Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

Об этом узнали солдаты, пошел разброд — шутка ли, начальство сбежало, а их бросило! У такого командира и помощники были соответствующими. Вместо того, чтобы взять командование на себя, навести порядок и возглавить бой, долго искали Григорьева, запрашивали указаний свыше. А немцы времени не теряли, полезли на штурм и проникли в Ковно. 18 августа крепость пала. Но ее орудия и форты прикрывали участок в десятки километров. Во фронте открылась брешь, и в нее хлынули германские дивизии (Григорьева нашли в 100 км от фронта, в Вильно. Он совершенно потеряв голову и сидел безвылазно в номере гостиницы «Бристоль». Получил 15 лет за дезертирство).

А на следующий день сдались остатки защитников Новогеоргиевска. Немцам требовалось оправдать собственные потери, и они подняли шум о фантастической победе. Писали о 700 взятых орудиях, о 90 тыс. пленных, в том числе 30 генералах. Наверное, Де Витт был бы счастлив иметь в три раза меньше подчиненных. Какие уж генералы, если у него офицеров не хватало! А из 16 тыс. солдат после недельного сражения уцелели немногие. Но если уж врать, чего ж стесняться? Добавили произвольных пленных, отставных генералов, захваченных в Варшаве, пересчитали в арсеналах допотопные пушки из разоруженных крепостей, сваленные в ожидании переплавки.

Однако Новогеоргиевск, в отличие от Ковно, свою задачу выполнил. За то время, пока он сковывал немцев, русские армии вышли из польского мешка. А Осовец до последнего момента держал северный фланг выступа. 6,5 месяцев он стоял под бомбардировками, отбил все штурмы… Дальше оборонять его было бессмысленно, немцы приближались с тыла. Генерал Свешников получил разрешение оставить крепость. Она осталась непобежденной, гарнизон ушел по приказу. Тем не менее, даже захват пустого полуразрушенного Осовца враг объявил «феноменальным триумфом». (М. С. Свешникову посчастливилось пережить все смуты, впоследствии он преподавал в академии им. Фрунзе).

Но и само по себе отступление очень тяжело сказывалось на состоянии войск. Безответный гром германской артиллерии вгонял в отчаяние. Солдаты шагали десятки километров не зная куда, падали духом. На маршах нарушалось снабжение, отставали кухни. Перебивались сухарями, голодали. Особенно худо было там, где выбило офицеров или они не справлялись со своими обязанностями. Порой целые роты паниковали и сдавались. Естественно, нижние чины и младшие командиры не знали общего положения на фронте, замыслов начальства. Это тоже создавало проблемы. Каково было тем, кого бросали в контратаки, чтобы спасти положение на каком-то соседнем участке? Солдатам не объяснишь, что деревня, на которую предстоит наступать, на самом-то деле не нужна. Ее берут, потеряв товарищей. После чего получают приказ отойти. Дело уже сделано, противник перенацелил сюда свои части, и соседи выбрались из беды. Но ведь те, кто атаковал, этого не знают. Они побеждали, пролили столько крови — и отдавать за здорово живешь? А 10-я армия занимала в Августовских лесах очень сильные позиции. Оборону наращивали три месяца. И вдруг отступать вообще без боя (когда неприятель обходил с тыла). Рождались слухи — «измена»! Или — «глупость»…

А уж тыловая «общественность» совсем разбушевалась. В Думе, светских и политических салонах возмущались Алексеевым, обвиняли в «мании отхода», клеймили за то, что он «сохраняет живую силу, но топит дух». Однако падение Ковно сломало весь фронт в Литве. Теперь нужно было отступать гораздо дальше, чем намечалось изначально. Ставка из Барановичей перебазировалась на 300 км восточнее, в Могилев. Алексеев приказал без боя эвакуировать крепости Гродно и Брест-Литовск, они устарели и стали бы только ловушками для гарнизонов. Войска отводились на линию Гродно — Пружаны — р. Ясельда (приток Припяти).

Алексеев прекрасно представлял, какой вой вызовет его решение у тыловых «болельщиков» и 30 августа, одновременно с директивой об отходе, подал рапорт об отставке. Великий князь Николай Николаевич ее не принял. Уж он-то знал, что Михаил Васильевич совершил невероятное. В жутких условиях, без снарядов и резервов, спас фронт, спас Россию. Армии понесли большие потери, но разгромом и не пахло. Они отошли организованно, враг не сумел окружить и уничтожить ни одного корпуса! Части останавливались на намеченных позициях, снова чувствовали плечи соседей. Налаживалась управление, связь, питание. Солдаты обживали новые окопы, получали хоть какой-то отдых, приободрялись. Уныние рассеивалось, возвращалась уверенность в своих силах. Они снова были готовы сражаться. А германские соединения, пройдя всю Польшу, вымотались не меньше русских. Численность их заметно поубавилась. Они оторвались от тыловых баз, снаряды требовалось везти издалека, и им уже трудно было поддерживать свое главное преимущество, в артиллерии.

