Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом кузен рисовал плечистую Минерву и дородную Юнону, для чего привозили ещё баб. Василиса хоть и тосковала, но терпела. Однако, когда художник добрался до Дианы-охотницы, стало обидно.
Сия богиня — девка поджарая, телом не гораздая, и крестьянку доставили такую же: тощую, длинноногую, ничем не лучше Василисы. Она к тому же бестолковая была. Всё не встанет, как надо, да не приучится, чтоб носом не шмыгать. Петенька с ней прямо извёлся.
И пришла тут княжне в голову мысль, или вернее идея, ибо мысль, она всякой бывает, в то числе и дурной, идея же сиречь умственное озарение.
Когда Петя за какой-то надобностью отлучился, Василиса покинула укрытие, из которого подглядывала, и вошла.
Вроде бы захотела помочь девке — показать, как нужно встать, чтоб Петру Автономовичу потрафить. Та рада совету, ибо тоже измучилась. Отдала и платье богинино, и лук с колчаном, и прочее.
Княжна быстро переоделась во всё это, встала на помост: левая рука заведена за спину, стрелу доставать, одна нога на цыпочках, шея гордо повёрнута. А сама уже чувствует: в дверях он, смотрит.
Василиса будто и не замечает, только покраснела немножко. Ведь из одежды на ней лишь туника выше коленок да сандальи — два ремешка, а руки голые, и подмышку, чего девы кавалерам не показывают, всю видно.
Петруша попросил не шевелиться. Обошёл кругом и впервые смотрел не как через стекло, а живыми глазами. Словно только сейчас по-настоящему увидел.
Она боялась шелохнуться. Только сердце, которому замереть не прикажешь, отчаянно колотилось.
Позировать оказалось трудно. По нескольку часов кряду приходилось стоять без движения, потому что Петруша, когда картины писал, о времени не думал. Начинали на рассвете — ему нужно было обязательно поймать, когда розовый луч восходящего солнца коснётся богининого плеча, а луч всё ускользал, или облако некстати наползало. Тогда художник сердился, бросал кисть. Снова поднимал, малевал без луча — и оставался недоволен. Назавтра начинали ловить зарю сызнова.
Но Василиса не тяготилась, всё терпеливо сносила. Был там некий миг, самый желанный, когда Петруша по её плечу смоченной рукой проводил — чтоб отблеск Авроры пламенней отсвечивал. Рука была холодная, но Василисе казалась обжигающей.
А беседовали мало и о пустяках. Очень её обижало, что Петя ей всё «вы» да «вы» говорил.
Зато как же он хорошел во время работы! Словно некий волшебник дотрагивался до Петруши и превращал ледяную фигуру в сказочного королевича. Чудесные Петрушины глаза светились сиреневыми огоньками, волосы поблескивали в солнечном свете.
«Петушок — золотой гребешок», — думала тающая Василиса.
Красой его она, понятно, увлечь не могла. Однако есть ведь женщины, кто подбирают ключ к мужскому сердцу умом и увлекательной беседой.
Пробовала, и не раз. Вечером прочтёт про что-нибудь в книге или в «Ведомостях», а наутро пересказывает. Однако про войну, про увеселения его царского величества, про иностранные оказии Петя слушал безразлично. И угадать, о чем разговор завяжется, а о чём нет, с ним было невозможно. Как-то раз, по случайности, Василиса заговорила об италианском художнике Михеле Ангеле, про которого в книге написано, что мастер он был преискусный, но и злодей, каких мало. Якобы, желая получше изваять из камня умирающего раба, подсыпал яду своему холопу и жадно глядел, как тот издыхает.
Казалось бы, глупая сказка и небывальщина, но Петя слушал с волнением, даже кисть отставил.
Ободрённая успехом, Василиса пошутила. Хорошо-де, что пишешь не Диану, пронзённу стрелой, не то, пожалуй, проткнул бы меня.
