Сахар и золото - Эмма Скотт

или на огни на День независимости…

– Выдумщик, – рассмеялась я.

Он поднял правую руку.

– Богом клянусь…

– Ты хочешь сказать, что мои оргазмы – это фейерверк в буквальном смысле? Как иногда показывают в пошлых фильмах?

– Я не говорил фейерверк, но хороший пример для сравнения. – Ник провел пальцами по моей спине. – Мне придется постараться.

Я недоверчиво покосилась на него, а потом рассмеялась.

– Тебе повезло, что ты такой милый.

Я снова устроилась у него на груди.

– На портрете, который ты нарисовал, было много розового, – произнесла я. – Мне он понравился. Знаешь, он выглядит… честным. Как будто посмотрев в зеркало, я увидела больше, чем просто свое отражение. Ты продолжишь рисовать?

– Не знаю, – ответил Ник. – Пока не встретил тебя, я считал, что покончил с этим. Тот набросок на салфетке первый с тех пор, как я покинул больницу.

– А раньше ты рисовал? В детстве?

В тусклом свете единственной зажженной лампы я заметила, как потемнел его взгляд.

– Да. Рисование помогало мне справиться с провидением.

Нащупав его ладонь, я поднесла ее к губам.

– Когда это началось?

– Когда я был совсем маленьким. С незапамятных времен. Однако я помню, как рассказал об этом родителям лет в восемь. Отец решил, будто я валяю дурака и что у меня появился воображаемый друг.

– А мама?

– Сначала она не возражала. Тоже считала, что у меня разыгралось воображение, пока несколько лет спустя отец не начал поднимать на нее руку. Когда она целовала меня на ночь, я спрашивал то, что видел. Вот тогда мама испугалась. Сказала, что внутри меня нечистая сила. Через несколько лет нас бросил отец. Напоследок он заявил, что я больной на голову, а мать потворствовала моим выдумкам, усугубляя ситуацию. Отец сообщил, что это я заставил его уйти.

Мое сердце разрывалось от боли за Ника.

– А потом она отправила тебя в больницу? – тихо спросила я.

Ник кивнул.

– Все, что я сказал тебе в тот день на пляже, правда, – продолжил он. – Врачи диагностировали тяжелую форму клаустрофобии, агорафобии со зрительными и слуховыми галлюцинациями. В этой второсортной больнице главный врач понятия не имел, что со мной делать. К тому же то, что я рассказывал ему о нем же, не особо этому врачу нравилось. Довольно часто.

– Они использовали электрошоковую терапию.

– От нее не было толку, разве что я оказался напуган и начал страдать от головных болей. – Его глаза потемнели. – Такой метод выжег мое желание рисовать.

– Ты невероятно талантлив, – уверила я. – Надеюсь, когда-нибудь ты возьмешься за кисть.

Ник слабо улыбнулся и переплел наши пальцы.

– Возможно.

– Расскажи мне остальное, – попросила я. – О том, что произошло после вечеринки у Нейта и Гриффа.

Ник поведал мне все. О смерти его матери в Сент-Луисе. О поспешном возвращении в Гарден-Сити, где узнал о случившемся со мной несчастье. О поездке в Уитуорт, чтобы увидеть меня. А затем о мучительной и бесцельной гонке на юг.

Он говорил, а я прикрыла веки и слушала. Судя по всему, у меня разыгралось воображение, поскольку я отчетливо видела, как молодая женщина и маленький мальчик танцуют среди разбрызгивателей. Видела стоявшего в пустой квартире Ника, пытающегося справиться с потрясением и паникой от новости, что я попала в тюрьму. Я чувствовала безнадежное отчаяние, когда он ехал на юг до тех пор, пока во время сильного дождя у мотоцикла не закончился бензин на извилистой лесной дороге.

– Ты решишь, что следующая часть бред сумасшедшего, – предупредил Ник.

– Тут все безумие. Зачем останавливаться? – хмыкнула я, ткнув его в бок.

Ник рассказал мне о бедной лани и о том, как прекратил ее страдания. О том, как пил с парнем по имени Эван, который видит будущее во сне.

– Ему снится будущее? – удивилась я.

Ник кивнул.

– Звучало как бред, но в итоге Эван оказался во всем прав.

– Магия, – протянула я. – Все-таки в мире есть магия.

– Да, думаю, есть, – согласился он, поглаживая меня теплыми пальцами.

Ник продолжил. О том, как Эван объяснил, что Марго – ключ к моей свободе. О поездке в Майами-Бич. И о том, как используя провидение, дотянулся до Марго и поговорил с ней.

– Сочувствие, – прошептала я. – Ты понял ее, и поэтому Марго тебе доверилась.

– Марго приблизилась к грани, – тихо произнес Ник. – Даже не так. Остановилась на самом краю. Она бросилась под твою машину, Фиона. Единственная причина, почему Марго осталась жива – это то, что ты очень аккуратно водишь.

Я кивнула, ощущая, как глаза наполняются слезами.

– Грифф говорил мне примерно то же самое. Уверял, что я не сумела бы избежать аварии. Но я все равно чувствую себя ужасно.

– Марго попросила передать тебе, что сожалеет. И извиниться за то, что ты попала в тюрьму.

Я провела пальцем по татуировке в виде пробивающейся сквозь облака луны под правой грудью Ника.

– Если бы я не попала в тюрьму, то не встретилась бы со Стивом. Он так долго был моим кошмаром. Но когда села и поговорила с ним лицом к лицу, мне стало очевидно, что он ничего из себя не представляет. Мой страх в течение нескольких лет питался сам по себе… – Я слабо улыбнулась. – А хочешь услышать кое-что странное?

– Зачем останавливаться? – хмыкнул Ник.

– Ты упоминал, что в ту ночь, когда у мотоцикла закончился бензин, шел дождь?

– Да.

– И на обочине что-то лежало. Темная фигура…

– Лань, – подсказал Ник. – Несколькими часами ранее ее сбила машина.

– Я видела это, – призналась я. – Эван… подъехал к тебе в темноте. Я помню свет фар на фоне дождя…

– Когда?

– Мне это снилось.

– Серьезно?

Ник резко распахнул глаза, а потом моргнул, когда ему в голову пришла какая-то мысль.

– И не единожды, – продолжила я. – Однако это все, что я могу вспомнить.

– Тебе снился вещий сон.

– Интересно, почему.

Ник потянулся и поудобнее устроился на подушках.

– По мнению Эвана, наши с ним способности – это что-то вроде подключения к энергии Вселенной. – Он сонно улыбнулся. – Может, и ты тоже умеешь.

– Возможно, но как? Почему я?

Он потянулся ко мне и, подтащив ближе, прижал к своей груди.

– Ты тоже часть этого, детка. – Ник смежил веки, и я подумала, что заснул, но он внезапно заговорил. – Когда я убил лань, избавляя от страданий, Эван над ее телом прочитал молитву на языке племени навахо. Коренные американцы использовали ее, когда охотились. Так они благодарили животное, ведь оно отдало жизнь, чтобы они могли выжить. Эван перевел ее как «благодарность не выразить одним лишь «спасибо». Однако мы не охотились. Не употребили животное в пищу. Тогда я не понимал, почему Эван произнес ту