На рубежах белорусских речек врага наконец-то остановили. И сами русские вовсе не считали себя побежденными. Британский представитель в России генерал Нокс решил узнать их настроения, спросил первого встречного солдата, что он думает по поводу такого поражения? Тот отшутился: «А чего? Если надо, будем отступать до Урала. Но и от преследующих армий тогда останется один немец и один австриец. Австрийца, как водится, возьмем в плен, а немца убьем». С чувством юмора у Нокса было туговато, он в ужасе доложил в Лондон, что союзники готовы отступать до Урала. Немцы оценивали наших предков более объективно, на своей шкуре испробовали. Мемуары их военачальников пестрят выражениями «упорство», «воля», «отчаянная решимость» «все более сильное сопротивление» русских. Фалькенгайн округло подводил итог: «Операции не достигли вполне своей цели». Гинденбург сформулировал точнее: «Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении».

41. Балтика и Волынь

После того, как немцы захватили Либаву, их флот получил базу на русском берегу, стал действовать гораздо активнее. В море гремели бои. Германская подводная лодка U-26, уже имеющая на счету крейсер «Паллада», потопила минный заградитель «Енисей». А начальник связи Балтфлота контр-адмирал Непенин увлеченно экспериментировал с техническими новинками и впервые применил радионаведение. Запеленговал отряд вражеских кораблей и навел на него наши крейсера. 2 июля они перехватили врага у о. Готланд, вывели из строя минный заградитель и повредили 2 германских крейсера, они сбежали с поля боя.

В августе Гинденбург и Людендорф планировали наступление не только в Литве, но и на Ригу. Взять ее рассчитывали примерно так же, как Либаву. Немецкий флот накроет берег огнем, высадит десанты. Легкие корабли войдут в устье Двины (Даугавы), к самому городу. А с суши можно направить небольшую подвижную группировку, не отвлекать войска с главных направлений. При такой атаке с моря Рига никуда не денется, ее возьмут одним броском. Огромная эскадра двинулась к цели. Но достичь ее оказалось не так-то просто. На входе в Рижский залив она наткнулась на минные заграждения, понаставленные Колчаком. Начали тралить проходы, а наши моряки всячески мешали. Обстреливали тральщики, бомбили с гидропланов, атаковали подводными лодками. Не уставали добавлять новые мины под носом у врага, на только что очищенных местах.

Погибали германские миноносцы, тральщики, тонули транспорты. Несколько крейсеров подорвались, их отбуксировали на базу. Когда немцы проходили по протраленным фарватерам, их встречали корабли Балтфлота. 16 августа старенький броненосец «Слава» дерзко вступил в бой с двумя линкорами. Орудий у них было в 5 раз больше. Но они решили вообще не рисковать. Дальность огня у них была тоже больше, попытались расстрелять русский корабль, а самим оставаться вне досягаемости его пушек. Тогда команда «Славы» затопила отсеки одного борта. Броненосец накренился, угол подъема орудий увеличился. Линкоры получили несколько попаданий и предпочли убраться. 17 августа эсминец «Новик» схлестнулся с новейшими германскими эсминцами V-99 и V-100. Одного загнал на минное поле, он подорвался и затонул. Другой скрылся, исковерканный снарядами.

Наконец, вся вражеская эскадра влезла в залив. Но пока ее задерживали, под Ригу успели перебросить значительные подкрепления. 17 августа Северо-Западный фронт был разделен на два, Северный и Западный. Главнокомандующим Северного стал Рузский, ему подчинялись 3 армии — 6-я прикрывала побережье, 12-я Ригу, а 5-я оборонялась восточнее до стыка с Западным фронтом Алексеева. Атаковать берег германский флот уже не смог, на важнейших участках выставили батареи. Зато в ограниченном пространстве залива негде было укрыться от русских субмарин, а отряд Колчака продолжал ставить мины в самых неожиданных местах. Опять погибали корабли. Эскадра потопталась на месте и 22 августа во избежание дальнейших потерь покинула Рижский залив. Из-за этого пришлось отменить наступление с суши. Тирпиц писал, что в «Рижской экспедиции… мы и вправду потерпели фиаско и понесли чувствительные потери без всякой пользы». Кайзер выразился более откровенно: «Мы совершили прыжок в воздух, а русские одержали большую морскую победу».