Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Летом 1940 года было намечено иметь к январю 1942 года армию в 2 млн. человек. Конгресс ассигновал около 5 млрд. долл. на эти цели. ФДР указал, что «мы должны иметь тотальную оборону», но «мы не пошлем наших солдат воевать в европейских войнах». Выполнение программы было невозможно без введения воинской повинности. Рузвельт на протяжении всей своей государственной деятельности рассматривал ее как величайшее благо для страны. Летом 1940 года в беседе с Розенманом он вернулся к излюбленной теме. «Сама по себе военная подготовка, – говорил он, – принесет ребятам очень много хорошего, даже если им никогда не придется использовать ее. При нынешней международной обстановке мы должны обеспечить каждому американцу военную подготовку в мирное время. Когда-нибудь, если мы не добьемся постоянного мира, я выступлю за это»26. Но публично помалкивал. Законопроект о введении выборочной воинской повинности внесли в конгресс сенатор – противник «нового курса» и конгрессмен-республиканец, а Уилки одобрил его; ФДР остался сторонним наблюдателем последовавших словесных битв в конгрессе.

«Изоляционисты» произнесли немало страшных слов, сенатор Уиллер даже заявил: «Введите воинскую повинность, и у нас больше не будет свободной страны – испуганный шепот заменит свободу речи, гражданин не сможет выразить свое несогласие с правительством. Тайные сборища в темных углах заменят свободу собраний, и все граждане будут закованы в цепи собственного изготовления. Принятие закона заткнет рот последней великой демократии и явится самой большой и дешевой победой Гитлера. На надгробном камне американской демократии он напишет: «Здесь покоится главная жертва войны нервов»«. Закон тем не менее был принят. В конце октября 1940 года состоялась первая жеребьевка – предстояло определить 800 тыс. рекрутов. В Нью-Йорке церемонию открыл ФДР будничной и подчеркнуто деловой речью. Президент употребил слово «сбор», а не «вербовка» или «воинская повинность». Он взывал к патриотическим чувствам, заложенным еще со школьной скамьи: к войне за независимость, к Лексингтону и к Конкорду. Тогда фермеры с мушкетами спешили на «сбор», теперь, напоминал ФДР, «вы будете в армии, впервые созданной для завоевания независимости и некоторых основных прав для всех».

Страна в последние полгода перед выборами была свидетельницей разгрома Франции и «битвы за Англию». Сомнений в том, что военная подготовка необходима, не возникло; спор, подогреваемый избирательной кампанией, касался другого – куда пойдут вооруженные Соединенные Штаты. Широко распространенную точку зрения выразил генерал X. Джонсон, к этому времени популярный радиокомментатор. Он уподоблял страну «беспомощному, беззубому, ревматическому льву, не имеющему когтей». Нечего и помышлять о войне, а необходимо вооружаться. В то же время «мы не должны снова оказаться дураками и послать хотя бы одного сына американской матери в жуликоватую Европу. Речь идет не об этом. Речь идет о том, как обжулить Европу, угрожающую нам. При наших силах и ресурсах мы можем создать такую оборону, которой никто не осмелится бросить вызов».

Поляризацию политических сил ознаменовало появление через два дня после американо-английского соглашения об обмене эсминцев на базы комитета «Америка прежде всего», объединившего «изоляционистов». В противовес ему был учрежден комитет «Защитим Америку оказанием помощи союзникам» под руководством Уильяма Аллена Уайта. Симпатии ФДР были на стороне комитета Уайта, которому он оказывал негласную поддержку. Удары, обрушенные на этот комитет, метили и в Белый дом. Ч. Кофлин, по-прежнему люто ненавидевший ФДР, не стеснялся в выражениях, отзываясь о комитете: «Эти люди, скрываясь подло и не по-американски за ханжой и бюрократом по имени Уильям Аллен Уайт, образуют самую опасную пятую колонну, какая когда-либо существовала на нейтральной земле. Они – квислинги Америки. Они – иуды среди апостольской общины нашей нации. Они – змеи в траве, защищенные влиянием золота, правительства и иностранцев». Уайт и его сторонники не оставались в долгу.

«Изоляционисты», сплотившиеся вокруг комитета «Америка прежде всего», доказывали, что помощь Англии подорвет обороноспособность США. Известный американский летчик Ч. Линдберг, первейший оратор комитета, всячески раздувал возможности люфтваффе. Он назвал речь ФДР, в которой была поставлена задача иметь 50 тыс. самолетов, «истерической болтовней». Комитет никогда не испытывал недостатка в средствах для массированной пропагандистской кампании. Г. Форд, Р. Янг, С. Мортон и ряд других мультимиллионеров финансировали его, а такие люди, как Дж Кеннеди и Дж Даллес, обеспечивали комитету респектабельность.

