории. И всегда мимо лузы. Исключительной логики изобретение!

Ничего, кроме геометрии Эвклида и механики Ньютона. И если ставить памятник нашему здравомыслящему миру, то лучше биллиардного стола ничего не придумаешь!

Выходить из воды нельзя. Ожоги на стадии обильного выделения влаги. С меня не течёт, – льёт. Тело болит и печёт, особенно голова. Боюсь к ней притронуться. Не просто печёт – давит. Будто обручем стянуло. Думаю, что волосы потерял навсегда.

Ну и шут с ними. Невелика потеря. Вероятное уродство не пугает. Мысли застыли, мир замер и съёжился до размеров моей головы. Что там, снаружи, интересует мало.

Хотя, думаю, сознание, изуродованное болью не меньше, чем тело, всё равно исказит окружающую реальность до неузнаваемости. Например, почти уверен, что позади меня стоит кто-то большой и чёрный. Он смотрит мне в затылок, и всё думает, чего бы ещё со мной сделать. Мне бы его проблемы! Всё что можно, давно сделано.

Жидкость, в которой я сижу по уши, – целебная. Сужу по разнице ощущений в ней и на воздухе. Снаружи болит так, что не выть невозможно. А здесь ничего, терпимо.

Кроме того, вода вкусная: разбавленный берёзовый сок приправленный гречишным мёдом. Но и это ещё не всё. Там, в глубине, живёт какая-то тварь, которая несколько раз на день всплывает и ест мою отмирающую плоть. Никаких болезненных ощущений. Всё происходит весьма деликатно и на высоком профессиональном уровне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});