А он вдруг взял и сощурился, словно представлял себе, как это будет: лежит она, сражённая стрелой, стонет, из раны алая кровь течёт…
И точно, проткнул бы, поняла Василиса. Лук с колчаном отшвырнула, выбежала вон.
Он бросился догонять, прощенья просил и брал её за руку, нежно.
Вернулась, конечно. И после не упускала случая чем-нибудь ещё оскорбиться. Ах, как сладко было видеть его просящим!
Нынче, в саду, опять поругались. И тут уж она обиделась не притворно, а по-настоящему.
Вчера Петруша сказал, что будет цветы писать, это «натура-морта» называется.
Она, дура, встала ни свет ни заря, набрала букет из самых пышных роз, которые сама же и высадила.
Спускается он в беседку со своим складным ящиком, а эта красота его уже ждёт, в кристальный кубок поставленная.
Думала, восхитится, похвалит. А он переносицу сморщил, розы вон выкинул, кубок велел унести. Давайте мне, говорит, васильки, колокольчик, Иван-да-Марью — разный сорняк, какой Василиса в дядином саду давно уж повывела.
Вспылила она, ни в чём не повинный кристаль расколотила о землю, ушла из беседки вон.
Потом добранивались в аллее. Он никак не мог взять в толк, за что она взъелась, огрызался, потом заскучал…
В это время слуга сказал, что пожаловал гость, господин гвардии прапорщик Алексей Попов — ожидать боярина — и спрашивает, примет барышня иль нет.
— Приму! — сказала Василиса. — Веди в дом, я скоро.
Стало ей зло, куражно. Пускай Петрушка не думает, что на нём свет сошёлся. Есть и другие кавалеры, не ему чета, ведающие истинно галантное обхождение и готовые ради Василисы Милославской в огонь и в воду.
* * *С Поповым этим до сего дня она разговаривала всего однажды, недели две назад, когда он по какому-то делу приходил к дяде. Мужчина собой изрядный, обходительный, всё жёг глазами — как было такого не запомнить?
Тем паче, что на следующий день невесть от кого принесли букет со смыслом: алая роза, вкруг неё белые, а стебли обёрнуты чёрною лентой. Согласно галантной науке букет означал: «Вы жестоко ранили моё сердце безнадежной страстью».
Было лестно, приятно, а главное любопытно — от кого бы это? Сколь ни ломала голову, не придумала. Но в неведении пребывала недолго.
Тогда же — в воскресенье было — пошла с Петрушей, как положено, в ближнюю церковь, стоять обедню. Вдруг чувствует на себе чей-то взгляд, неотступный. Посмотрела — офицер у стены, в плащ замотанный. Так глазами её и ест. Узнала Попова.
Он приложил к губам персты, послал в ее сторону эфирное лобзанье и глаза кверху закатил.
Василиса прошептала кузену: «Смотри, какой кавалер пригожий. И всё смотрит на меня. Что ему от меня надо бы? Я чай, не тот ли это, что к дяде давеча заходил?»
Не столь она была глупа, чтоб не понять, чего офицеру от неё нужно, но хотелось, чтоб Петруша тоже сие понял. А он, чурбан, плечом только качнул. На церковной службе Петя никогда на священника не смотрел, лба не крестил. Всегда пялился на одну и ту же икону, Одигитрию. Краски на ней были какие-то необыкновенные, он объяснял.
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Огненный всадник - Михаил Голденков - Исторические приключения
- Ларец Самозванца - Денис Субботин - Исторические приключения
- Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии - Олег Рясков - Исторические приключения
- Ассирийцы. Покорители народов - Йорген Лессеэ - Исторические приключения / История
- Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка - Роман Евлоев - Путешествия и география / Исторические приключения
- Проект "Забыть Чингисхана" (СИ) - Галина Емельянова - Исторические приключения
- ДАртаньян в Бастилии - Николай Харин - Исторические приключения
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения
- Золотая роза с красным рубином - Сергей Городников - Исторические приключения