Черный легион - Богдан Сушинский

— Когда? — засмотрелся на них Гиммлер.

— Незадолго до своей гибели.

— И часто? Я спрашиваю: часто ли он бывал у вас в «Святилище арийцев»?

Их взгляды встретились.

— Всего дважды. Да, точно, дважды… Но ведь он имел право посещать любой из «лебенсборнов»?

— Несомненно.

— Тем более что никому другому, кроме вас, я бы не сообщила этого. Мы умеем хранить тайны, как этого требуют устав «лебенсборна» и его традиции.

— Позвольте, но ведь именно в вашем, как я теперь понял, «источнике жизни» произошел тот… я бы сказал, не совсем этичный случай, вызвавший всякие кривотолки?

— У нас, — повинно признала Эльза, опустив голубоватозеленые глазки.

— Причем именно с Гейдрихом?

— С обергруппенфюрером Гейдрихом. Я тогда не сочла возможным докладывать. Уверена, что подобные конфликты мы должны улаживать в стенах самого «лебенсборна». И всегда требую этого от своих ариек.

— Однако же этот скандал погасить не сумели, — повысил голос Гиммлер, и Эльза уже не рада была, что напросилась на прием к нему. Она удрученно провела ногтем по коричневатой полировке стола.

— Я бы выразилась определеннее, его невозможно было погасить, коль уж говорить откровенно. Но можете не сомневаться, что впредь… Мы основательно учли то, что произошло.

Глядя, как гауптштурмфюрер Аленберн казнит себя, Гиммлер не сомневался, что впредь подобные скандалы будут угасать в келиях этого арийского родильного монастыря сами собой. Как рождественские свечи на морозном ветру. Но это не помешало ему поинтересоваться:

— Так что там, собственно, случилось? Не думайте, что я посвящен в подробности.

— Мне бы не хотелось возвращаться к тем событиям, — прокашлялась Эльза.

Но Гиммлер смотрел на нее застывшим взглядом и ждал.

— Одну из троих девушек, с которыми господин Гейдрих развлекался в ту ночь, утром навестили родственники… Видите ли, многие из моих ариек набраны вовсе не из приютов, как принято считать. Хотя из приютов тоже есть. Нет, они не из плохих семей.

— Из древних немецких родов, — подтвердил Гиммлер. — Их родословная должна быть достоверной.

— Вы правы. И они приходят к нам не потому, что развращены, а потому, что преданы идеалам национал-социализма, нашему движению, идее СС. То есть «лебенсборн» — вовсе не то, что представлял себе обергруппенфюрер, — иронично улыбнулась Эльза — Мы заботимся не о половом удовлетворении, а об истинно арийском наследстве наших пар.

— Девушку смущала внешность Гейдриха? — ответил ей все с той же иронией Гиммлер. — Вашей арийке показалось, что Гейдрих недостаточно чист для нее?

— Наоборот, он был прекрасно сложен. И мы приняли его весьма радушно. Однако потом, когда он основательно выпил… То состояние и те манеры, в которых господин Гейдрих добивался моих ариек. Способы, которыми пытался удовлетворить сразу троих… Простите, но…

— По-нят-но… — поспешно прервал ее рейхсфюрер, не желая выслушивать моралите лебенсборнской дамы и предпочитая предусмотрительно уставиться в лежавшую на столе бумагу.

— К тому же у меня создалось впечатление, что кто-то был заинтересован, чтобы скандал вышел за стены «Святилища арийцев». Иначе трудно объяснить, почему…

— Вы и так уже все объяснили, — еще более резко прервал ее Гиммлер. — Разве что желаете назвать имя человека, который был заинтересован, чтобы скандал разгорался. Пожалуйста, оно останется между нами.

— Мне страшно называть его.

— Значит, оно известно вам?! Тогда назовите.

— Не осмелюсь, господин рейхсфюрер, — испуганно повертела головой Эльза.

— Потому что это был Борман? — поспешно выпалил рейхсфюрер. И получилось, что как бы невзначай. Обычный прием следователя.

Аленберн все так же испуганно вперилась глазами в рейхсфюрера. Рот уже был открыт, однако произнести хотя бы звук она не могла.

— Если бы я стала отрицать, господин рейхсфюрер, то лгала бы вам. На что тем более не осмелюсь. Но это имя не было произнесено здесь. Я верно поняла вас?

— Вы надежный человек, гауптштурмфюрер. И понимаете так, как следует понимать.

Аленберн облегченно вздохнула. Она представления не имела, какие взаимоотношения существуют между Гиммлером и Борманом, но чувствовала, что чем меньше информации она будет оставлять в берлинских кабинетах, тем спокойнее возвращаться к себе, в свой саксонский «лебенсборн».

— Что произошло с той девушкой, что осмелилась учинить скандал?

— Она исчезла через две недели. Уехала домой, но по дороге исчезла. Время сложное, такое случается.

13

Тягостное молчание их длилось почти минуту. Рейхсфюрер несколько раз спасительно поглядывал то на телефон, то на дверь, из-за которой мог появиться штандартенфюрер Брандт, что сразу же позволило бы разрядить обстановку.

— Ко мне вы пришли, чтобы рассказать о проблемах вашего заведения? У вас есть просьбы ко мне?

— Нет. Все проблемы мне удается улаживать своими силами.

Гиммлер посмотрел на нее с уважением. И недоверием. Еще не было случая, чтобы кто-то из руководителей заведения или предприятия не воспользовался возможностью выпросить его протекции.

— Недавно у нас побывала комиссия главного санитарного управления «Шутцштаффель»[41]- Она оценила нашу деятельность довольно высоко.

— В таком случае отныне вы будете не только комендантом «Святилища арийцев», но и главным инспектором всех «ле-бенсборнов» Германии. С вашей помощью мы создадим еще несколько подобных медицинских, — подчеркнул он слово «медицинских», — заведений.

— Что будет очень своевременно. Благодарю за доверие, господин рейхсфюрер.

— А теперь… что привело вас ко мне? — вновь неожиданно сухо потребовал Гиммлер.

— Мне нужно посоветоваться по очень важному вопросу. К этому времени в «лебенсборнах» уже родилось около тридцати тысяч детей…

— Ого, я не знал этой цифры, — оживился рейхсфюрер. Только сейчас он почувствовал, сколь непростительно мало занимался «источниками жизни», всецело поручив их главному санитарному управлению. — Она впечатляет.

— Исходя из этого, мы имеем право утверждать, что эксперимент явно удался.

— И никто не посмеет усомниться в этом, — решительно поддержал Гиммлер.

— Но я предлагаю осуществить еще один эксперимент. Куда более важный для судеб Германии. Это будет медикополитический опыт, проведение которого станет совершенно секретным, причем использоваться будет только мой «лебенсборн» — «Святилище арийца», в котором накоплен значительный научный потенциал.