«Наиболее резким доводом изоляционистов, – писал Шервуд, – было глухо высказывавшееся обвинение в том, что страна находится перед лицом еврейского заговора, участники которого стремятся вовлечь нас в войну. В частности, Линдберг открыто заявлял об этом, указывая, что единственными лицами, благоприятно относящимися к американскому вмешательству в войну, являются члены семьи Рузвельтов, англичане и евреи. Совершенно очевидно, что еврейская община имела достаточно побудительных причин для антинацистских настроений, но в ее среде отнюдь не было единодушия в оппозиции по отношению к изоляционизму. Имелись евреи, главным образом в высших экономических слоях общества, поддерживавшие комитет «Америка прежде всего», потому, что их боязнь антисемитизма в Америке намного превосходила их отвращение к нацистскому варварству в Европе. Кроме того, имелись также евреи, готовые, как и любые другие, «делать дела с победоносным Гитлером»27.

Уилки не шел с «изоляционистами». Он стремился доказать лишь один тезис: переизбрание Рузвельта вовлечет страну в войну – и даже указывал сроки, чаще всего по каким-то ораторским соображениям, – апрель 1941 года. Он предъявил ФДР и обвинения касательно его предвоенной политики. «Ведь именно он был крестным отцом этой несчастной конференции в Мюнхене», – кричал он на митингах. Уилки предупреждал, что, если ФДР будет переизбран, «вы будете иметь американское тоталитарное правительство задолго до истечения третьего срока». Голоса, отданные за Рузвельта, настаивал он, обернутся деревянными крестами для отцов, мужей, братьев и женихов. Республиканцы напрашивались на ответ – нельзя было идти на выборы «поджигателем войны» и «диктатором».

18 октября «великий белый отец» (так иногда зовут в США президента) сообщил, что в пяти речах перед выборами Он ответит на «злонамеренную фальсификацию фактов» республиканцами. Рузвельт предупредил, что не будет удаляться от столицы далее чем на 12 часов пути. Не очень далеко – секретная служба воспротивилась полетам. ФДР заявил, что вынужден принять участие в кампании, ибо его противники заявляют, «например, что президент Соединенных Штатов телефонировал Гитлеру и Муссолини и продал Чехословакию, что несчастные безработные в нашей стране будут загнаны в концентрационные лагеря, что правительство США не будет иметь страховых фондов к тому времени, когда рабочие состарятся и получат право на получение пенсий, или что переизбрание нынешней администрации принесет конец американской демократии в четыре года. Я думаю, что они знают, и я знаю, что все эти утверждения – ложь».

Вступление президента в кампанию было встречено с громадным энтузиазмом. Когда его поезд прибывал на ту или иную станцию, ему везде бывал обеспечен горячий прием. Шервуд отмечал, что «наибольшее воодушевление всегда проявляли рабочие и их семьи. Они выходили на железнодорожное полотно и бежали за поездом, восклицая: «Да благословит вас господь!»«. Уилки, напротив, в рабочих кварталах встречал град гнилых яблок, тухлых яиц, иногда камней. Не без участия активистов демократической партии широко распространилось мнение, что он происходил из немцев, а в его родном городе якобы развешаны плакаты «Нет, никогда солнце не будет светить негру».

Уилки пытался повернуть симпатии масс, понося ФДР за то, что он баллотируется в третий раз. Рузвельт только раз намеком коснулся этой проблемы, заявив в Кливленде, что через четыре года в стране «будет другой президент». Толпа начала скандировать: «Нет! Нет!» Речь транслировалась по радио, и ФДР сразу понял, что крики толпы будут истолкованы его противниками как намерение стать постоянным президентом. Он продолжил речь, приникнув губами к микрофону, чтобы заглушить вопли.

Рузвельт действительно только в пяти речах сумел дать отповедь многомесячной кампании республиканцев, использовал даже мельчайшие промахи своих противников. Внимание президента обратили на статью в «Нью-Йорк таймс», в которой А. Крок доброжелательно рекомендовал республиканской партии унять некоторых ее ревностных сторонников. Крок привел высказывание некоего судьи из Филадельфии: «Президента поддерживают лишь нищие, те, кто зарабатывает меньше 1200 долл. в год, хотя они и того не стоят, а также члены семьи Рузвельта». В 1940 году такой доход имела примерно половина населения страны.